Набат

Даже обычное исследование этого трактата показывает, что он перекликается с «Пиром» Ария и доказывает божественное происхождение человеческой души, и никак не Иисуса Христа, фигуры во всех отношениях мифической.

Мы считаем, это новое нашествие страшной болезни можно остановить прививкой духовности обществу».

Судских закрыл папку и задумчиво повторил:

— В чем же виноват мой сын? Виноват я?

Гречаному не хотелось корить Судских.

— Успокойся, Игорь Петрович. Ценой жизни твой сын спас многих людей. Ты ведь сам рассказывал, что привиделся он тебе?

— Было, — угрюмо повесил голову Судских. — А Воливача ребята не обсчитывали за его каверзы?

— Пока этот сукин сын, этот микроб коммунячьей чумы, на файле не обнаружен. Вычислим. Я лично им занимаюсь…

Воливач был не та фигура, которую можно сбросить с доски, как проигравшего ферзя. Следствие шло, а он разъезжал на персональном лимузине, летал собственным самолетом, восседал в своем кресле на Лубянке и давал распоряжения. Двоевластие, двоецарствие. И каждая сторона делала вид, что ничего не происходит странного. Вялое продолжение эпохи ельцинизма. И преступник Лемтюгов жил припеваючи. По городам и весям с рекламных щитов и плакатов призывали голосовать за подлинного демократа, кандидата в президенты Лемтюгова. Солидно седоватый, улыбчиво добрый дядя.

Так и жили пока. Слежка с обеих сторон и обоюдные улыбки. Бескровная вражда. Пока бескровная.

От внимания Гречаного не ускользнула поездка Лемтюгова в Сингапур. Выяснилось: в Сингапуре Лемтюгов тайно встречался с японскими парламентариями и представителями института старейшин Гэнро, куда входят самые почитаемые люди Японии, их авторитет высок. Обсуждался вопрос о переселении японских эмигрантов в юго-западные районы России. Скрытная запись беседы сохранила сочные эпитеты Лемтюгова: там яблоки — во, капуста — во! А коровы вообще по пять ведер молока дают в день. «А коровы не двухголовые?» — вежливо осведомились японцы.

— Забудьте о радиации! — отрезал Лемтюгов. — Во-первых, до этих районов Чернобыль не добрался, а во-вторых, она повсеместно испарилась. Газетки почитываете? Ис-па-ри-лась!

— Но атаман Гречаный не испарился, — дотошно отвечали японцы.

— С ним мы покончим довольно скоро.

Японцы выразили искреннее изумление.

— Мирным путем, — успокоил Лемтюгов. — Не переживайте. За нами вся Россия.

Сумму безвозмездного вклада за переселение японцев Лемтюгов оценил в двести миллиардов долларов.

Тамура завещал в три раза больше.

Японцы попросили время на обдумывание. Лемтюгов сообщил им, что гарантии будут предоставлены не позднее начала ноября.

— Знаю этих мерзавцев, — зло говорил Гречаный, прослушав запись переговоров. — Они любят приурочивать различные пуски и кровопускания к знаменательным датам. Из этого следует: переворот планируется на седьмое ноября. Дай сводку, Святослав Павлович.

Шло заседание Верховного казацкого совета, людей проверенных. Среди них были Судских и Бехтеренко, оба удостоены звания атаманов.

Бехтеренко зачитал сводку:

— Отряды коммунистической молодежи сосредоточены вокруг Москвы. Регулярные соединения ОМОН и СОБР, подчиненные Воливачу, на местах своего постоянного назначения. Экипированы полностью. Армия на агитацию не поддается, брожений не наблюдается.

— У нас всей армии миллион человек, — буркнул Гречаный.

— Зато оживились передвижения незаконно проживающих в России представителей Юго-Восточной Азии.

— Сколько их? — осведомился Гречаный.

— По нашим сведениям, около тридцати миллионов. Люди Воливача обещают им, в случае победы Лемтюгова, легализацию. Если они будут помогать победе этого кандидата.

— Что Воливач обманет — не секрет, что живем от путча до путча — также, — вставил Гречаный. — Пока казачьего войска хватает с перевесом, но информация своевременная. Опережаем. Спасибо, Святослав Павлович. Твои опасения?

— В Китае грядет голодная зима. Причины: засуха в самом Китае, неурожаи в Канаде и США. Полтора миллиарда голодных ртов.

— Хочешь сказать — три миллиарда кулаков?

— Вы читали донесение, — ответил Бехтеренко.

Читал его и Судских. Один из ближайших помощников Воливача выезжал в Китай. О цели визита данных нет, зато отмечено выдвижение китайских армий к нашим ближним рубежам. Сила китайской армии — численность. Когда-то в Корее американцы сдавали позиции не из-за трусости, не от нехватки боеприпасов: китайские солдаты накатывались волна за волной, и стволы пулеметов деформировались от безостановочного огня. Китаю пушечного мяса не жалко.

С горем пополам переварив Гонконг, обжегши глотку на Тайване, короткопалый китайский громила искал сатисфакции на сибирских просторах.

«Это не японские Силы самообороны, мобильные и прекрасно вооруженные, — думал Судских, — но полмиллиарда под ружьем чересчур».

— Что подскажешь, Игорь Петрович? — прервал его размышления Гречаный.

— Я думаю, надо попросить Луцевича пообщаться с Та-мурой.

— На предмет? — сощурился Гречаный.

— Предмет один. Против голодающих хороши страждущие.

Гречаный осмыслил и ответил:

— Дельно.

— Японцы хотели бы поселиться на Камчатке и Курилах, — напомнил Бехтеренко.

— Пусть хотят. Я обещаю.

— Но, Семен Артемович, — приподнялся со своего места атаман Дальневосточного казачьего округа. — Наши земли.

— Нашими и останутся, — отрезал Гречаный. — Если мясорубка начнется, мало не покажется. Ясно? А героям сражений привилегии.

— В свое время Линкольн пообещал неграм свободу, теперь в Штатах на одного белого десяток цветных, — сказал, будто вычитал из сводки, Бехтеренко.

— Пора плодиться лучше, — съязвил Гречаный. — Подготовлен Указ о семье, и на каждого новорожденного русского выделяется по тысяче долларов ежемесячно до пятнадцатилетнего возраста.

— Ого, размах! — подивился донской атаман. — А что ж в долларах? Чай не при Ельцине живем.

— Пусть за рубежом высчитывают эквивалент и смотрят, чья взяла.

— А хватит долларов? — хитровато спросил Бехтеренко.

— Найдем, — махнул рукой Гречаный. — Пора этот порочный круг разрывать. Бабы не рожают — мужики денег не приносят, не приносят — врачам платить нечем, нечем платить — бабы не рожают. Вот как…

Порой, как например сейчас, Гречаного по-атамански лихо заносило. Найдем не означало, что деньги есть. Их едва хватало на штопку кафтана, оставшегося в наследство от прежних правителей России. Прав был Гуртовой, когда зачинал кампанию переселения, что способствовало рождаемости. Он умел изыскивать дотации безболезненно для казны, чем поднял свой престиж и остался в памяти не треплом и ловчилой, подобно перестроечным реформаторам, а истинным патриотом России.

И каково же было изумление Гречаного, когда Момот назвал покойника не реформатором, а дезинформатором без стеснений: