На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)
Шрифт:
В то же время для того, чтобы сохранить институт в это наступающее тяжелое время, надо было предпринимать экстраординарные шаги. А после того, как МИНТОП по окончании срока контракта не утвердил Е.Ф. Безматерных на новый срок за его строптивость и назначил директором Б.К. Остистого, институт фактически был обречен. Дальнейшее бездарное руководство В.А. Слипченко быстро привело эту организацию к полной деградации, и вскоре там не осталось ни одного сколько-нибудь стоящего специалиста.
Отдельного внимания заслуживает громкая история с созданием в первой половине 90-х годов акционерного общества «Росшельф».
Всем известное уникальное Штокмановское газоконденсатное месторождение на шельфе Баренцева моря уже несколько лет к тому времени было предметом всевозможных спекуляций с потенциальными иностранными партнерами. Был создан некий консорциум «Арктическая звезда», куда вошли ведущие зарубежные добывающие компании, скупившие у наших организаций всю имеющуюся информацию о месторождении и возлагавшие надежды на свое выгодное участие в проекте. Совсем запутавшееся тогда наше российское правительство, чтобы начать все с чистого листа, придумало создать новую закрытую акционерную
Посетил академик тогда и нашу лабораторию и был, похоже, немало удивлен, что в такой провинциальной глуши ребята на слабеньком 386-м компьютере показывают трехмерные сейсмические кубы с приемлемой скоростью, программируют нейросети и другие всевозможные новинки, о которых геофизический мир широко узнает лишь через несколько лет. Все программы были сделаны нашими руками, а экспресс-визуализация конкретно – Сашей Токаревым. Никаких зарубежных специализированных программных пакетов у нас тогда еще не было, да и во всей стране их были единицы и то с ограниченными возможностями. Это было похоже на известный в то время анекдот, в котором русские с помощью лома, кувалды и «какой-то матери» запускали в сибирской глуши межконтинентальную ракету, поражавшую цель с первой попытки. Академик дал команду сопровождавшему его тогда референту Яснову: «Запиши, надо их отправить посмотреть современные графические возможности в Сан-Диего». Яснов сделал пометку, но в Сан-Диего нас потом никто так и не позвал.
На первой же конференции, организованной в Мурманске АО «Росшельф» в присутствии высокого начальства, каждая организация стала «тащить одеяло на себя», предвкушая финансовые вливания в техническое перевооружение и получение заказов на выполнение работ. Наш институт тут же лишился форы, во многом благодаря тому, что Иван Агаджанян, имевший тогда влияние на члена правления «Газпрома» Б.А. Никитина, нашептал ему о НИИМоргеофизике много нелестного. Иван специалист-то был никакой, чтобы разобраться в чем-то конкретном. Он просто честно оказывал протекционизм другим организациям. И открывшийся было для института шанс на выживание был тут же потерян. Дальше год от года ситуация только ухудшалась.
А что же стало с «Росшельфом»? А то же самое, что и со многими другими детищами академика: истратив огромное количество денег, «Росшельф» попросту лопнул, как очередной мыльный пузырь, и сейчас формально существует, владея лишь маленьким участком трубопровода в Краснодарском крае. Спустя почти 15 лет не построена платформа на Северо-Двинском заводе, и вообще не сделано ничего заслуживающего внимания. Только постоянное переписывание бумаг и проектов да смена потенциальных иностранных партнеров. А то, что было самым ценным для технологического рывка российской промышленности – время – безвозвратно упущено. Лицензии на право разработки месторождений Штокмановское и Приразломное переданы компании «Севморнефтегаз», принадлежащей «Газпрому».
Мое негативное отношение к вопросам руководства академической наукой в России, где многие годы самой влиятельной фигурой был академик, сформировалось задолго до этого, а отрицательный для страны результат каждого следующего деяния лишь убеждал меня в своей правоте.
