На все руки доктор

— Садиться и класть руку на стол, можно сверху холод. Пусть бабушка распорядится, чтобы подготовили лед.

Постепенно Костадин перестал меня смущаться и общение пошло бодрее. Когда с осмотром и ценными указаниями было покончено, я опустилась на край кровати и сложила руки на коленях.

— Костадин, послушай. Мне кажется, что ты передал сво… нашей бабушке не все, что говорил тебе граф Савад. Ты ведь встретился с ним первым.

Парень вскинул голову, серые глаза распахнулись, как будто я уличила его в чем-то дурном.

— Почему ты так думаешь?

Да потому, милый мальчик, что я вас таких знаю как облупленных. Сережка часто скрывал от меня вещи, которые, по его мнению, могли меня расстроить. Например, в восьмом классе его сильно побили хулиганы из десятого, и сын до последнего прятал синяки.

— Если это что-то серьезное, просто скажи. Вместе подумаем, как быть.

Он наморщил лоб и нехотя проговорил:

— Запугать пытался. Потом подкупить. Но ты не думай, что я глупец и послушал его дрянные речи. Отныне мы с ним смертельные враги, — юноша опустил взгляд на пострадавшую руку. — И я должен защитить вас всех во что бы то ни стало. А еще я очень рад, что ты вернулась домой. Мы с Дафиной заметили, что бабушка изменилась. Стала более… — он помедлил, подбирая нужное слово, — … живой. Все прошлые годы ее как будто ничего не интересовало, она медленно угасала.

Удивительно, я считала Кокордию ужасной ворчуньей, а оказывается, это она так «радуется».

Внезапно кто-то со всей силы затарабанил в дверь.

— Нейра Олетта!

— Что случилось? — Костадин первым шагнул к двери и потянул за ручку.

На пороге показался запыхавшийся мужик в сбитой набок шапке. В расстегнутом вороте куртки виднелась тяжело вздымающаяся волосатая грудь.

— Нейра Олетта, вас просят поторопиться! И вас, нейт Костадин.

— Да в чем дело? — ступор схлынул, и я поднялась на ноги.

Ни минуты покоя.

— Весть дурную получили! — Мужик сорвал шапку и со страдальческим видом прижал ее к груди. — Вот и поплохело нейре Кокордии.

Глава 9 Сердце бабушки

— На монастырь Пресветлой Матери, в котором вы, нейра, воспитывались, кто-то напал. Разграбил и сжег его, представляете?! Одни голые стены остались, — торопливо рассказывал слуга, пока мы неслись по коридору. — Гента поехал туда по поручению нейры Кокордии, чтобы настоятельнице весточку передать. Пусть, мол, не волнуется, наша Олетта уже дома и с ней все хорошо. А вместо этого попал на пепелище.

— Кто посмел совершить такое?! — взревел Костадин.

— Да разное говорят…

Мужик распахнул дверь в покои графини, и я залетела внутрь. Живот скрутило от страха, но сначала помочь старушке Коко, а потом уже выяснять детали нападения на монастырь.

Кокордия, охая и держась за сердце, полулежала в глубоком кресле. Седые букли растрепались, белый воротничок платья сбился. Над ней хлопотала Дафина, прикладывая к губам бабушки стакан с водой.

— Где болит? Сердце? — я сразу нащупала пульс на запястье.

— Ох-хо-хо, — сокрушалась Кокордия. — Как они могли? Ничего святого у этих нелюдей!

— Бабушка! — Костадин с широко распахнутыми глазами метался туда-сюда. — Чем тебе помочь?

Рядом пускала слезы младшая сестренка Олетты. По щекам катились крупные прозрачные горошины и падали на ковер под ногами.

— Не мельтешите! — прикрикнула я. — Конечно, пульс зашкаливает. Так и думала.

В подушечки пальцев неистово билась лучевая артерия. Пульс частый, сильный, там и давление подскочило — я это ощущала ясно.

Многие отмечали, что у меня глаз-алмаз, а еще сверхчувствительные руки. Не пользуясь тонометром, я определяла давление почти без промаха.

— Слушай меня внимательно, бабушка. Сначала делаешь медленный вдох, считая до четырех. Вот так…

Хорошо, что она быстро сориентировалась и взяла себя в руки.

— Теперь на четыре счета задерживаешь дыхание. Ага, хорошо. И так же медленно выдыхаешь. Давай. Один, два, три, четыре.

Этому методу уже сто лет в обед, я о нем узнала, будучи студенткой. Он работал, когда под рукой не было таблеток, а у меня в последние месяцы сердце шалило чаще обычного.

Надо было слушать Давыдян.

Я представила, как подруга плачет над моим бездыханным телом, вытирая крупные слезы цветным платком, и приговаривает: «Допрыгалась, Анатольна!»

Тьфу! Фантазия разыгралась не к месту.

Кокордия успокоилась и медленно, размеренно дышала, пока я контролировала ее пульс.

— Теперь давай попробуем нежно помассировать глазные яблоки. Закрой глаза… Нежно, бабушка, не надо вдавливать их в черепную коробку.

Я на самом деле очень испугалась, лет-то ей уже немало. Нельзя допустить, чтобы Кокордия упала с инфарктом или инсультом.

— Сестренка, смочи платок холодной водой и оботри бабушке лицо.

Дафина кивнула, полила кусочек ткани водой из графина и выполнила мое поручение со всем тщанием, на которое только была способна. Она уже перестала реветь и только шмыгала носом.

— Костадин, приоткрой оконную створку. Пусть в комнату заходит свежий воздух.

Следом я помогла графине перебраться на кровать, свернула валиком шаль и положила ей под шею.

— Вы можете идти, я посижу с ней, — обратилась к родственникам, снова прощупывая пульс Кокордии и успокаивая их: — Кровяное давление стало ниже, сердцебиение реже. Бабушка просто перенервничала.

— Но… — попыталась возразить Дафина, однако Костадин повел ее к выходу.

Мне тоже требовалось отдышаться. Я положила руку на грудь — мое собственное сердце билось о грудную клетку, как воробушек.

— Дафина, если есть такая возможность, то приготовь какой-нибудь успокоительный отвар. Например, из корня валерианы.

— Конечно, я тотчас же отправлюсь в свою кладовую, в моих запасах он был.

И брат с сестрой покинули комнату.

— Ну что же ты так себя довела? — спросила я с укором. — Испугала бедных внуков.

Кокордия приоткрыла один глаз и посмотрела на меня.

— Ты ничего не понимаешь. Разрушить монастырь мог только самый страшный нелюдь. Как можно покуситься на святое?

— Это был Савад?

Кроме графа мне никто на ум не приходил. А еще он достаточно жесток, чтобы сотворить такое.

— Я не знаю. В нашем королевстве оскорбление Пресветлой Матери и Всеотца строго наказывается. Савад не настолько глуп, чтобы так подставлять себя, — она сухо кашлянула в кулак. — Быть может, это дело рук кого-то не нашей веры.