На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)
Шрифт:
– Лейтенант Ампилов, выполнить задачу силами отделения.
– Есть.
Мы, шестеро мужчин, стали выполнять задачу: подбирать бревна равного диаметра и перекрывать ими неглубокий кювет слева от дороги примерно так, как нас учил подполковник Гавриш. Часа через полтора настил был готов. Водитель нашей «Скании» включил первую передачу и самым малым ходом по скользким бревнам стал по краю дороги и перекрытому нами кювету объезжать препятствие. Все наши туристы вышли из автобуса и наблюдали за маневром со стороны. В один из моментов, когда ведущее заднее колесо при пробуксовке захватило бревно в колесную арку, погнув обшивку, казалось, что мы действительно теперь застрянем здесь на все три дня. Но после нескольких попыток и подкладывания еловых веток под ведущие колеса препятствие было преодолено, и наш немного пострадавший при этом автобус стоял на чистой обледеневшей дороге. Путь до Мурманска был открыт. Дальше по такой дороге можно было ехать лишь на малой скорости, и мы прибыли домой под утро.
Люся потом еще раз возила по этому маршруту своих учеников из компьютерного кружка, но уже без дорожных приключений. А я в следующий раз посетил эти места уже весной в мае 95-го вместе с моим коллегой по работе Эдуардом Шипиловым.
На ночь в Рованиеми мы с Эдиком остановились в той же самой частной недорогой гостинице «Аакенус», где мы с супругой и детьми были двумя годами раньше. Мы предварительно забронировали ее, еще находясь в Мурманске.
Наутро прямо из гостиницы нас на автомобиле забрал менеджер автомобильного салона, который принимал у нас заказ в Мурманске месяцем раньше. Привез в салон, показал две новенькие девятки и после нашего одобрения начал оформлять покупку. Это заняло совсем не много времени, и уже через час мы были готовы к обратной дороге в Мурманск. При этом, правда, пришлось поторговаться с продавцом, чтобы он заполнил нам полный бак, что должно было входить в стоимость. После того, как он получил от нас презент в виде бутылки водки, это было сделано без проволочек. На российской стороне нас ждали традиционные проблемы с дефицитом бензина, поэтому на 500 км пути надо было подстраховаться, тем более, что от финской границы до поселка Верхнетуломский, где находилась первая наша российская заправка, было сотни полторы километров. К тому же на ней запросто могло и не быть бензина. Непосредственно перед границей, проехав полпути, мы залили еще литров по двадцать по жутким европейским ценам – на всякий случай.
С большой неуверенностью и опаской мы двинулись назад, держа дистанцию между собой не более 100 м. Пока двигались по Финляндии, было боязно за автомобиль: вдруг что-то выйдет из строя, все же сборка наша, хоть и экспортная. Что мы тогда будем делать? А когда пересекли границу и ехали по грунтовке по безлюдным лесам, где на сотни километров не было ни одного поселения, в памяти возникали сводки криминальных российских новостей начала и середины 90-х, когда бесследно пропадали владельцы автомобилей. Но все обошлось. Лишь километров за сорок до Мурманска я запаниковал. Стрелка бензобака показывала ноль, но автомобиль исправно двигался. Я был уверен, что на грунтовке камнем пробило бак и бензин вытек. Ничего не оставалось делать, как ехать дальше, до полной остановки. Так и добрались до конца. Потом оказалось, что внутри бензобака отвалился поплавок датчика бензина. Все же, как ни крути, это был российский автомобиль, хоть и экспортный. Правда, в последующие пять лет он служил мне исправно и не доставлял много хлопот, а когда начал капризничать по мелочам, я его продал уже в Москве.
