Набат-3

«Сделаем, брат», — прозвучало в голове Судских, преж­де чем оп услышат ответ:

— Сделаем, брат,

— А что, совсем хреново с нашим заливным атаманом, если генералы с ворами беседуют? — спросили с заднего сиденья.

Не оборачиваясь, Судских ответил:

— Рели в Москве случится провокация и прольется кровь, начнется Третья мировая война. С Югославии.

Такого ответа он сам от себя не ожидал, тем более собе­седник; и тон. каким это было сказано, убеждал чище треп­ки. плача или молитвы. Тяжело стучали капли о капот.

«Не дай Бог», — подумал Судских, и трое мужиков в возрасте смиренно повторили в лад:

— Не дай Бог.

Так и закончилась встреча без долгих слов. Теперь, подъезжая к Ясеневу, Судских пересмотрел события с дру­гой стороны: мир подошел к критической отметке, и со­бытия в Москве могли аукнуться и Косове. В Москве сму­та, руки развязаны.

Этот нагорный край оставался бельмом на глазу не­приметных властителей. Не королей и президентов, царей и премьеров, а князей подземелий, где копятся мировые богатства. Так началась Первая мировая — в Болгарии пискнул новорожденный фашизм. В разные времена Бал­канское взгорье бередило сознание тех, кто считал всю планету своей вотчиной. В тгом месте Змей никак не мог схватить кончик своего хвоста, не moiзакольцевать уду­шающих объятий и покончить с миром. Па Балканах, на возлюбленной каменистой земле Святослава, выжили пра- ^ вославиыс. те самые, кому пе замутил посланник новой • веры светлую песню славянских таинств. Шли годы, а вла­стители тьмы никак не могли помочь всемирному Змею отворить зловредную пасть. Нету.смычки, хоть наращи­вай Змея, хоть выращивай другого. Хотелось бы вырас­тить другого, только время ушло безвозвратно. Загадили планету, ушла разумность, воцарилась суета, счет пошел на космические секунды от последнего малого к нулю...

Сербия. Серебро Божьих заповедей.

Стала подкрадываться ласковая дрема. Раз меж и в пеки, Судских посмотрел на наручные часы. 11ятый час утра, спящие дома, холодок предутренней поры, зябкая листва деревьев.

— Знаешь что, — повернул голову к водителю Сул- ских. — А закинь-ка ты меня домой. Невыспавшийся ге­нерал хуже горькой редьки. А если долго не появляться на глаза любимой женушке, 1ыаиета может дать трещину.

— Ну да! — ноддержа! весело шутку водитель. — По себе знаю!

— Истинно, — подтвердил Судских.
– Давным-давно из-за этого взорвалась планета Рус в созвездии Ориона.

«Болтаешь много!» — услышал Судских.Голос. Не сер­дитый, однако, будто шлепнула родительская рука легонько и велели сейчас же спать.

• Сладко облапила дрема.

3-18

Судских едва успел выспаться, сели считать, что за три часа сна человек успевает восстановить умственную и мы­шечную энергию. Разбудил его незнакомый голос, звуча­щий как из газика: жена поднесла трубку к самому его уху, и Судских воспринимал голос продолжением сна. Ему выговаривали за некую провинность и грозили отправить домой раньше срока. Вроде пионервожатый выговаривал. Само по себе не бог весть какое наказание, в городе для мальчишки развлечений хватает, только вот мать опеча­лится: пока оп в лагере на все три смены, она отдыхает от постоянных домашних забот.

— Сынок, ты уж пожалей меня, — донесся се прося­щий голос, а пионервожатый долдонил и распекал Игорь­ка с прежним рвением.

— Повторите, не понял, — стряхнув остатки сна. ста­рался вникнуть в суть речи говорившего Судских.

— >1 твержу вам минут пять, — назидательно сказал говоривший, — вам надлежит прибыть послезавтра к один­надцати часам в Кремль. Здание администрации прези­дента, подъезд номер семь. Пропуск вам заказан. Вы дол­жны быть одеты по всей форме, дтя такого случая штатская одежда не годится. Теперь вы все поняли?

— Так точно! — гаркнул Судских и зевнул. Не очень- то его взволновал наставительный голос кремлевского чи­новника. В Кремле не убеждают, в Кремле назидают.

Теперь самое время подумать, зачем оп понадобился там. Ночное происшествие вряд ли заинтересовало прези­дента хотя бы потому, что пульс страны сместился уже в другое здание и весь персонал президентской админис­трации напоминает команду корабля без спасательных шлюпок, а кидаться в холодную воду еше не хочется. Команда ежится под дождичком, капитан не просыхает, зябко и неуютно.

Девять часов утра. Из управления ни одного звонка, а это лучший показатель работы персонала, служба оглаже­на. Притом его вызывают на послезавтра. Л сегодня день, к которому многие, если не вес, готовились целый год, ~ акция протеста. Ельцина долой, курс долой, вообше все долой, а зарплату вынь и положь. Готовились тщательно. Л что такое тщательность? Можно и так: тщательно поли­руется предмет, а получилась дырка... Зависит от поли­ровщика и политуры. Еще от температуры. Г.ше от нро- филактуры, комендатур)»!, кандидатуры...

Всякие необязательные сентенции лезли в голову, пока Судских мылся, брился и собирался на службу. Никакой озабоченности. По обыкновению из дома он никаких раз­говоров не вел, кроме связи «Че», даже заведомо экстра­ординарных, зато из Ясенева сразу позвонил Воливачу.

— В Кремль, творишь, приглашают? — переспросил Воливач. — Послезавтра? Тогда ставь магарыч, Игорь.

— Не проблема. Только я туда не рвался, — ответил Судских.

— Не о том речь. Кто туда сам рвется, вылетает с гни­лым билетом. У тебя другой случай. В форме, говоришь, со всеми регалиями? К звездочке эго.

— Но по какому случаю? — пе поверил Судских.

— По случаю вручения очередных званий генералите­ту. А случай на Ярославском шоссе имеет к этому прямое отношение, и думается мне, к банту еще и Владимира на грудь получишь с мечами. Звездочку то бишь на грудь. Одного не пойму: кто нашему Борьке идею подбросил? Рад, не спорю.

Судских не обобщай оба случая и уж никак свою со­мнительную ус лучу националам пе связывал с наградами. Зная милицейское начальство, впору нарваться на скан­дал о неправомочных действиях УСИ, которые предот­вратила доблестная милиция. Это генералу Шумайло звезду на грудь, а Судских — пинка под зад.

И когда он появился в Ясеневе, сотрудники ели и хва­лили глазами своего шефа. И Воливач не назначал раз­борку, умолчал о пятом-десятом, чай, одобрил его дей­ствия. Такое впечатление, будто вокруг пего члены тайной организации, а он только-только сподобился совершить поступок, дающий право занять среди них место равного.

Или он накручивает? Явный недосып.

Пора возвращаться к своим баранам.

Операт ивки ничего интересного не сообщали. Па Кам­чатке и в Приморье акция протеста шла вяло, ближе к Сибири взбодрения не ожидалось — заслуга Воливача, да и сами бараны поумнели. Впечатление от оперативной информации — будто выплывала из глубины большая сну­лая рыба, пучила глаза на дневной свет, не осознавая, на хрена ей плыть к Москве, где мельтешит рыбья мелочь, где тесно и противно.

Вся Россия переживала долгий и н еровный час серя­тины. На по верхно сть всплывали неучи и амбициозные авантюристы в погонах и в штатском, но с обязательной уверенностью учителя и трибуна, словно именно он мо­нарший спаситель отечества. Скоморохи рядились в одеж­ды Г амлета, тадаыча о тени отца своего, вчерашние партий­ные раскладушки — о морали, комсомольские пешки корчили из себя ферзей — все и на одну доску, будто Рос­сия умоляла их возглавить страну или, на худой конец, минимум Центробанк. А вот Эдичка Лимонов эпатично и прилюдно послал с экрана в жопу ведущую «Пресс-клу­ба», где рассуждали о русской национальной идее без еди­ною русского в кворуме и более русских имели в ней толк шахиджаняны, кургиняны и братец Чубайс. От рассужде­ний попахивало высокопарной хреновиной, и на прощание мэтр Лимонов попросил открыть форточку. Вонища — жуть. А Принюхались, как-то надо же возвыситься, чтобы хлеб на масло поиметь.