Набат

— Как это случилось? — спросил Момот в напряженной тишине.

— Однажды он пригласил меня для услуг в офис, даже машину прислал…

— Воливач — в офис? — переспросил Момот. — Вы не ошиблись?

— На Сивцев Вражек, — подтвердила девушка. — Там другие девочки были.

— Обождите, — остановил ее Момот: Воливач славился своим пуританством. — Как он выглядит?

— Как Воливач. Седоватый, низковатый.

— Вы не путаете?

— Какая разница? Я фамилий не спрашиваю.

«Лжет, курва!» — вскочил Воливач.

Момот догадался.

— Вы раньше видели его? — спросил он.

— Только на плакатах к выборам.

— Деточка, седоватый и низковатый — это Лемтюгов.

— Ну и что? Я все равно больше не буду сотрудничать. Обещаю.

Настроение Воливача сразу испортилось, телевизор не пленял больше. Один праздник был в жизни, и тот испортили.

«Где же эта курва Лемтюгов запропастился! — сжимал от гнева кулаки Воливач. — Развлекается, сука, от моего имени!»

Разврата Воливач не терпел, за что многих подчиненных убрал с Лубянки без оправданий. Была нужда, ехал к постоянной любовнице. Жена умерла десять лет назад, еще при ней он завел этот порядок: жена страдала эрозией матки.

Позвонили по сотке: Лемтюгов прилетел, направляется к нему.

Сообщение оторвало от неожиданно печальных мыслей. Нелепо сложилась его семейная жизнь, нелепо погиб в Чечне единственный сын, и невестка увезла внука в Архангельск к матери, вторично вышла замуж за рядового таксиста…

«Черный вы какой-то, папа Виктор, изнутри черный. Оттого и болеют рядом с вами и беды», — откровенно сказала она на прощание, и Воливач не обиделся на северянку: она всегда была честной, под стать сыну… А у него трудная ноша, обижаться не пристало.

И нет его вины. Живет так, как понимает жизнь, а жизнь — процесс выживания. Заработал — потрать, лишнего не бери.

Несмотря на хохот с экрана, он к телевизору не вернулся. Полил любимые восковые плющи, дожидаясь Лемтюгова.

Встретил его без эмоций.

— Договор таков, — сообщал о поездке Лемтюгов. — Китайцы начинают наступление от Иркутска до Хабаровска, а мы начинаем освободительную борьбу от Питера до Екатеринбурга. Заверил твоим именем.

— Какое наступление? — ошеломило Воливача.

— Виктор Вилорович, ты чего невинные глазки делаешь? Сам послал договориться, я и договорился.

Воливачу показалось, что сейчас его спалит внезапный жар и пожрет дотла, голос перешел в рев:

— Ты что натворил!

— Ты чего орешь? — вскинулся Лемтюгов. — Как грязная работа — Лемтюгов? Чтоб ни пятнышка на тебе? Вместе заварили кашу, вместе отвечать будем!

— Под трибунал отдам!

— В гробу я тебя видел, — пренебрежительно ответил Лемтюгов. — Хватит тебе петлять.

— Ах ты… — двинулся на него набыченный Воливач. Лемтюгов выхватил пистолет.

— Стоять!

Реакция оказалась обратной. Вид оружия взбесил Воливача окончательно. Никогда в жизни в него не целились. Он взревел и прыгнул на Лемтюгова. Выстрел прозвучал. Не целясь, Лемтюгов вогнал пулю в лоб нападавшему. Непонимающая гримаса — и следом Воливач рухнул на пол.

Осторожно косясь на тело, Лемтюгов обошел его стороной, подумал, присел на корточки и пощупал пульс. На нуле.

— Натворил дел, дурак…

Лемтюгов обтер рукоятку пистолета и вложил его в ладонь Воливача. Не долго раздумывая, он вышел наружу и сообщил своей и охране Воливача:

— Воливач застрелился.

Охранники восприняли это спокойно. Похожего они ожидали последнее время. Король умер…

— Павел Григорьевич, как поступить?

— Вызывайте неотложку, милицию, чего там в таких случаях надо. Обычная смерть трусливого засранца.

Самоубийство шефа разведок Лемтюгов комментировал сам в вечерней программе. Внезапная смерть шокировала многих, но куда более ошеломляющим следовало сообщение потом:

— Самоубийство одного из высших руководителей государства не случайно. Последнее время Воливач вынашивал план захвата власти насильственным путем. Не последней в этих планах была иностранная интервенция. Чтобы этого не случилось, нашим службам пришлось проникнуть в самую гущу событий. Я благодарен всем, кто ценой собственной жизни предотвратил страшные последствия.

Выступление было чрезвычайным, вместе с Лемтюговым в студии находился Гречаный. Он сразу понял, что «ценой собственной жизни» расплатились с Лемтюговым участники переговоров. Концы в воду. Предоставленным документам Гречаный не поверил, как не поверил и вполне логичным доводам Лемтюгова, но случай сам шел в руки. Если подличают, прикрываясь, одни — можно использовать случай по назначению.

— Нас давно настораживали передвижения китайских войск вдоль российских границ. Зондаж по дипломатическим каналам пользы не дал. Зато сейчас могу сказать россиянам: завтра в Москву прибывает японская делегация во главе с премьер-министром для подписания мирного договора и договора о взаимопомощи.

Без комментариев. Смысл дошел до всех. Нос Лемтюгова опустился. Теперь его самого обвели вокруг пальца, его методом.

За день до подписания долгожданного договора в столицу приехал Тамура вместе с Луцевичем. Точнее, Луцевич из Швейцарии полетел в Японию и привез Тамуру загодя: Хироси Тамура официально входил в состав делегации — самый богатый человек планеты.

— Я не вижу моего друга Игоря, — оглядел встречающих Луцевич. Гречаный замялся, Бехтеренко потупился. — Не понял…

— Увидишь, — буркнул Гречаный. — Позже.

— Семен, говори сразу, — увлек его в сторону Луцевич.

— Да ничего особенного, — стыдился все же поведать правду атаман. — Влюбился козел старый. Отошел от дел.

— Только и всего? — оттаял Луцевич. — Это жизнь, а я-то о противоположном подумал.

— Какая жизнь? Мы на него так надеялись! Слушай, — зародилась идея у Гречаного. Он вообще-то целиком надеялся на приезд Луцевича. — Помоги вызволить мужика?

— Господи, да что за ведьминские дела!

— Ведьминские, — подтвердил Гречаный. — Такая краля выискалась! Игорь снял дачу в Карпово и безвылазно с ней, из дому не выходит, тощий стал!.. Еще и охрану выставляем, — жаловался он. — Племянница Момота, а Георгий за Судских и роман их вдвойне отрабатывает.

— Какое кайфовалище! — расхохотался Луцевич. — Замена есть, и генерал наш влюбился! Давай-ка, Сема, занимайся нашим японским другом, а я ненадолго к Игорю махну. Весело тут у вас: китайцы под боком, а Игорьку шлея под хвост. Исхудал, говоришь?

— Не то слово, — кивнул Гречаный. — Напрочь на семя изошел.

Гречаный доставил Тамуру в свой загородный особняк, предложил отужинать накоротке. Тамура выразил согласие. Гречаному он доверял, а известие о романе Судских воспринял тепло: еще один человек из его друзей не останется сирым.