На все четыре...

Увы, идея приехать мириться с малиновскими с треском провалилась. Стоило ему с Му-му появиться возле кинопередвижки (пусть расстояние до Левашово не так и велико, но раньше его Гвоздь, по любому, бы преодолел на машине, а тут почти сорок минут пришлось тащиться пешком), как откуда не возьмись выскочила эта злющая дылда из Малиновки.

— Ты что тут делаешь, п…р гнойный?

— Ты ох…а, что ли? — опешил Гвоздь. — Это мой поселок, вообще-то.

— Ну и иди на х. й со «своим» посёлком!!! Шаман, глуши шарманку. Сворачивайся. Едем домой. Ноги нашей здесь не будет, пока тут это говно бултыхается.

— Ты что несешь, дура? Сама приперлась ко мне домой и тут свои законы устанавливаешь?

— Ах ты, гнусь, — Эльба скинула с плеча свой укорот и передернула затвор.

По её бешенному взгляду Гвоздь понял, что она действительно способна его пристрелить сейчас. К тому же, на крыше кинопередвижки он заметил ещё пару автоматчиков. Этот, как его, Шрам, что ли? И ещё одна девка, тоже с калашом. И они тоже навели свои стволы на него с Му-му. А его макров на поясе против трех автоматов вообще не канает. "Почему я не взял с собой охрану?" — мелькнуло у него в голове. Ну так, вроде как, мириться шел. Кто же знал, что тут так получится?

Спасли Игоря от расправы Шаман и Горыныч. Они дружно кинулись на Эльбу, буквально повиснув у неё на плечах, не дав ей расстрелять ненавистного ей колхозана. Горыныч обхватив и удерживая девушку, повернул голову в сторону своего лидера и выкрикнул:

— Уходи! Не видишь — она не в себе. Свали отсюда быстрее.

Гвоздь аж задохнулся от подобного нарушения субординации. Это ему-то? Собственные же подчиненные говорят "Свали"? Ну, Горыныч… Ну я тебе это припомню… Но выяснять отношения под прицелом чужих автоматов не стал, и послушно отступил из поселка.

Возвращаясь в Откормочный он буквально кипел от гнева. Вот суки! Он к ним с открытой душой, а они его чуть ли не в говно мордой макнули. Гады.

Му-му, прекрасно чувствовавший настроение лидера, молчал, стараясь не особо отсвечивать. Что, однако, не помогало. Гвоздя это тоже бесило. Но он сдерживался.

— Значит так. С сегодняшнего дня в Левашово переводишься. Выясни мне всё, что там происходит. Что-то Горыныч стал себе много позволять. За моей спиной с малиновскими хороводится, а мне не докладывает, и вообще… Оборзел. Понял?

— Да, — послушно закивал Му-му, — когда идти?

— Прям сейчас п….уй. Посмотри, что там и как. Давай, бегом.

— Понял, — парень, прекрасно понимающий в каком состоянии Гвоздь, и не думал спорить, и, хотя, они уже почти вернулись в Откормочный, послушно развернулся и припустил обратно.

— Черт те что творится! — выдохнул Гвоздь и вошеёл в свою столицу.

Но стоило ему сделать несколько шагов, как он замер, прислушиваясь к звукам стрельбы, раздающимся не так уж и далеко. В Заозерном" — с тоскливой обреченностью определил Гвоздь. — Неужели Жмур пронюхал о том, что я забрал оттуда половину стволов, и решился-таки выбить меня из первого-второго микрорайонов?

Проблема вооружения в Откормочном стояла необычайно остро. Его постоянно не хватало. До недавнего времени большинство всех стволов (охотничьих ружей, в основном) было собрано у Кабана в Заозерном. Н, это объяснимо. Фронтир. Граница. Беспокойный Жмур под боком, с которым были постоянные тёрки. Потом, вроде как, договорились, но разоружать отряд там не стали. С таким соседом лучше быть начеку.

И, в итоге, это-то, как раз, и аукнулось. Когда Жмур появился на переговоры со своими боевиками, в Откормочном банально не нашлось достаточно стволов, чтоб удержать его от произвола. Бойцы нашлись бы, а стволов нет. Таким униженным себя Гвоздь до той поры никогда не чувствовал. Прихватил его тогда Жмур, что называется, «без штанов».

После этого половина стволов у Кабана была отобрана в пользу "столицы", дабы подобный конфуз не мог больше повториться. А Жмур, похоже, прознал об этом и ударил-таки в ослабленный гарнизон в Заозерном. Стрельба-то явно оттуда идет. Причём слышны как гулкие, раскатистые выстрелы из гладкоствола, так и короткая трескотня автоматов. А автоматы — это Жмур.

На весь анклав Гвоздя имелся всего один калаш (всё тот же ментовской укорот), к которому, опять же патроны буквально наперечет. До стыдного доходило! Патроны к нему выменивал всё у того же Шиши поштучно. Причём, не втридорого, а, скорее, встодорого. Соседушка своего не упустит. И Гвоздь платил. А что делать? Этот укорот — главная ударная мощь его анклава. Все остальное — обычные охотничьи ружья, несколько, опять же, ментовских пистолетов, да ещё несколько воздушек из школьного тира. Вот и весь его «могучий» арсенал. И, даже, его, как показала практика, катастрофически не хватало. Ну не растянуть его на все направления. Никак! Как то одеяло. Натянешь на голову — ноги голы. Натянешь на ноги — плечи стынут. Так и тут.

Всё это промелькнуло в голове у Гвоздя, пока он торопливо поднимал "в ружье" свой столичный гарнизон и спешил на выручку Кабану. День сегодня откровенно не задался.

Шиша

Ночью почему-то плохо спалось. В душе был полный раздрай. Несколько противоречивых эмоций бурлили внутри меня. Тут и искренняя радость за победившую девчонку. И, в то же время, не менее искреннее сочувствие ей. Как она сейчас? Убить человека — не так просто, как думает большинство. Нет, физически-то, как раз, очень просто. Раз и все. А вот морально… Вон Дон — не смог этого выдержать. Сломался. Запил. Страшно представить, что сейчас чувствует эта девчонка. Она, все-таки женщина. В ней самой природой заложено дарить и сохранять жизнь, а не отнимать её. Она, конечно, да — девка боевая, но всё же, всё же…

А еще липкой паутиной протягивал нити Страх. Такое ощущение, что меня оставляли «на сладкое». Каждый вечер неимоверное напряжение во время выборов соперника. Вот сейчас меня вызовут. Вот сейчас! И откат расслабления. Не сегодня. Еще один день можно жить. И день ото дня напряжение это только растет. Уже двенадцать из шестнадцати бойцов сразились на арене. Шесть победителей определились. И только четверо остались на два последних боя. Я, Грека, Мосол и Гера. Из всех трёх соперников только Гера виделся мне посильным противником. Ни с Грекой, ни с Мослом встречаться не хотелось бы. Пусть, по разным причинам, но, ни против одного, ни против другого, выходить на арену мне просто, звиздец, как не хотелось бы. А шансы на это, кстати, два из трех. Есть от чего впасть в уныние.

В эту ночь мне просто катастрофически не хватало Совы. Даже без секса, просто человеческого тепла рядом. Я только сейчас осознал, как успокаивающе действовала она на меня все эти дни. Вчера я отрубился и не заметил потери, зато сегодня осознал сполна.

Как итог — наутро я был невыспавшийся, злой и осунувшийся. Впрочем, судя по кругам под глазами Хиросимы, она тоже не спала всю ночь. Переживала девка, это понятно. Простоватый Грека не заметил этого, но мне то не четырнадцать лет на самом деле. Надо ее как то поддержать. Я подошел к Серафиме и положив руку ей на плечо заглянул в ее глаза:

— Сима, не накручивай себя. Отвлекись. Не надо все время думать об этом. Иначе ты не выдержишь. Сломаешься как тот же Дон. А эти — я кивком указал на охрану — с радостью помогут в этом. Вчера ты показала высший класс. И я говорю не о бое — я отрицательно покачал головой увидев как она вздрогнула — а про то, что было после. Как ты бросила вызов Шварцу. Как ты уходила с арены. Как королева. Гордая. Непобежденная. Вот этот настрой постарайся сохранить в себе!

Похоже мои слова попали в цель. Хиросима с силой обняла меня, крепко, аж до боли, уткнулась лицом мне куда то в ложбинку между плечом и шеей и прерывисто задышала. Слез не было. Похоже, плакать она разучилась давно и надежно. Хотя, порой это — лучшее решение. Особенно для девушки.