Начало опричнины

Шуйские ограбили казну, захватили подворье удельных князей Старицких в Москве, прибрали к рукам некоторые удельно-княжеские земли. Но при всем их могуществе Шуйские не могли удержать власть на протяжении длительного времени. В июле 1540 г. был освобожден из заточения князь И. Ф. Бельский, в декабре — князь В. А. Старицкий. В следующем году руководство ратными делами перешло к князю Д. Ф. Бельскому, а боярин князь И. В. Шуйский был отослан из Москвы во Владимир.

В январе 1542 г. князья Шуйские предприняли последнюю отчаянную попытку удержать власть. Они подняли мятеж, арестовали князя И. Ф. Бельского и сослали его на Белоозеро, где тот был убит. Но мятеж ускорил падение Шуйских. В 1543 г. власти предали казни боярина князя А. И. Шуйского и отправили в ссылку князя Ф. Скопина-Шуйского и князя Ю. Темкина-Ростовского. В 1545 г. кратковременной опале подверглись бояре князья П. И. Шуйский и А. Б. Горбатый-Шуйский.

После падения Шуйских на политическую авансцену выдвинулись бояре Воронцовы и Кубенские, а затем князья Глинские. Родня Ивана IV по материнской линии Глинские пытались упрочить великокняжескую власть. В январе 1547 г. Иван IV принял царский титул. Вскоре после того царь Иван женился на боярышне Анастасии Захарьиной. Свадьбе предшествовали длительные интриги в Боярской думе [285] . Каждая из соперничавших боярских группировок пыталась извлечь политические выгоды из брака царя. Избрание Захарьиной явилось крупнейшим успехом удельной и старомосковской знати и одновременно поражением для титулованной суздальской знати. Судя по разряду царской свадьбы, Захарьину поддержали удельные князья Бельские и Старицкие и старомосковские бояре Челяднины, Морозовы, Шереметевы, Нагие [286] . Временщики Глинские поддержали избрание Романовой, видимо, по той причине, что не видели в Захарьиных опасных для себя соперников.

285

Боярская дума приняла решение о женитьбе царя 14 декабря 1546 г. Спустя неделю члены думы были посланы по городам смотреть невест. Сохранился наказ в Новгород и Бежецкую пятину, датированный декабрем, и повторный наказ в Вязьму от 4 января 1547 г. (См. СГГД, ч. II, № 34, 35, стр. 43—44). Одновременно были устроены смотрины для дочерей бояр и окольничих, во время которых царю сосватали Анастасию Захарьину.

286

Свахами царской невесты были жена Д. Ф. Бельского М. И. Челяднина, жена И. М. Юрьева и жена Ф. М. Нагова. Тысяцким на свадьбе был кн. Старицкий, дружками царя — бояре Д. Ф. Бельский и И. М. Юрьев, дружкой царицы — близкий родственник Захарьиных В. М. Тучков-Морозов, у постели «стряпал» боярин кн. Ю. В. Глинский, у коня — боярин и конюший кн. М. В. Глинский. (См. Разряды, лл. 156—158).

В период своего кратковременного правления Глинские получили из казны обширные земли на правах удельных князей. Глава правительства князь М. В. Глинский присвоил себе титул конюшего боярина, который носили обычно представители старомосковской знати [287] . В результате Глинские вскоре же восстановили против себя самые различные группировки Боярской думы от старомосковской знати (И. П. Федоров-Челяднин, Г. Ю. Захарьин, Ф. Нагой) до суздальских князей (Ф. Скопин-Шуйский) [288] . Но правительство Глинских было свергнуто не в результате боярских интриг, а вследствие массового народного восстания в Москве в июне 1547 г. Летом этого года сильные пожары уничтожили большую часть столицы [289] . Бедствие дало выход давно зревшему в народе недовольству [290] . На пятый день после «великого пожара», 26 июня 1547 г. многочисленная толпа народа ворвалась в Кремль и потребовала от бояр выдачи им на расправу ненавистных правителей [291] . Горожане выволокли дядю царя князя Ю. В. Глинского из Успенского собора и забили его камнями на площади. Труп боярина был брошен на торжище «перед того кол, идеже казнят» [292] . Вооруженная свита Глинских, их слуги были перебиты «бесчисленно», дворы разграблены. Заодно с людьми Глинского избиению подверглись многие дворяне, находившиеся в то время в Москве [293] .

287

ДДГ, стр. 443; ПСРЛ, т. XIII, стр. 451.

288

ПСРЛ, т. XIII, стр. 456.

289

В день «великого пожара» 21 июня в столице выгорело 25 тысяч дворов. Много народа (от 1700 до 3700 человек) погибло в огне. Десятки тысяч людей остались без крова и пропитания.

290

Современный новгородский летописец, объяснял восстание в столице следующими причинами: «Наипаче же в царствующем граде Москве, умножишався неправде и по всей России, от велмож, насилствующих к всему миру и неправо судящих, но по мзде, и дани тяжкые... понеже в то время царю... уну сущу, князем же и бояром и всем властителем в бесстрашии живущим». (ПСРЛ, т. IV, ч. I, вып. 3, изд. 2, стр. 620).

291

Черные люди склонны были винить временщиков во всех бедах «того ради, — объясняет летописец, — что в те поры Глинские у государя в приближение и в жалование, а от людей их черным людям на-насилствои грабеж». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 456).

292

Московские бояре, выходившие к народу в день убийства Глинского, а именно И. П. Федоров, Г, Ю. Захарьин, Ф. М. Нагой, кн. Ф. Скопин, стремясь отвести от себя гнев народа, фактически выдали Глинских на расправу посадским людям.

293

В первоначальном летописном тексте сообщалось без дальних слов об избиении восставшими «многих детей боярских». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 154). В поздней приписке к летописи, сделанной в период опричнины, содержались некоторые пояснения на этот счет. Восставшие избили многих детей боярских будто бы «незнакомых... из Северы, называючи их Глинского людми» (ПСРЛ, т. XIII, стр. 456). Таким образом, избиению подверглись в первую очередь дети боярские из Новгород-Северского, Чернигова, Трубчевска, которые волей-неволей остались в Москве после пожара, ожидая царского похода на Оку против татар.

29 июня множество москвичей, черных посадских людей «с щиты и з сулицы, якоже к боеви обычай имяху», двинулись в Воробьеве, куда царь с семьей переехал после пожара. Восставшие требовали выдать им на расправу бабку царя Анну Глинскую и конюшего боярина М. В. Глинского, которые, как они полагали, скрывались в царском дворце. Боярам с трудом удалось убедить народ, что Глинских в Воробьеве нет. Едва толпа покинула Воробьево, как правительство вызвало дворянское ополчение с Оки и с его помощью быстро подавило восстание в столице. После недолгого сыска вожаки движения были преданы казни, другие участники восстания «разбегошася по иным градом» [294] .

294

ПСРЛ, т. XIII, стр. 456—457. Дворянское ополчение и двор выступили на Оку в июле, т. е. после подавления восстания (Разряды, л. 161 об).

Народное восстание в Москве представляло тем большую опасность в глазах господствующих классов, что одновременно с выступлением жителей столицы произошли крупные волнения в провинции. Наиболее тревожная ситуация сложилась в Новгородско-Псковской земле. Незадолго до «великого» московского пожара жители Пскова, доведенные до крайности произволом царского наместника боярина И. И. Турунтая-Пронского, послали многочисленную депутацию в Москву с жалобой [295] . Царь и его родня (Глинские?), отдыхавшие в то время в дворцовом селе Островском, были страшно раздосадованы [296] . Царь велел арестовать всех челобитчиков, а затем «безчествовал» их и пытал. Псковичей обварили кипящим вином, затем царь свечою зажигал им волосы и палил бороды, под конец их раздели донага и уложили на землю. Несчастных спас лишь внезапный отъезд царя в Москву [297] .

295

В состав депутации входило 70 человек. (См. Псковские летописи, т. II, стр. 232).

296

В Псковской летописи ошибочно «на селце на Островке». (Ср. ДДГ, стр. 393).

297

Псковские летописи, т. 11, стр. 232. 3 июня упал наземь большой кремлевский колокол. Узнав об этом, царь вскоре же выехал в столицу.

Рассказы вернувшихся в Псков челобитчиков могли лишь усилить народное возмущение. Ненавистный воевода князь Пронский не осмелился оставаться в городе. Он бежал из Пскова и укрылся в Ржеве, откуда позже пытался уйти за рубеж в Литву [298] .

Вскоре же в Псковской земле вспыхнуло открытое восстание. Жители крупного псковского «пригорода» Опочки схватили дьяка Султана Сукина, возглавлявшего местную администрацию, и засадили его в тюрьму [299] . События в Опочке крайне встревожили московское правительство, тем более, что оно не могло использовать для подавления восстания псковское ополчение [300] . Бегство из Пскова наместника князя И. И. Пронского свидетельствовало о полной дезорганизации псковских властей, со страхом ждавших народного возмущения в самом Пскове. Правительство вынуждено было двинуть к Опочке крупные военные силы из Новгорода. Двухтысячная новгородская рать во главе с новгородским дворецким заняла псковский пригород [301] . «Разбойники»-опочане были арестованы и увезены в Москву [302] . Силы, выделенные против крохотной Опочки, были непомерно велики. Поэтому можно предположить, что подлинной целью посылки новгородской рати было предотвращение всеобщего восстания в Псковской земле.