Вначале я непосредственно столкнулся с опустошительной для бюджета СССР практической реализацией его идеи на Кольском полуострове. В эру своей научной состоятельности академик был одним из инициаторов строительства и использования магнитогидродинамических (МГД) генераторов. Идея была с точки зрения физики красивая, а вот с ее практическим использованием пока были проблемы. Увлекаясь геофизикой в качестве хобби, он с радостью воспринял идею использовать МГД-генератор в качестве источника мощного электромагнитного сигнала, с помощью которого можно изучать геоэлектрические свойства земной коры и верхней мантии. Бесспорно, академической науке все интересно, но цена вопроса и несомненность практической пользы для экономики страны в данном деле должны быть превалирующими факторами. А что мы получили? Объективная неоднозначность и некорректность обратной задачи геоэлектрики не позволили сколько-нибудь достоверно локализовать в пространстве геоэлектрические аномалии. А даже если предположить, что это удалось сделать на 100 % достоверно (такого объективно быть не может!), то что из того, что где-то на глубине 30–50 км обнаружена проводящая или, наоборот, плохо проводящая зона? Да ничего. Если бы на это были потрачены средства в объеме содержания двух-трех полевых отрядов, то это нормально: человечество ведь должно стремиться к познанию мира. Но здесь-то совсем не тот случай, а дорогостоящий масштабный государственный проект. Из бюджета были истрачены фантастические средства на строительство установки на полуострове Рыбачий, а потом и на содержание в течение нескольких лет серьезного контингента военнослужащих, обслуживающих этот объект. Все это вместе сопоставимо с годовыми бюджетами нескольких среднероссийских городов или с серьезной социальной программой нескольких крупных регионов. А сколько стоили регулярные «холодные» или «горячие» пуски установки, когда сжигаются многие тонны дорогостоящего «пороха», чтобы создать в морской воде вокруг полуострова электрический ток в десятки тысяч ампер? А
разве допускали туда независимых экологов, чтобы те посмотрели, что при этом происходит с ихтиофауной, и считал ли кто потом этот ущерб?Как обычно в то время, эта проблема, вероятно, имела и оборонный аспект, и грамотному физику понятно, какой именно. Иначе такие средства на чистую науку вряд ли выделялись бы. Однако, кто более или менее соображает в данной области, поймет, что закрытая научно-исследовательская часть была обречена на неудовлетворительный результат.
А что происходило в тяжелые дни после чернобыльской катастрофы? Академик бравировал на пресс-конференции перед телеоператорами: «Товарищи, не драматизируйте ситуацию. Смотрите, я там был, получил дозу радиации, и вот я перед вами, и ничего». Да, конечно, академик получил некоторую допустимую дозу. Но потом вокруг него порхали лучшие доктора страны в лучших санаториях и поликлиниках Союза. А сотни и тысячи людей, лишенных этой возможности, медленно и мучительно умирали. Поскольку среди них были и близкие мне люди, я никак не могу простить академику этой клоунады перед телекамерами.
Мне многие говорят: «Что ты так взъелся на академика? Он, в принципе, неплохой и компанейский мужик и не зазнается особо». Да, для товарища по застолью он вполне добродушен и незлобив и, а принципе, неплохой человек. Но разве этого достаточно? Он же фактически руководил всей наукой Союза и России, а не просто произносил тосты за столом.
А в развале российской науки в тяжелый для страны период разве нет его вины? Или академик оправдывает себя тем, что так складывались обстоятельства, и он не мог преодолеть сопротивление системы? А кто же тогда смог бы, если все нити управления вопросами науки и передовых технологий находились в его руках? Надо было найти или вырастить того, кто был в состоянии это сделать, передать ему эти рычаги и всячески помогать своим авторитетом. Увы, академик этого не сделал. Он сам был частью этой системы, которая привела всю нашу науку в полный упадок.
Так что история с «Росшельфом» – только эпизод в этой бесконечной череде дорогостоящих для страны ошибок.
Все же следует хотя бы несколько слов сказать о моей общественной работе в тот период. Ведь мой переезд в Мурманск был во многом спровоцирован полученной премией обкома комсомола в области науки и техники, Я действительно возглавил областной совет молодых ученых и специалистов примерно на три года. По большому счету вспомнить кроме многочисленных заорганизованных заседаний и летучек нечего. Основную работу в этом направлении планировали и организовывали инструкторы отдела рабочей молодежи обкома ВЛКСМ (в последний год это был Владимир Шемякин), а меня преимущественно использовали в качестве «свадебного генерала» на обязательных мероприятиях. Такой расклад меня вполне устраивал. Это коренным образом отличалось от общественной работы в качестве секретаря комсомольской организации института в Апатитах. Да и содержание работы, касающееся преимущественно различных мероприятий и кампаний в рамках системы ИТТМ (научно-техническое творчество молодежи), создавало ощущение хотя бы минимальной полезности этой деятельности. Изредка выезжал в краткие командировки по области для оказания помощи советам молодых специалистов на предприятиях, а также для своеобразных инспекций в районные и городские советы молодых ученых и специалистов.
С началом перестройки система НТТМ стала первой ласточкой в преддверии кооперативного движения, которое начало разворачиваться примерно год спустя. Здесь впервые разрешили формировать временные творческие коллективы молодых специалистов различных предприятий для решения каких-либо производственных задач. Это явилось реальным рычагом для легального дополнительного заработка молодым сотрудникам, которые что-то полезное могли делать самостоятельно. При этом предприятие, заключавшее договор с временным творческим коллективом в рамках этой системы, не затрагивало свой собственный фонд оплаты труда, в то время еще строго нормируемый и контролируемый сверху. Нам удалось весьма успешно одними из первых стартовать в этом новом деле.
К тому моменту я попытался завершить эту свою общественную деятельность на посту председателя Областного совета молодых ученых и специалистов. Мне предложили подыскать подходящую замену: молодого парня до 30 лет и, желательно, кандидата наук. Подходящий парень был – это Коля Дорофеев, очень толковый специалист из моих бывших студентов по крымской практике, работавший старшим инженером в МАГЭ. А вот с ученой степенью пока были проблемы. Но, тем не менее, Коля им подошел. Я таким образом освободился от довольно хлопотной общественной работы, а для Коли наступил звездный час, фактически определивший всю его дальнейшую жизнь. Дело в том, что к тому времени перестройка уже раскручивалась, и первыми ее плодами могли воспользоваться как раз комсомольские структуры при обкомах и горкомах, которым первым было разрешено под эгидой той же, но уже модифицированной и более либеральной системы НТТМ фактически заняться коммерческой деятельностью. И почти все они начали с посреднических операций по торговле персональными компьютерами, которые только-только начали входить в обиход на некоторых предприятиях, В Мурманске такое подразделение стало функционировать под названием «Элекс» в единой цепочке с московскими поставщиками. В результате этим структурам при комсомоле благодаря более выгодным стартовым условиям удалось предвосхитить начинающийся компьютерный бум и таким образом скопить хороший стартовый капитал для дальнейшего бизнеса. Коля Дорофеев, благодаря своей общественной должности председателя областного совета молодых ученых и специалистов, а также хорошей коммерческой жилке, оказался во главе этого мероприятия и стартовал в большой бизнес, которым до сих пор весьма успешно занимается в своей системе «Юнит». Вскоре после хорошего разворота дел в Мурманске он переехал в Москву и продолжил эту деятельность уже на более высоком уровне. Немного жалко, что в нем пропал очень хороший геофизик, ну да что теперь поделаешь? Получается, что невольно я сам этому поспособствовал, порекомендовав Николая на свое место накануне больших перемен в государстве. Думаю, он сам ни в коей мере об этом не жалеет. Теперь он, будучи «владельцем заводов и пароходов», отчасти возвратился в том числе и в геофизический бизнес, купив специализированное судно, выполняющее сейсморазведочные работы по заказам различных компаний.