Начало России

Внедрялись технические новинки. При Василии I ученый сербский монах Лазарь изготовил в Москве первые часы. В войсках все шире применяли пушки. Хотя специалистов в этой области было мало. Нередко один и тот же мастер занимался отливкой пушек, а на войне служил наводчиком, остальные артиллеристы лишь выполняли его указания (аналогичное положение было и в европейских армиях).

Происходили постепенные изменения и в государственных структурах. Выделились профессиональные чиновники, дьяки и подьячие. Но и в армии стали ориентироваться на профессионалов. Русь уже четверть века не вела больших войн. Выводить летом войска на рубеж Оки давно перестали. Это обходилось дорого, а необходимости вроде не было. Ослабевшие ордынцы не предпринимали масштабных набегов, а с мелкими бандами могли бороться местные отряды. Правительство приноровилось поступать, как в Литве – поручало оборону удельным князьям и наместникам. Но неурядицы в царствование Василия II расшатали власть, воевод никто не контролировал.

Пехотные городские полки поддерживали боеспособность только в приграничных районах, где действительно грозила опасность. В прочих городах деньги, отпущенные на войско, направлялись на иные нужды или в карман наместника. Подготовку ратников забросили. Оружие не ремонтировали, оно разворовывалось или ржавело без присмотра в кладовых. А трагедия московских ополченцев на Клязьме, казалось бы, подтвердила – городские полки ничего не стоят. Основой армии оставались конные дружины удельных князей и бояр. На первый взгляд, это выглядело целесообразным. Коннице сподручнее гоняться за татарами, она может быстро собраться в общее войско, а казна не несет расходов, каждый командир содержит свой отряд.

Изменилась и терминология. Дружинники и слуги князя жили у него при дворе, выполняли различные обязанности в его хозяйстве, поэтому дружину стали называть «двором», а воинов, входивших в нее, со временем начали именовать дворянами. Но дружинников издревле обозначали еще и словом «отроки», то есть юноши, дети. Не в прямом смысле, а в фигуральном, дружина и ее предводитель составляли как бы одну семью, где старший обязан заботиться о младших, а они – беспрекословно слушаться старшего. Чтобы отличить боярских воинов от княжеских, их начали называть «детьми боярскими» (невзирая на окладистые бороды большинства «детей» и на то, что они ни в каком родстве с боярами не состояли).

Серьезные перемены назревали и в Церкви. Ох как нужен был Руси митрополит на смену умершему Фотию! Он мог бы увещеваниями, а то и угрозой проклятия предотвратить усобицы. Но из Константинополя и Западной Европы приходили пугающие известия. Император Иоанн VIII и патриарх Иосиф отдавались католикам! В Базеле заседел собор, который должен был решить вопрос о соединении церквей. А Василий II и его мать были ревностными православными, да и духовенство отнюдь не было настроено жертвовать верой. Посылали гонцов в Византию выяснить, что же там творится, просили поставить митрополита из московских священнослужителей.

Но более оперативным оказался Свидригайло. С трудом удерживая восточные области Литвы, он вспомнил, что Витовт намечал провести в митрополиты смоленского епископа Герасима. Сигизмунд предоставил православным равные права с латинянами, но сам-то он был латинянином! А у Свидригайлы появится свой митрополит, будет благословлять и поддерживать его. Вокруг кого сплотятся православные? Литовец быстренько отправил Герасима в Константинополь, не поскупился на мзду. Но в Византии оценили кандидата с собственной точки зрения. Герасим соглашался на унию! Это чудесным образом решало проблемы с русскими. В 1433 г. его рукоположили в митрополиты, и не одной лишь Литвы, а всея Руси.

С Москвой о его назначении даже не посоветовались, поставили перед фактом. Но Герасим вернулся к себе в Смоленск, а в Москву не поехал. Объяснил, что там «князи русские воюются и секутся». Ясное дело, это было лишь отговоркой. В обязанности митрополита как раз и входило мирить враждующих. А в Литве князья секлись куда круче русских. Просто Герасим понимал, что в Москве он окажется в чужой для него обстановке, должен будет зависеть от государя, считаться с незнакомыми ему епископами, боярами. В Литве ему казалось уютнее и вольготнее. Свидригайло в церковные дела вообще не лез, зато всячески ласкал митрополита, таскал на праздники и пиры. Его замысел исполнился. Митрополия придала ему ореол борца за веру, православные снова сражались на его стороне, теснили Сигизмунда.

