Начало опричнины
Шрифт:
Башкин был арестован, под пыткой признался во многих ересях и назвал единомышленников [421] . По решению священного собора, еретики были преданы анафеме. М. Башкина заточили в Иосифо-Волоколамский монастырь, служивший главной цитаделью осифлян. Осведомленные современники сообщают, что родной брат М. Башкина Федор был посажен «за евангелие» в тюрьму, а позже сожжен в деревянной клетке [422] . И. Т. Борисова-Бороздина сослали в заточение в отдаленный Валаамский монастырь на Ладогу [423] .
421
ПСРЛ, т. XIII, стр. 174. 103
422
См. А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 42. Шлихтинг находился в Москве в 1564—1570 гг.
423
Описи царского архива, стр. 44.
Официальное руководство церкви использовало процесс Башкина—Борисовых для, жестокой расправы со своими идейными противниками нестяжателями, обвиненными в сообщничестве с еретиками. В начале 1554 г. вождь нестяжателей старец Артемий был отлучен от церкви и сослан на вечное заточение в Соловки. Гонениям подверглись виднейшие ученики и последователи Артемия: Савва Шах, позже Феодосий Косой (около 1554—1555 гг.), новозерский монах Иона (1556—1557 гг.).
В дальнейшем многим
424
В царском архиве хранилось обширное «дело Ивана Тимофеевича Борисова, сыск о побеге его с Валаамского монастыря в Свейскую землю». (Опись царского архива, стр. 44).
425
АЭЭ, т. 1, № 239; РИБ, т. XXXI, стр. 337; А. А. 3 и м и н. Пересветов, стр. 62.
Бояре Захарьины пытались использовать суд над еретиками. для расправы с Сильвестром. Их сторонник И. М. Висковатый назвал благовещенского протопопа пособником Башкина и объявил, что новая роспись Благовещенского собора, выполненная под его присмотром, есть следствие «злокозньства» лютеран, в доказательство чего дьяк ссылался на еретические высказывания кремлевского аптекаря Матиасаляха [426] . На суде Висковатый признался, что уже три года имел сомнение «о тех святых честных иконах», и «вопил и возмущал народ», но не донес, убоявшись лести и «всякого злокозньства, занеже Башкин с Ортемьем советовал, а Артемий с Селиверстом» [427] .
426
«Розыск или список о богохульных строках и о сумнении святых честных икон диака Ивана Михайлова сына Висковатого в лето 7062».— Чтения ОИДР, 1858, кн. 2, отд. III, стр. 32.
427
См. А. А. 3 и м и н. Пересветов, стр. 62—63, 174.
Ревнитель православия Висковатый первым забил тревогу по поводу ереси, свившей себе гнездо в Кремле. Он осудил еретиков задолго до суда и «з Башкиным брань воздвигл, слыша от него нов хуления глагол на непорочную... веру христианскую». (См. Чтения ОИДР, 1858, кн. 2, отд. III, стр. 9—10). Как ученейший богослов и поборник благочестия Висковатый был известен далеко за пределами Руси. (См. обращения к нему православного литовского магната О. Воловича. — Сб. РИО. т. 59. стр. 550—551, 622—623).
Висковатый отвергал нововведения попа Сильвестра как уступку «люторам», и в то же время требовал изменения некоторых православных обрядов в ортодоксальном духе. При поддержке ближайшего родственника Захарьиных боярина И. В. Большого Шереметева Висковатый первый не стал «за кресты ходити». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 176).
Однако официальное руководство по многим причинам не поддержало нападок Висковатого на благовещенского протопопа [428] . Прежде всего дело об иконах слишком близко затрагивало митрополита, да и лично царя, в свое время одобривших роспись придворного собора. Еще большее значение имел тот факт, что Сильвестр, не задумываясь, донес на Башкина, а затем выдал на расправу осифлянам своих вчерашних союзников нестяжателей. В некоторых отношениях этот эпизод сыграл в карьере Сильвестра роль поворотного момента [429] .
428
На соборе митрополит разразился угрозами против Висковатого. «Стал еси на еретики, — заявил он, обращаясь к дьяку, — а ныне говоришь и мудрствуешь не гораздо о святых иконах, не попадися и сам в еретики». (См. Чтения ОИДР, 1847, кн. 3, стр. 8).
14 января 1554 г. священный собор наложил эпитимию на царского дьяка, наказав ему «ведать свой чин» и не воображать себя «головой», будучи «ногой». (См. ААЭ, т. I, № 238).
429
Союз между кружком Сильвестра и осифлянами обернулся, в конечном счете, против Захарьиных. Курбский подробно описывает, как Сильвестр отгоняет от царя «ласкателей» (Захарьиных?) и «подвижет на то и присовокупляет себе в помощь архиерея онаго великого града» Москвы, иначе говоря, митрополита Макария. (См. Курбский. История.—РИБ, т. XXXI, стр. 171).
