Национальность – одессит

Ректор хмыкнул, посмотрел остальные документы и передал заведующему кафедрой химии. Тот мельком глянул на дипломы и внимательно перечитал список моих научных трудов.

— Вспомнил, где встречал вашу фамилию! — вдруг воскликнул Люк Болье. — Года три назад, в самом начале войны, во французском журнале «Анналы химии и физики» был репост вашей статьи об изоляции электрических проводов с помощью триацетатных гидрофобных нитей и способах окраски их в разные цвета с помощью азокрасителей! Уж извините, был уверен, что автор ее… — он запнулся, подыскивая слова, — не так молод!

— Этот недостаток я исправляю каждый день! — пошутил я.

Они засмеялись, причем оба с явным облегчением. Перед ними не мошенник — и слава богу!

— Какие разделы химии вы хотели бы преподавать? — спросил профессор Люк Болье.

— В Новороссийском университете я читал лекции по разделам технической, на Одесских высших женских педагогических курсах — по общей, но могу любые другие, — ответил я.

— Курс органической химии подойдет? — спросил он.

— Конечно, — согласился я.

— У нас запарка с преподавателями. Если не найдем еще одного, возьмете и аналитическую? Будете получать в два раза больше, — предложил он.

— Давайте попробуем, — согласился я и проинформировал: — Я не бедный человек. Деньги интересуют меня постольку-поскольку. Главное, чтобы оставалось время на научные исследования.

— Заработали на своих изобретениях? — полюбопытствовал ректор.

— Получил наследство и правильно распорядился им, — ответил я. — В России не выдают патенты на открытия в химии.

Оба мои собеседники искренне удивились такой щедрости российского правительства за счет ученых и посоветовали мне получить патенты в Швейцарии.

— Насколько я знаю, никто пока не сделал это на разноцветную полимерную изоляцию, — поделился заведующий кафедрой химии.

174

Они таки написали в Новороссийский университет, уже не императорский, и, к моему удивлению, что почта добралась, получили оттуда подтверждение за подписью ректора Доброклонского А. П. В годы моей учебы и работы в университете он был исполняющим обязанности экстраординарного профессора по истории церкви на историко-филологическом факультете, поскольку защитил только магистерскую диссертацию. Второго профессора химии на такую маленькую зарплату в Швейцарии и Франции не нашлось. Претендовал немец, но на французском языке говорил отвратительно, а в Женевском университете преподавание велось только на нем. Так что с нового учебного года я стал преподавать органическую и аналитическую химию, разделив курс по второй с заведующим кафедрой Люком Болье, которому, как истинному швейцарцу, денег постоянно не хватало.

Женевский университет объединял французскую и немецкую модель преподавания. Обучение, как и у немцев, было практически бесплатным, всего пятьдесят франков (восемнадцать рублей семьдесят пять копеек по довоенному курсу) за семестр, но профессора, как и у французов, считались государственными (кантонными) служащими. Чтобы получить диплом студент должен в конце каждого года обучения сдать экзамены по нескольким обязательным предметам и дополнительным на выбор. Учиться можно бесконечно. Следует отметить, что швейцарские студенты, за редким исключением, гранит науки грызли упорно, методично, напоминая мне курсисток Одесских высших женских педагогических курсов. К тому же, малообеспеченным, которые учились хорошо, в качестве поощрения давали стипендию. Рождественские каникулы две недели, летние — семь, с середины июля до конца августа. Даты колеблются в зависимости от выходных.

Профессора получали небольшой оклад и хорошую доплату за лекции, лабораторные, зачеты, экзамены. Как потопаешь, так и полопаешь. Тут вам не российский университет, дурака не поваляешь. Я не шибко перетруждался, поэтому на круг выходило, если в рублях, около двух тысяч. Зато теперь в моем распоряжении была химическая лаборатория с сотрудниками на государственной зарплате и помощниками-студентами, которым платил сам. За первый же год я написал две научные статьи по красителям для пластических масс, которые опубликовали во французском журнале «Анналы химии и физики». Оба номера были выставлены на обозрение в витрине за стеклом возле учебной части, где вывешивали объявления. Профессора Женевского университета тоже занимались научной работой, но выхлоп был слабый. Самые способные убегали в Берн, Цюрих или уезжали заграницу. Мне тоже прислали предложение из Бернского университета, пообещав за меньшее количество лекций большие деньги, но я отказался, сославшись на слабое знание немецкого языка, на котором там ведется преподавание, чем беспредельно обрадовал заведующего кафедрой химии и ректора университета.