298

ПСРЛ, т. XIII, стр. 154—155.

299

С. Сукин служил в Опочке в качестве «пошленника», т. е. местным сборщиком, а, может быть, кормленщиком-наместником. По словам летописца, он «много творил зла» опочанам. (См. Псковские летописи, т. II, стр. 232).

300

Арестованный в Опочке дьяк был близким родственником государственного казначея Ф. И. Сукина. За несколько месяцев до восстания царь побывал в псковском пригороде Вороначе (неподалеку от Опочки) и останавливался там у Б. И. Сукина, другого представителя той же семьи. (См. М. Н. Тихомиров. Записки о регентстве Елены Глинской и боярском правлении 1533—1547 г. — «Исторические записки», т. 46, 1954, стр. 286; Псковские летописи, т. II, стр. 230). Поездка царя в Воронач в декабре 1546 г. получила совершенно превратное толкование в позднейшем родословце-памфлете, составленном в XVII веке. Согласно родословцу, Б. Сукин служил в 1546 году будто бы дьячком псковской всегородней избы, а его брат Федька (государственный казначей!) ярыжкой во Пскове. Будучи послан «для денежных сборов» по городам (не в псковские ли пригороды?), Б. Сукин «зело побогател». Никто не смел «Борису и слова молвити, грабил как хотел». (См. Родословная книга XVII века. БАН. Отдел рукописей. 32. 15. 16. Лл. 119—120; Н. П. Лихачев.

Разрядные дьяки, в XVI в., СПб., 1888, стр. 214). Деяния Б. И. Сукина весьма напоминают «подвиги» Султана Сукина в Опочке. Интересно, что Султан — не имя, а прозвище сборщика пошлин в Опочке. Подлинное его имя неизвестно.

301

Новгородские летописи сообщают, что «о Петрове, дни (после 29 июня. — Р. С.) ходиша новгородци с щита по человеку с лошадью к Почке, а воевода у них Семен Олександрович Упин, дворецкой новгородцкой, опочан вести к Москве, понеже на них бысть облесть». (См. ПСРЛ, т. IV, ч. I, вып. III, стр. 621).

302

Конец волнений во Пскове описан местным летописцем в весьма аллегорической форме, иносказательно. На Троицкой неделе, в среду 3 июня 1547 г. надо всем Псковом появился круг бел «на небеси» и на него наступили «от Москве» иные круги, как бы дуги, «страшни велми», «а к Опочки столб доуговиден»: «Тогда бо, — поясняет смысл знамения псковский летописец, — и к Опочке послал князь великеи воевод 2000 вой...» (См. Псковские летописи, т. II, стр. 232).

В период псковских волнений неспокойно было и в Новгородской земле [303] .

Как мы видим, грандиозное народное восстание в Москве не было единичным случаем. По времени оно совпало с волнениями в Псковской землей некоторых других городах.

Вырвавшийся наружу социальный антагонизм ошеломил правительство, на время ослабил боярские распри и вместе с тем создал благоприятные возможности для выступления на политической арене дворянства, т. е. средних и низших слоев господствующего феодального класса.

303

Как установил А. А. Зимин, во время волнений в Псковской земле архиепископ новгородский слал в Москву отчаянные письма, сообщая, что в, Новгороде «в домех и на путех и на торжищех убийства и грабленая, во граде и погостом великие учинилися, прохода и проезду нет». (См. ДАИ, т. I, СПб., 1846, № 46, стр. 55; А. А. Зимин. Реформы, стр. 310). Не зная, как справиться с опасностью, архиепископ просил правительство закрыть корчмы в Новгороде. Правительство согласилось на это в декабре того же года. (См. Новгородские летописи, стр. 78).

Результатом консолидации различных прослоек правящего класса явилось образование нового правительства, выдвинувшего в конце 40-х гг. широкую программу реформ.

* * *

По мнению И. И. Смирнова, восстание 1547 года отстранило от власти Глинских, а вместе с ними и прочие княжеско-боярские группировки. Пришедшее к власти правительство Макария, Захарьиных, Адашева и Сильвестра опиралось на дворянство и посад и проводило по преимуществу продворянскую политику [304] . А. А. Зимин считает, что непосредственные выгоды из московского восстания извлекла княжеско-боярская аристократия, которая, однако, не смогла сохранить за собой всей полноты власти из-за узости ее социальной базы. Образовалось правительство компромисса, в которое вошли представители как наиболее дальновидных кругов боярства, так и дворянства [305] .