Суд над Артемием и его единомышленниками скомпрометировал правительственную программу ограничения церковного землевладения, идейно обоснованную нестяжателями, и, вероятно, надолго задержал осуществление антимонастырского Уложения 1551 года.
Расправа с братьями княгини Ефросиньи Борисовыми была воспринята с негодованием и страхом среди приверженцев Старицких. Некоторые участники тайного боярского заговора в пользу Старицких стали готовиться к побегу за рубеж, опасаясь наказания [430] . Один из них, князь С. В. Ростовский, в конце лета 1553 г. дважды виделся с литовским послом С. Довойной и договорился с ним об отъезде в Литву [431] . Боярин не остановился перед прямой изменой, выдав послу важные решения Боярской думы. Ростовский пытался сорвать литовско-русские мирные переговоры и убеждал посла не заключать мира с царем, поскольку «царство оскудело, а Казани царю... не здержати, ужжо ее покинет». Изменник заявлял, что боярство недовольно молодым царем, всячески поносил царицу и Захарьиных и жаловался на то, что царь «великих родов безчестит, а приближает к себе молодых людей» [432] .
430
Боярин С. В. Ростовский заявил, что после выздоровления царя со «страху с того времени учял мыслити в Литву». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 238).
431
Свидание состоялось между 22 августа и 14 сентября 1553 г. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 385, 407). Как передает Шлихтинг, посол Довойна «воевода полоцкий обещал ему (Ростовскому.— Р. С.) озаботиться о доставке его невредимым». (См. А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 20).
432
ПСРЛ, т. XIII, стр. 237. Русский гонец в Литве заявил, что Ростовский «малоумством шатался и со всякими иноземцы говорил непригожие речи про государя и про землю, и чем бы государю досадити». (Сб. РИО, т. 59, стр. 453).
Спустя полгода — год после беседы с послом боярин князь Ростовский послал в Литву за опасными грамотами сначала слугу, а затем сына князя Никиту. Но Никита был схвачен на литовском рубеже в Торопце, и измена раскрылась [433] .
Преданный суду князь С. В. Ростовский сделал чрезвычайно важные признания относительно заговора Старицких, сообщил о своих переговорах с литовским послом, причинах недовольства титулованной знати и т. д. [434] .
433
На допросе князь Никита сознался, что был. послан за рубеж своим отцом боярином Ростовским известить «про себя, что он х королю идет, а с ним братиа его и племянники». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 237—238). Самыми видными из беглецов были лица, вошедшие в «тысячу лучших слуг»: кн. А. И. Катырев (II статья), кн. И. Б. и Н. Б. Лобановы (III статья), дворяне кн. В. В. Волк-Приимков и, возможно, «братия» Катырева князья Хохолковы. (О них см. ТКТД, стр. 57, 61, 120).
434
Ростовский
показал, что оттого «почал досадовати, будто государь его и род его посылал не по их отечеству со многими с теми, которые менши их». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 237). С победой коалиции Бельских-Захарьиных в конце 40-х гг. Ростово-Суздальская знать была оттеснена на второй план. Любопытно, что самый видный из Ростовских князей А. Д. Ростовский, один из влиятельных членов Боярской думы, вынужден был в указанный период удалиться в монастырь. Князю С. В. Ростовскому он приходился двоюродным дядей.. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 234—237, 266; Разряды, л. 155 об; Родословная книга, ч. I, стр. 85).Масштабы заговора, участие в нем родни царя Старицких и многих влиятельных членов Боярской думы испугали правительство [435] . Из всех членов ближней думы только Захарьины, лично оскорбленные Ростовским, требовали сурового наказания изменника и всех прочих виновных. В случае принятия этого требования Захарьины могли бы твердой рукой покарать участников раскрытого заговора и покончить с оппозицией в думе. Однако они не получили поддержки со стороны Боярской думы и высшего духовенства, что ускорило постепенное падение их влияния.
435
Правительство пыталось представить дело так, будто отъехать в Литву готовились лишь «палоумы» Ростовские, но. его разъяснения за рубежом невольно выдали истину. Русский гонец, посланный в Литву, получил от царя следующий приказ: «а нечто учнут говорити: со князем Семеном хотели ехати прочь многие бояре и дворяне, и Федору (гонцу —Р. С.) говорити: к такому дураку доброй кто пристанет, лише с ним воровали его племя, такие же дураки». (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 453). Из тайных сообщений Ростовского литовцы имели весьма точную информацию насчет лиц, намеревавшихся отъехать в Литву, так что их едва ли удовлетворили официальные разъяснения Москвы.
Под давлением «умеренных» элементов расследование обстоятельств заговора было прекращено. За тягчайшие государственные преступления суд приговорил Ростовского к смертной казни и послал его «на позор» вместе с товарищами. Однако в последний момент боярину объявили о помиловании и после наказания батогами сослали в тюрьму на Белоозеро [436] .