Я подал заявки на все свои изобретения, за исключением целлюлона, который уже зарегистрирован на Жака Брандербергера, как целлофан, в Федеральное ведомство духовной собственности, как в Швейцарии называется заведение, занимающееся выдачей патентов. Кстати, оно было первым в мире, и в нем всего несколько лет назад работал Альберт Эйнштейн. Располагалось ведомство в Берне. По совету Люка Болье я подал заявки через частное бюро «Гюнтер и партнеры», находящееся там же, потому что требовалось выдержать строгие условия составления, начиная от формата и плотности бумаги. Я списался с ними, после чего выслал необходимые материалы и чек на оплату государственных пошлин и частных услуг. Все заявки были зарегистрированы. Значит, с этого момента пойдет отсчет моего права на изобретение, если получу патент. Всякий, кто подаст позже, будет послан. Как мне сказали, рассмотрение может занять несколько месяцев. При положительном решении я получу патент, и с даты его выдачи начнется двадцатилетний отсчет действия моих прав. По окончанию этого срока изобретение станет достоянием всех.

К тому времени в России случился Октябрьский переворот, и те, кто был никем, там ими и остались за редчайшим исключением, но никемов стало намного больше, потому что в эту категорию низвели и многих из тех, кто раньше был кем-то. В Западную Европу потянулись беженцы, самые сметливые, догадавшиеся, что по-старому уже не будет. Их пока мало и это люди с паспортами, деньгами, хорошим образованием и опытом в своем деле, поэтому встречают хорошо. Кое-кто добрался до Женевы, и то тут, то там порой слышу русскую речь. Кстати, среди студентов тоже много выходцев из Российской империи, теперь уже бывшей, особенно девушек на медицинском факультете, и есть даже лаборанты, ассистенты. Если у них хватит мозгов остаться здесь, то не окажутся в скором будущем на Соловках по обвинению в работе на швейцарскую разведку, и весь мир узнает, что у Швейцарии она таки есть.

175

В конце весны и начале лета начали приходить патенты, а вслед за ними и коммерческие предложения от швейцарских компаний. Первыми отреагировали производители техники, работающей от электричества: «Браун Бовери и Ко», «Братья Зульцер», «Эшер-Вис и Ко». Их интересовала предложенная мной разноцветная изоляция проводов. Первым двум я продал права за десять тысяч франков каждой, а с третьей взял акциями компании, прикупив еще на полученные деньги от первых. После «технарей», когда получил патенты на красители, подтянулись три химические компании, акционером которых я был: «Гейги», «Химический завод Сандоз» и «Компания химической промышленности Базеля». Я предложил им встретиться утром двадцатого июля в Берне в гостинице «Националь».

Вероник тут же согласилась поехать со мной, хотя собирался смотаться один на машине. От Женевы до Базеля двести пятьдесят три километров. Трястись с женой в машине я не решился. Поехали поездом в вагоне с сидячими местами, который считался здесь второклассным, но мало чем отличался от третьеклассного в России. Впрочем, ехать пришлось всего часов шесть и по живописным местам. У меня большое подозрение, что нейтралитет Швейцарии — это следствие красивой природы. Как-то пропадает желание воевать, когда живешь среди таких восхитительных пейзажей.

Нынешнее четырехэтажное здание отеля «Три короля (волхва)» было построено в середине прошлого века, как заверил нас извозчик, нанятый на железнодорожном вокзале-дебаркадере, напоминавшем Московский в Питере, однако первый вариант появился на этом месте в семнадцатом веке. Располагался он на левом берегу Рейна рядом с каменным мостом. Над входом барельефы трех волхвов, несущих дары новорожденному. В немецкоговорящих кантонах их называют королями, откуда и название отеля. Внутри все помпезно по протестантским меркам, то есть не очень дорого. Электричество есть, телефон есть, ванная и горячая вода есть, но лифта нет.