Набат-3

Лейтенантик выхватил из кобуры табельный пистолет и пасгавил на Судских.

— Стоять! Шаг в сторону — стреляю!

Судских смерил презрительным взглядом ретивого мальца, решая, как поступить с ним. Усталость последних суток, нечеловеческое желание просто выспаться переро­дились в раздражение. «Ну, сучонок, держись!» — пробу­дилась злость. Он собирайся потешить собравшихся зе- пак, взглядом приподнять лейтенантика над землей и опу­стить с высоты человеческого роста. Вперился в него злы­ми глазами, источая решимость. И ничего: лейтенантик, сжимая пистолет обеими руками, целился в него, а люди вокруг посмеивались, не соображая, чего вдруг мент взъя­рился на работягу. Храм уже мало интересовал. Никуда он не денется, а бытовуха мила разнообразием зрелищности.

«Это что же, — запоздало понял Судских, — я лишил­ся Божьей защиты? 'Гак и пульку схлопотать можно...»

Лейтенантик отметил растерянность Судских и побед­но ощерился. Знай наших. Боится, значит — виноват!

Судских отдал мобильник.

В подъехавший «воронок» он забирался без особых при­глашений, лишь бы не вызвать насмешек зевак. Вот тебе и чудеса Господни! Он, прочитавший тайные, желанные для многих книги, нашедший несметные сокровища, попал в зависимость от российского быдлятства. Связи со своими нет, генеральской стати нет и в Божьей защите отказано. Хорош судный ангел...

Старушка, с которой он мило беседовал только что, протиснулась поближе, и Судских сначала почувствовал ее настырный взгляд, а потом услышал осуждающие слова: Нехристь! Сразу его раскусила!

Вот и благодарность за благие дела... Святой простотой • грех называть такое — это обычная русская задроченность. Вели власть таскать хворост на костер — вмиг исполнят.

«Эх, российская вандеюшка!» — хмыкнул Судских. Дверца «воронка» прочно захлопнулась.

Он до конца так и не сообразил, что именно с ним приключилось. Будто бы стремительно бежал по накатан­ной дорожке, и вдруг ею резко остановили, не дав осмыс­лить, кто дерзнул на это.

Удивительно, однако привезли его не в райотдел ми­лиции, а за Каменным мостом пересадили в нарядный «форд» и в сопровождении двух милицейских полковни­ков с надсадно ревущей сиреной помчали прямо в Кремль.

У Спасских ворот сирена смолкла, и Судских мог слы­шать шуршание шин по брусчатке. Не произнеся за весь путь ни слова, полковники вежливо попросили его следо­вать за ними, едва «форд» качнулся на тормозах у подъез­да желтого здания. Судских пожал плечами, ничему не удивляясь, и здесь же, на крыльце, его передали двум мо­лодым людям, чья выправка, вежливость и темные штат­ские костюмы штучного кроя были на порядок выше ми­лицейской вежливости и прочих атрибутов власти.

Метаморфоза обозначилась ясно: президент решил пер­вым узнать о похождениях Судских в подземельях. Мили­ция расстаралась вовсю, а свои прошляпили.

Только чего вдруг такая оперативность, кто, кроме него, мог знать о находках, и на кой ляд он так срочно понадо­бился президенту? Вопросы будоражили, наслаиваясь на усталость и обескураженность, из-за потери его особых качеств мешали ему сосредоточиться. Еще более занозила наглая насмешка сопливого ментовского лейтенантика — самого Судских арестовал!

За что?

В президентской приемной, где еще совсем недавно он чувствовал себя хозяином, Судских попросили обождать. Один из помощников доложил о задержании дежурному ге­нералу, знакомому по прежним дежурствам, и тот, не взгля­нув на Судских, отправился докладывать президенту. Но рань­ше-то этот генерал не относился к дежурным! Раньше этим занимались только высшие офицеры из органов и УСИ. Странно... Смена караула? Президент и прежде морщился при виде людей из разведки, выражай тем недоверие, и фор­му воспринимал только на cyiy6o военных.

Но прием Судских он оказал на удивление особый, радушный и приятельский, совсем сбив с толку опально­го генерала.

— О! Наконец-то! — с разведенными в стороны рука­ми вышел навстречу президент. — Игорь Петрович, где вы запропастились? Всех па ноги подняли!

Приобняв Судских за плечи, будто накидывая простыню или шубу, он повлек его rкабинет. Такая заботливость оза­дачивала сильнее прежней нарочитости. А это почему? Раньше ему не оказывали дружеского проявления чувств.

— Все обошлось? — спросил президент уже в кабине­те, будто заведомо знал, чему подвергался Судских, выйдя из подземелий.

— Как-то все несуразно, — хмуро отвечал Судских. — Пацан из милиции угрожал оружием, забрал мой мобиль­ник, меня спешно везут сюда... Не пойму: я арестован? — с вызовом спросил он, пытаясь по лицу президента опре­делить истину, отделить показное.

Президента он не застал врасплох:

— Игорь Петрович, вам ли не знать, как у нас обычное оперативное распоряжение превращают в пожарный при­каз. За этих балбесов прошу извинить, за чрезмерное усер­дие накажу, чтобы служебное рвение проявляли где поло­жено.

Президент, как всегда в беседе с ним, говорил учтиво, хотя многие выслушивали от него отборную солдатскую матерщину. Он не стеснялся распекать подчиненных в еф­рейторской манере, без скидок на возраст, заслуги, и ник­то не возмущался. Огрехи были, конечно, всегда, но не в такой же манере высказывать возмущение. А помалкива­ли без протеста потому, что давным-давно знали о грубых замашках президента, когда он не был еще таковым и гру­бость считалась неким имиджем: вот, мол, какой хозяин нужен стране — жесткий, но правильный, такой станет держать в узде и распоясавшихся демократов, и думское плебейское отродье, и кондовых коммуняк.

С Судских президент всегда сохранял выдержку и уч­тивость.

— Стаканчик чайку? — заботливо предложил президент.

— Спасибо, не откажусь. Сомлел от усталости, — без улыбки отвечал Судских. — Только сначала хотелось бы со своими связаться, переживают.

Легкая пауза, секундное замешательство, отмашка.

— Звоните с моего пульта, — сказал президент, одно­временно нажимая кнопку вызова дежурного.

Вошел прежний генерал, из армейских.

— С Игорем Петровичем плохо обошлись, — жестко выговаривал президент. — Мою просьбу тотчас разыскать Игоря Петровича превратили в арест. Виновных наказать вплоть до разжалования.

Связываясь с Бехтеренко, Судских ощушал стыд. За­глушая его, он наигранно-бодро говорил в микрофон:

— Святослав Павлович, привет с того света.

Мать честная! Игорь Петрович, вы где?