А Русь осталась без митрополита. Между тем, до спокойствия было далеко. Мятежники Косой и Шемяка захватили Кострому, куролесили. Но удельные властители и наместники снова повиновались Василию II, удалось собрать воинский корпус. Командовать поставили воеводу Юрия Патрикиевича. Сын литовского князя Патрикия Наримантовича был женат на сестре государя, уж он-то считался вполне надежным.

Косой с Шемякой остереглись сталкиваться с ратью, переправились за Волгу. А Юрий Патрикиевич постарался добросовестно выполнить задачу, изловить смутьянов. Двинулся в погоню. Они ускользали все дальше в бескрайние леса.

Однако бунтовщики хитрили. Отступая, они мало-помалу уклонялись поближе к Вятке и родовому Галичу. С вятской вольницей они водили дружбу, стоило лишь кликнуть, как к ним выступили отряды. Взмолились и к отцу, и старый вояка не выдержал. В опасности были его дети! Какие ни на есть, но свои, а их загоняли, как диких зверей… Князь отбросил договор с Василием II, выслал войско. Юрий Патрикиевич вслепую продирался по чащобам, не представлял, где сейчас его противники, сколько у них сил. На речке Кусь его поймали в засаду, галичане и вятчане хлынули из леса с разных сторон. Государевых воинов побили, сам воевода попал в плен.

Косой и Шемяка окрылились, уговаривали отца, что надо развивать успех, снова идти на Москву. Нет, к возобновлению драки за власть Юрий Дмитриевич был не готов. Он уже один раз опозорился и повторять не желал. Объяснял сыновьям, что пора замириться. Пускай уж в столице правит Василий, но и их не трогает, им достаточно своего княжества. Но Косой с Шемякой отказались угомониться, отца не послушались и опять заняли Кострому. А великому князю теперь никак нельзя было мириться. Его авторитет скатился и без того слишком низко. Его согнали с престола и вернули на престол, будто ничего не значащую пешку. Его шурина разгромили, города отбирали!

Василий II велел поднимать большую рать. Однако дисциплина в государстве оставляла желать лучшего. После сплошных поражений удельные князья настраивались выждать, чья возьмет. На призыв явились лишь несколько: брат жены Василий Боровский, двоюродные братья Иван Можайский и Михаил Верейский, прислал отряд Иван Рязанский. Но в целом набралось достаточно воинов, зимой 1433/34 гг. государь лично повел их на дядю. Юрий узнал, что неприятелей слишком много, оставил защищать Галич Косого с Шемякой, а сам с дружинами ушел севернее. Пытался, как и раньше, увести московское войско за собой. Василий II не поддался, обложил Галич. Но взять город было трудно, а его разболтавшиеся ратники не стремились лезть под стрелы и кипяток. Зато пограбить разохотились как следует. Перетряхнули весь удел, пожгли деревни, набрали добычи и пленных.

А пока армия без толку околачивалась возле Галича, Юрий совершил умелый маневр – выбрался на подступы к Костроме. Угрожал отрезать государю обратную дорогу, запереть в лесах. Василий II предпочел снять осаду, возвратиться в столицу. Галичский князь вернулся домой и застал печальные картины. Пепелища еще дымились, крестьян увели, скотину угнали. Он разъярился. После победы отказывался продолжать войну, а после разорения не желал завершать ее. Войско у него было в сборе, взялись за оружие все галичане, позвали вятчан. Отправились мстить сразу же, без промедления. А Василий только что распустил армию, у него в распоряжении почти никого не было. Лихорадочно скликал ратников обратно, но они устали, не спешили расставаться с теплыми семейными очагами. К государю стекались жиденькие отряды, из князей прибыл один Иван Можайский.