Что запомнилось в той поездке, так это разница в животном мире по разные стороны от границы, которая просто поражала. Почему здесь, в Финляндии, по дорогам, не боясь людей и машин, свободно бродят сотни и тысячи оленей, а всего через несколько километров, за колючей проволокой на нашей стороне, не встретишь ни одного? Что, даже эти животины сторонятся русских? Неужели мы такие дикие, что нас боятся не только европейцы, но и их «зверюки»? Вы знаете, как ни печально это признать, видимо, да. Мы, по большому счету, дикари, хоть и «пыжимся» себя оправдать своеобразием русского пути и русского предназначения в качестве культурного «моста» между Европой и Азией. Попробуйте объяснить это оленям, которых с нашей стороны мы давно всех уничтожили в этих местах. А леса, в которых эти олени могли бы привольно гулять, мы нещадно вырубали и продавали десятилетиями тем же «отсталым» финнам, основной бизнес которых состоял в переработке этой древесины в качественную бумагу с последующей ее продажей втридорога нам самим. При этом они умудрились сохранить в неприкосновенности свои собственные леса, в то время как в нашей родной Карелии и на юге Кольского полуострова вырублен самый качественный лес и широкие незарастающие просеки, словно незаживающие раны, тянутся сквозь тайгу на многие сотни километров.
В этой связи вспоминается еще один случай, рассказанный Александром Макаренко – мужем Светланы – сводной сестры моей жены. Он давно служит офицером в одной из приграничных частей на Кольском севере. Как-то в воинской части они завели себе корову, чтобы хоть иногда иметь свежее молоко для солдат, которых в условиях Заполярья сильно не баловали разнообразием рациона. Однако позаботиться о ее кормежке было проблематично: отходы с солдатской кухни не слишком подходили для желудка жвачного травоядного, а накосить достаточно травы в короткое северное лето на склонах скалистых сопок солдатикам не удавалось. Подножный тундровый ягель хорошо подходит оленям, но никак не коровам. Отощавшее животное, на котором оставались кожа да кости, каким-то внутренним чутьем смекнуло, что на «той стороне» сдохнуть не дадут, и в очередной выпас направилось в поисках пропитания на запад по почти голым сопкам, поросшим лишь мелкими кустарниками да лишайниками. Каким-то немыслимым образом она преодолела заграждения и оказалась на стороне потенциального в то время противника из блока НАТО – у норвежцев. Несколько недель о ней не слышали, да и шума не поднимали, чтобы не досталось от начальства: ведь «служила» она в части нелегально. Однако через месяц, когда история стала забываться, норвежцы неожиданно предложили нашим
пограничникам забрать свою собственность. Бог ты мой, буренку было не узнать! Она изрядно поправилась, похорошела, и перспектива «депортации» на родину ее явно огорчала. Понуро повесив голову, она, «пройдя пограничный контроль» и жалобно промычав на прощание своим благодетелям и помахав им хвостом, нехотя поплелась в родные пенаты. Сердобольные норвежские служаки на свое солдатское жалование купили ей в дорогу в складчину полторы тонны комбинированного прессованного корма, доставили на границу и проинструктировали наших насчет правильной кормежки.Вот так-то, дорогие соотечественники. Вправе ли мы себя называть великим народом? Давайте подумаем на досуге.
Как я уже писал в первой части книги в истории «Мурманская закалка», в тяжелый для геологии период начала 90-х годов неожиданная поддержка пришла со стороны норвежского отделения крупнейшей транснациональной компании «Shell», специалисты которой заинтересовались нашей методикой группового анализа сейсмических атрибутов. Они поручили нам выполнить такие расчеты по сейсмическим материалам на поднятии Лоппа в норвежской части Баренцева моря. Благодаря этим заказам мы вполне сносно пережили трудные времена. Норвежцы узнали о нас благодаря моему докладу на одной из международных конференций. Первоначально делегация Norske Shell побывала у нас в Мурманске, чтобы более детально познакомиться с нашими возможностями. Руководителем группы норвежских специалистов был американец Бен Боулин. Он честно признавался, что жить в Норвегии ему намного комфортнее, чем в США, и потому он будет работать здесь с удовольствием до очередной ротации кадров, которая в крупных фирмах происходит примерно раз в пять лет. Хороших специалистов при этом не увольняют, а перемещают в другие филиалы компании, которые разбросаны по всему миру. Судя по всему, это неплохой прием, позволяющий человеку набирать профессиональный опыт и постоянно быть в форме. Другим ведущим специалистом в этой группе был голландец Франк Зайп.