304

И. И. Смирнов. Очерки, стр. 136.

305

А. А. Зимин. Реформы, стр. 310—312. См. также С. О. Шмидт. Правительственная деятельность А. Ф. Адашева. — Уч. зап. Московского Гос. университета, вып. 167, М., 1954, стр. 26—27.

Вопрос о характере правительства конца 40-х гг. может быть разрешен лишь после детального исследования состава правительства и содержания его реформ. Высшим правительственным органов в середине XVI в. была «ближняя дума», выделившаяся из Боярской думы [306] . Ближняя дума 50-х гг. известна в исторической литературе под названием Избранной рады. Впервые она получила это наименование в сочинениях Курбского [307] .

Источники дают довольно точное представление о численности и составе ближней думы в период после московского восстания. Согласно летописям, в 1553 г. ближняя дума собралась у постели тяжело больного царя для утверждения царской духовной и присяги наследнику Дмитрию [308] . В следующем году ближняя дума в том же составе рассматривала особо важное дело о государственной измене и заговоре боярина князя С. В. Ростовского [309] . Показания летописи в целом совпадают с известием Курбского о членах Избранной рады [310] .

306

См. В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси. Изд. 5-е, М., 1919, стр. 311—327; И. И. Смирнов. Очерки, стр. 150.—151.

307

См. С. В. Бахрушин. «Избранная рада» Ивана Грозного.— «Исторические записки», т. 15, стр. 32.

308

ПСРЛ, т. XIII, стр. 525.

В аналогичной ситуации Василий III «призва» к себе «боляр своих избранных и дьяков и повеле писати духовную грамоту и завет о управлении царствия сынови своему и наследнику». (См. ПСРЛ, т. XXI, ч. 2, стр. 612).

309

ПСРЛ, т. XIII, стр. 238.

310

Помимо А. Ф. Адашева, Курбский называет следующих «мудрых советников» и членов Избранной рады: И. В. Большого» Шереметева, М. Я. Морозова, князя Д. И. Курлятева. (См. Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 295, 309, 280).

Названные источники позволяют установить, что к началу 50-х гг. в ближнюю думу входили удельные князья И. Ф. Мстиславский и В. И. Воротынский (а ранее, по-видимому, князь Д. Ф. Бельский); влиятельные бояре Д. Ф. Палецкий и Д. И. Курлятев; старомосковская знать — бояре Д. Р. Юрьев, В. М. Юрьев, И. В. Шереметев и М. Я. Морозов, приказные люди — И. М. Висковатый и Н. А. Фуников, наконец, А. Ф. Адашев и его помощник И. М. Вешняков [311] .

Официальное руководство ближней думой осуществляли удельные князья Д. Ф. Бельский, а позже И. Ф. Мстиславский и В. И. Воротынский. Старейший из бояр князь Д. Ф. Бельский [312] опирался на поддержку многочисленной родни гедиминовичей Мстиславских и Патрикеевых (Щенятевых, Куракиных и Голицыных), а также удельных князей Старицких (княгиня Е. Старицкая была урожденной княгиней Патрикеевой-Хованской) [313] . Д. Ф. Бельский был связан самыми тесными узами со старомосковской знатью. Его женой была М. И. Челяднина, зятьями—бояре В. М. Юрьев и М. Я. Морозов.

311

В ближнюю думу входили два старших удельных князя, Мстиславский и Воротынский. Мстиславский был человеком совсем молодым. До него членом ближней думы был, по-видимому, Д. Ф. Бельский, родня царя, старший и наиболее влиятельный из удельных князей.

И. И. Смирнов справедливо считает членами ближней думы Д. Р. и B. М. Юрьевых. Противоположной точки зрения придерживаются C. В. Бахрушин и А. А. Зимин. (См. И. И. Смирнов. Очерки, стр. 192; С. В. Бахрушин. «Избранная рада», стр. 37; А. А. 3 и м и н. Реформы, стр. 319). В летописных рассказах Захарьины упоминаются в конце перечня ближних людей и как бы отдельно от них. Это объясняется тем, что приведенные летописные известия, заключенные в приписках к летописи, были составлены в 60-х гг., в период правления Юрьевых. Составитель приписок, возможно, желал подчеркнуть то обстоятельство, что братья царицы Захарьины-Юрьевы занимали особое место в правительстве уже в 50-х годах.