Раскол внутри правящей боярской коалиции, вызванный ожесточенной борьбой за власть между Старицкими и Захарьиными, неизбежно усилил позиции Суздальской знати. Новая комбинация политических сил выдвинула на авансцену кружок Сильвестра.
436
Суд над Ростовским продолжался с июля до сентября 1554 года. Рассказ официозной летописи о наказании Ростовского не удовлетворил царя, редактировавшего текст в начале 60-х гг., и он пометил на полях: «деяние то бо подлиннее написат. Торговая казнь». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, прим. 3). Любопытно, что гонец, выехавший в Литву в сентябре 1554 г., заявил там, что Ростовского за его измену велено казнить. (Сб. РИО, т. 59, стр. 453).
Первые признаки сближения между партией Сильвестра и Ростово-Суздальской знатью обнаруживаются в период династического кризиса и суда над князем Ростовским.
В начале марта 1553 г. благовещенский поп обратился с обширным дружественным посланием к казанскому наместнику князю А. Б. Горбатому [437] . Сильвестр выражал удовлетворение по поводу «розумных» и «премудрых» писем Горбатого к царю, хвалил многие его труды, «подвиги» и устроение воинства в новозавоеванном Казанском ханстве. Ближняя дума, писал он, всецело одобряет деятельность казанского наместника: «велми о сем государь и вси ближнии благодарят твоего разума делу о всем» [438] .
437
О датировке письма см. В. М а л и н и н. Старец Елизарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901, стр. 180.
Письма Горбатого были привезены в Москву, очевидно, гонцом наместника Н. Казариновым во время «первой присылки» из Казани 25 декабря 1552 г. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 229).
438
См. Д. П. Голохвостов и Леонид. Благовещенский иерей Сильвестр и его писания, М., 1874, стр. 88
Прошел год, и кружок Сильвестра принял самое непосредственное участие в судьбе боярина князя С. В. Ростовского. После осуждения изменника летом 1554 г., утверждал царь, Сильвестр и его советники «того собаку почали в велице брежении держати и помагати ему всеми благими, и не токмо ему, но и всему роду...» [439] . Слова Грозного не были домыслом. До наших дней дошло любопытное послание Сильвестра к некоему опальному вельможе. Имя адресата до сих пор не установлено в литературе. Между тем, есть все основания полагать, что им был боярин князь С. В. Ростовский. История «некоего опального вельможи», как две капли походит на историю злополучного изменника [440] . (Кстати, он был единственным из видных бояр, подвергшимся опале во времена всесилия Сильвестра). Ростовский был уличен во многих государственных преступлениях, но самой тяжкой виной его считалось то, что он говорил «поносительные слова» и «непригожие речи» о царской семье. Отметим, что в письме к опальному вельможе Сильвестр назидательно советует адресату никогда не слушать тех, кто наущает его «злословие и укорение износити на государя»: «да не внидет в сердце твое всяко слово и помышление лукаво... на государя хулен помысел и глагол неблагочестив, сердце бо царево в руце божии...». В конце послания Сильвестр пишет, что бог увидел покаяние опального вельможи, «умилостивилася душа царская, и за нужу поместьицом устроил мя и вотчинку отдал, а и вперед не оставит бог слез твоих» [441] .
439
Послания Ивана Грозного, стр. 40.
440
В своем «утешительном послании» Сильвестр выражает сочувствие скорбям опального вельможи и упоминает о том, что его постигло «великое страшное наказание... отлучение царских очей и всякого ближнего совета и отнятие дому, и взятие всякого стяжания и отослание в далечие страны». «Тебе же, любимиче, — продолжает он, — в шедшем у в такая великая неизреченныя скорби, ни единою ж, ни двожды, но и у смертного часу в наказании у казни бывающу». (См. Д. П. Голохвостов и Леонид. Указ. соч., стр. 100).
Напомним, что опальный вельможа кн. С. В. Ростовский после осуждения лишился всего имущества («стяжения» и дома), боярского титула (отлучение от «ближнего совета»), что он был послан на казнь и позорование и лишь в последний момент помилован (побывал «у смертного часу» и «у казни») и что, наконец, он подвергся ссылке на Белоозеро («в далечие страны»).
441
Д. П. Голохвостов и Леонид. Указ. соч., стр. 100. (Курсив наш. — Р. С.).
Царь Иван едва ли преувеличивал, когда утверждал, что Сильвестр помогал «всеми благами» изменнику-собаке Ростовскому и всему его роду. В результате происков могущественного временщика опальный вельможа вернулся из ссылки, получил земли и служил воеводой [442] . Через три года после осуждения князя С. В. Ростовского правительство произвело в бояре его главного сообщника князя А. И. Катырева, пытавшегося вместе с ним бежать в Литву [443] .
442
См. А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 20—21.
443
ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, прим. 1; Разряды, л. 238.