Набат-3

Как его раздевала жена, переворачивала, укладывала — это осталось в реальном мире, в нереальном он у бе газ куда- то на гудящих от напряжения ногах. Бежал долго, пока не уперся с размаху в каменную кладку, царапал се ногтями в ожесточенном упрямстве и не обращал внимания на сорван­ные HOiTHи содранное до костей мясо. Вообще все было безрахчично. лишь бы выбраться из каменной ловушки и взлететь...

Взлететь!

— Куда? — услыщал он Голос. Насмешка чувствова­лась в нем.

— Надоело до чертиков, — ответил он и очнулся от своего дерзкою ответа.

Тот же каменный мешок, узкий, без верхнего свода, и где-то там. вверху, в глубокой темноте, искрит и потрес­кивает, будто коротит электрический кабель высокого на­пряжения.

— И ты мне надоел. Я хотел видеть тебя сильным, дал все для этого, а вижу червя.

— Мало хорошего в силе, направленной на бессиль­ных, — отвечал Судских, памятуя прежние разговоры, где запрещались вопросительные интонации.

— Кто тебе сказал? Бессильных не бывает в природе, а слабые могут ранить больнее сильных. Ты видел таких?

— Наш президент. Против меня он применил силу.

— Правильно сделал, если не сохранил ты гибкость. Судный ангел - это не рыцарь в доспехах из железа. На­пролом ходят только дураки. Там внизу сплошь и рядом «чщенился люд, заважничали мерзкие людишки. Чем ты • чорчил моего любимца?

Я не открыл ему сокровищницу. Выл твой знак.

— Что ты смыслишь в знаках! Храмом отмечено место, к только, а значимость его изуродована людишками, во- юмнившими себя чуть ли не богами. Прежде храмы ста­новились домами моего присутствия, теперь же называ­ются именем посланцев моих — так что, гневаться мне? '.лчем? Я могу испепелить весь род человеческий, но тог- м погибнут и мои чада, пришедшие на землю по моему велению. Они неотличимы даже дня меня. Только некото­рые. Ты, например.

— Я недостоин такой чести.

— Мне решать! Род твой по отцу восходит к первым ариям, пришедшим со мной. Я разыскал тебя, возлюбил и вернул знаки могущества, а ты пошел против моей воли. ' >то я вложил меч в руку твоего президента, я повелел не щадить отсчупников. Он пришел для сражения с Арима- пом, я дал ему такие полномочия!

— Не раскрылась ладонь, не решился отдать несмет­ные богатства в руки грубого человека. Не принесут они пользы.

— А кто тебе велел решать или не решать? Много о себе возомнил. Ты солдат! А он архангел. Да, груб, а вам медузу подавай. И опять плохо: гот не гож, этот плох лю- тишкам. А ему вменялось отсекать искореженное веками. И не ты ли помог ему стать во главе? Разонравился? По­чему вдруг?

— Не вдруг. Он открывался мне постепенно, под ли­чиной овцы оказался обычный волчара. Прозрел я. кому помог. Голодный, гонимый, с повадками зверя. Мы такое уже проходили. Ради матери, раздавленной железным са­погом, я отказался выполнить твое веление. Взгляни сам: он отвел от себя думающих, прочие стали паразитами. В меру сосущие кровь, они дразнят хозяина, отчего он вы­мешает зло на других, а паразиты надежно прячутся в гу­стой шерсти волчары. Впрочем, России, о которой ты яко­бы печешься, чаще всего доставались волки в овечьей шку­ре, но не витязи в тигровой. Странно ты оберегаешь ее.

— Смел. Забыл, как умолял меня вернуть тебе обличье?

— Я и тогда говорил, что невиновен. Я мыслю по- человечески.

И хочешь взлететь. По щучьему велению, по соб­ственному хотению? Если такие взлетят, то это будет рой мошкары, которая ничем не отличается от мерзких тва­рей. Да вы сшс ползать как следует не научились! Сначала готовят место дня разбега, только потом крылья для поле­та. Торопитесь, потому и гибнете. Не в том человеческое назначение. Я в руки ваши отдач всякую тварь, а вы тварям уподобляетесь. Что ж, попробуй выжить без Божьей заши­ты, много ли ты значишь без нее. А в наказание заставлю тебя заново пережить сатанинский год, чтобы мой избран­ник показался тебе ангелом по сравнению с теми, кого вы сами себе на голову усаживаете. Бойся, разлюблю вас всех...

Искры обрушились на голову Судских. Защищаясь под­нятыми крест-накрест руками, он жмурился от летящих искр изо всех сил, но удары становились весомыми и Суд­ских открыл глаза.

— Да очнись ты наконец!

Жена тормошила его, волосы растрепались, разгорячен­ная. она тормошила Судских, сдувая волосы с потною лица.

— Ты совсем очумела? — воспрянул он.

— Судских. твою мать! Бсхтеренко звонил, тебя арес­товать выехали по приказу президента! Ты как — спать бу­дешь или очнешься? Что ты натворил? — уставилась она ему в глаза, руки в боки, коммунальная фурия, и только.

Судских осознал сказанное: посыпались реальные ис­кры. Что потом времени не оставалось. Плеснув в лицо пару пригоршней воды из-под крана, наскоро утерся, одел­ся попроще — джинсы, свитер, кроссовки, — схватил с вешалки куртку. Жена ждала, молча передвигаясь за ним, и застыла у двери.

— Ничего не натворил, — промолвил он наконец и всю убедительность своих слов вложил во взгляд. — Пока безумен наш султан, сдаваться не хочу.
– - Сжал руки на ее плечах и потянулся к замку.

— На соседней улице тебя ждет «жигуленок», номер два ноля шесть. Больше Бехтеренко ничего не сказал. С Богом, Судских, хоть ты и дурак, — сжалилась она, поце­ловав на прощание в губы. Поцелуй был сухим, и на ули­це его тотчас смыли струи ливня.

Мотали кронами деревья, малые деревца гнулись под сильным ветром и потоками воды. Сумасшедший ураган ликовал, носился с крыши па крышу, громыхая железом, разражаясь молнией-змеей. Казалось, хляби небесные по­лучили увольнительную и развлекаются всласть с малю­сеньким человечишкой.

Судских изрядно вымок, пока выбрался на соседнюю улицу. В самом деле, в боковой аллее стоял синий «жигуле­нок» два ноля шесть. Стоял посреди огромной лужи, и Судских сразу промочил ноги по щиколотки. До того ли сейчас...

Его ждали. Водитель молча кивнул, выждал, пока мимо в потоках воды проследовали один за другим два джипа, и только потом выжал сцепление. Выруливал он из аллеи сосредоточенно, стараясь углядеть в зеркальце обзора что- либо движущееся. Судских не рискнул заговорить с ним.