И. И. Смирнов и А. А. Зимин привлекают для решения вопроса о ближней думе некоторые косвенные данные. Так, И. И. Смирнов отмечает, что в 1555 г. митрополит в беседе с литовским гонцом мимоходом упомянул о том, что царь пошел против татар, а «бояре государьскые, ближняя его дума, все с ним». По разряду 1555 г., в свите царя было по крайней мере 20 членов думы от бояр до дьяков. Разрядный список не совпадает с приведенным выше списком «ближней думы». (См. И. И. С м и р н о в. Очерки, стр. 151—154). И. И. Смирнов и А. А. Зимин используют для характеристики «ближней думы» также список бояр, подписавших приговор о разбойных делах 1555 г. (См. И. И. Смирнов. Очерки, стр. 153; А. А. Зимин. Реформы, стр. 319). На основании приговора А. А. Зимин делает вывод о том, что в ближнюю думу, возможно, входили бояре Ю. М. Булгаков, И. И. Пронский, В. С. Серебряный и т. д. Такое предположение представляется нам неосновательным. Ни поход царя против татар 1555 г., ни решение дел о разбойниках не относились к тем случаям, которые требовали присутствия всей ближней думы. Замечание митрополита об отсутствии в Москве ближней думы было продиктовано дипломатическими соображениями, поэтому понимать его буквально не представляется возможным. Тем более, что в Разрядах мы не встречаем ни одного случая, когда бы в походной свите царя находились все ближние бояре, и только ближние бояре.

312

Как первый боярин кн. Д. Ф. Бельский командовал всей русской армией во время похода на Казань зимой 1547—1548 гг. и руководил осадой Казани в феврале 1550 г. От имени Бельского было составлено обращение к литовскому правительству, когда в январе 1549 г. Боярская дума решила вызвать в Москву литовских послов. Имя Бельского значится первым в списке тысячи «лучших слуг», датированном октябрем 1550 года. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 156, 160; Разряды, лл. 165, 166 об, 169, 172. 176, 179 об; Сб. РИО, т. 59, стр. 266; ТКТД, стр. 54).

313

Бельские покровительствовали своим сородичам — гедиминовичам Патрикеевым, из рода которых происходила также кн. Е. Хованская-Старицкая. В конце 30-х гг. кн. И. Ф. Бельский добивался боярства для кн. Ю. М. Голицына, чем навлек на себя вражду Шуйских. В 1542 г. Шуйские подвергли гонениям кн. П. М. Щенятева, шурина кн. И. Ф. Бельского и его главного советника. (См. ПСРЛ, т. ХIII, стр. 432, 439).

Тесные узы дружбы связывали Бельских с семьей Старицких. И. Ф. Бельский в чине тысяцкого распоряжался на свадьбе А. И. Старицкого в 1533 году. В ближайшие годы оба удельных князя подверглись заключению. Вернувшись из ссылки (июль 1540 г.), кн. И. Ф. Бельский немало способствовал освобождению Старицких. В декабре 1540 г. Старицкие были выпущены из «нятства» и получили свой старый двор, захваченный ранее Шуйским. Спустя год нм было возвращено удельное княжество. (См. ДРВ, т. XIII, стр. 20; т. XIII, стр. 135, 439).

Наряду с Бельским наиболее влиятельное положение в новом правительстве заняла группировка Захарьиных [314] . В состав ближней думы вошли братья царицы Д. Р. Юрьев и В. М. Юрьев Захарьины, а также их родня И. В. Большой Шереметев и М. Я. Морозов. К 1549 г. Д. Р. и В. М. Юрьевы получили боярский титул и сосредоточили в своих руках управление некоторыми важнейшими приказами страны. С июля 1547 г. Д. Р. Юрьев возглавил Большой дворец, а спустя несколько лет также и Казанский дворец [315] . В. М. Юрьев возглавил Тверской дворец, а затем стал руководить Посольскими делами [316] .

314

После свадьбы даря с Анастасией Романовы получили из казны громадные земельные владения. (См. ДДГ, стр. 443).

315

Правда, в местническом отношении Д. Р. Юрьев занимал сравнительно невысокое положение. В Казанском походе он довольствовался скромным постом второго воеводы передового полка в армии кн. А. Б. Горбатого. (См. Разряды, л. 187 об; ПСРЛ, т. XIII, стр. 210, 221; Сб. РИО, т. 59, стр. 370).

316

Разряды, л. 161 об. В. М. Юрьев вел дипломатические переговоры с Литвой в январе-феврале 1549 г. и в августе-сентябре 1553 г., ездил в Литву в январе-мае 1554 г. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 266, 269, 302, 390, 400, 420 и др.)