Тогда мне приходилось почти каждый месяц летать из Мурманска на самый юг Норвегии в Ставангер, чтобы сдавать промежуточные результаты и получать новую порцию исходных данных. Они были вполне довольны нашими результатами. Но сейчас речь не об этом. Мне запомнился один из дней, когда, вылетев из Мурманска в понедельник, пришлось сменить в пути пять самолетов, пока я достиг Ставангера. Вместо кратчайшего пути вдоль побережья Норвегии, который был возможен лишь раз в неделю по четвергам, пришлось лететь весьма запутанным маршрутом. Перелеты всегда оплачивались норвежской стороной и не включались в стоимость договора. Билеты также заказывались ими. Мне надлежало лишь явиться с паспортом в международную авиакассу в Мурманске и забрать билет.
Рано утром я вылетел из Мурманска в Москву и через два часа благополучно приземлился в аэропорту «Шереметьево». До следующего рейса было несколько часов, и я быстренько заскочил в Москву сделать попутно несколько неотложных дел. Следующий полет до Хельсинки занял немногим более полутора часов, но промежуток времени между прибытием и следующим рейсом до Стокгольма был всего лишь 35 минут. Я лихорадочно обшаривал глазами всевозможные табло, разыскивая выход на посадку на свой следующий рейс. Наконец это мне удалось, и я среди последних пассажиров заскочил в самолет. В Стокгольме у меня тоже было лишь полчаса между рейсами, однако разыскать нужный выход было сложнее, поскольку аэропорт оказался очень большим. Сделать это пешком было невозможно. Между выходами с интервалом пять минут шли специальные автобусы. Сориентироваться следовало очень оперативно, чтобы правильно и вовремя оказаться в нужном месте в столь короткий промежуток времени. Действовал быстро, как на автопилоте, и в последний момент мне удалось быть в своем самолете, вылетающем по маршруту Стокгольм – Осло.
Аэропорт Осло я знал хорошо, тем более что до рейса в Ставангер оставалось больше часа. Здесь я, немного переведя дух после многочисленных и нервных пересадок, спокойно отыскал нужный выход и сел на свой рейс. Когда уже глубоким вечером в аэропорту Ставангера я увидел встречающего меня Франка Зайпа, я обнял его как родного – настолько перенервничал и устал, метаясь в одиночку в чужих аэропортах и странах. Причем, даже не хотелось думать о том, как осложнилась бы ситуация, если хотя бы на одном звене маршрута случился бы сбой по времени. Ведь почти на каждом отрезке рейс обслуживался разными авиакомпаниями, которые не отвечали за задержку предыдущего рейса. И все это произошло в течение одного дня. После этого самолетный гул еще долго стоял в ушах, а всю следующую ночь спалось очень беспокойно.
Ставангер является четвертым по количеству населения городом Норвегии после Осло, Бергена и Тронхейма. Это фактически столица норвежской нефтедобывающей отрасли. Здесь расположены головные офисы большинства нефтедобывающих компаний, а в порту можно встретить передвижные морские буровые платформы и суда вспомогательного флота. При этом бросается в глаза абсолютная чистота вокруг и отсутствие хоть сколько-нибудь заметных следов столь существенной промышленной деятельности. Требования экологии здесь настолько серьезны, что если их не соблюдать, любой самый прибыльный бизнес вмиг станет убыточным из-за огромных штрафов. Да и не в штрафах только дело. Здесь люди с самого детства живут в гармонии с природой и бережное отношение к ней сидит у них в генетической памяти нескольких поколений. Вот чему у них стоит поучиться. Да и не только этому. Столь социально сориентированного государства не найти во всем мире. Они давно превзошли модель так называемого «шведского социализма». Даже в самые лучшие советские времена нам не удавалось достичь столь явной социальной гармонии в обществе. Здесь попросту нет бедных и никогда не может быть при существующей системе сбора и перераспределения налогов. Пособия по безработице хватит для проживания в таких человеческих условиях, каковые для большинства наших граждан покажутся несбыточной мечтой. И многие из наших попросту бы не работали, имея такие условия. Но здесь быть безработным стыдно, и потому человек, потеряв работу, старается как можно быстрее найти новую, но именно в соответствии со своей квалификацией, а не первую попавшуюся, которую можно найти за несколько дней. На поиск новой, достойной для себя работы уходит обычно до нескольких месяцев. Именно эта ситуация с временно не работающими и создает естественный уровень безработицы в 4–5 % от трудоспособного населения, что можно считать вполне допустимым. Такой уровень был и у нас, даже в эпоху всеобщей занятости. Просто люди, находившиеся во временном интервале поиска новой работы, никак не учитывались.