Над краем кратера

– Света! С ума сойти! Ты откуда возникла?

– Я из моря. А ты?

– Я – с гор. Не поверишь, я тебя только что видел во сне.

– А я тебя, когда ты бросился в море и поплыл.

– Так ты была среди этих девиц?

– Ну, в общем-то, рядом с ними. Потому тебя и заметила.

– Наверно, и я заметил краем глаза что-то знакомое, ты и вошла в мой сон.

– Что же ты тут делаешь?

– Видишь эту гору, – с какой-то неожиданно ребячливой гордостью указал я на громаду Демерджи-яйлы, нависающую над нами, – вот ее я изучаю, понимаешь, работаю от Симферопольского Института минерального сырья.

– А где живешь?

– Совсем близко. Не одевайся, здесь все так ходят. Пойдем, покажу.

Света ни на йоту не изменилась, обняла меня за бедра, и так мы в обнимку прошествовали до моей палатки.

– Ты не один? – спросила, увидев две раскладушки.

– Напарник уехал на пару дней в Ялту.

– Нет, ну, действительно, только подумать. Можно с ума сойти, – сказала она, бросившись на раскладушку, только сейчас осознав, что произошло.

– А ты одна или с кем-то?

– Ну, ты же понимаешь, цепляются всякие, Как-никак сезон курортных романов.

– Но как ты именно попала сюда?

– С подружкой с нашего курса. Она из Симферополя. Вот и затащила меня сюда.

– Так ты живешь в Симферополе?

– Нет. У подружки здесь, совсем неподалеку, на краю Алушты, живет ее бабка. Понастроила во дворе своего домика курятники для приезжих туристов. Ну, и внучке дала один такой курятник. Представляешь, бесплатно.

– Выходит, мы с тобой соседи, – сказал я, сел рядом, и мы снова поцеловались.

– Сюда никто заглянуть не может?

– Ну, ты даешь. Идем, я тебе покажу наш сад, – сказал я, и мы снова поцеловались. Света на минуту погрустнела:

– Вся наша компания разбежалась. Оставили меня одну. Нина с Маратом, но тебя все время вспоминает. Не веришь?

– Верю.

– Тата вышла замуж за Альку Веселова. Данька все еще приударяет за мной, но ты же знаешь этого слоника. Ноги мне оттоптал в танцах. Так-то вот…

Царева она, конечно же, знала, но я и словом не обмолвился о нем и Лене. Мы вышли из палатки, прошли околицей села в сторону сада.

– Село как будто вымерло. Ни одной живой души, – сказала Света.

– Тут когда-то жили татары. Говорят, более трех тысяч душ. Село и называлось Улу-Узень. Их всех выслали отсюда, то ли на Урал, толи в Сибирь село переименовали в Генеральское. А сюда оттуда привезли переселенцев. От силы наберется несколько сотен. Да и работать, как татары, они не умеют, пьют. Видишь, сад весь обветшал, доски арыков сгнили. Всё пришло в упадок.

Мы шли в обнимку по саду, запущенному, заросшему сорняком. Деревья сгибались под тяжестью плодов, грузно шлепающихся оземь и растекающиеся вместе с водой вытекающей в щели дощатых арыков. Запах гниения и брожения кружил голову. Ньютоновы яблоки падали с ветвей, но мимо наших голов, ибо нас пробуждала не мудрость, а нас побуждала страсть. Она-то вызывала в нас брожение и все сильнее кружила нам головы. Мы ели яблоки, как запретные плоды, видом походили на Адама и Еву и целовались под каждым деревом. И заброшенный этот сад воистину был райским.

Нетерпение предвкушающим ознобом, похолодевшими кончиками пальцев ног и рук, вышибло из меня всю девственность одиночества горных высот, которое я так лелеял в себе, и мы пили чистейшую почти ледяную воду из ручья, зачерпнув ее ладонями.

Мы вернулись в палатку. Это было какое-то исступление, я ничего не видел, ничего не слышал, я просто растаял, растворился в незнакомом, впервые ощутимом, как на грани потери сознания, блаженстве.

– Давно у тебя никого не было? – спросила непривычным для нее расслабленным голосом.

– Ты у меня – первая.

– Так я тебе и поверила. Погоди, дай прийти в себя. Хо, так это, выходит, я тебя лишила девственности? – это был голосок прежней Светы.

– Клянусь.

Слово вырвалось из меня так искренне и непроизвольно, что она силой прильнула к моим губам, и мы снова провалились в беспамятство. Кажется, потом заснули. Проснулись от голода. Натянул на себя достаточно потрепанный, и всё же парадный спортивный костюм. На пляже сдали лежаки. Света надела какую-то тряпку, которая с трудом походила на платье. В нем она казалась обнаженней, чем в бикини. Но лишь сейчас я заметил, какие у нее длинные, стройные ноги.

Подружка ее Люся протянула мне руку. Она была вялой и мягкой. Зашли втроем в забегаловку, на окраине Алушты. Заказал три порции пельменей и три бутылочки крем-соды. На меня с любопытством поглядывали. Вероятно, я смахивал на сомнамбулу. Я не шел к столу. Меня несло, человека, впервые в жизни познавшего женщину.

Я сбросил в единый миг тщательно и любовно выращиваемый горб нежелания жить. И дрожь, которую ощутил, исчезая в блаженстве совсем недавно, была так похожа на ощущение в тот момент, когда я висел на волоске у кромки снежного колодца, над краем кратера.

Это было потрясение до самых корней жизни. Это был полный внутренний переворот, к которому несет через годы, но вершится он в один миг. И щедро одарила меня этим, ничего не требуя взамен, легкомысленная и легконогая, похожая на цыганку, готовая в любой миг броситься в омут, Света, и нельзя было об этом обмолвиться словом, ибо это было за пределом слов и, тем более, благодарности.

– Девочки, пока.

– Ты когда собираешься в горы, – с неприсущей ей озабоченностью спросила Света, провожая меня до дверей.

– Завтра.

Шепнула: – Приду через пару часиков.

И хотя палатка достаточно нагрелась, несмотря на то, что стояла в тени деревьев, я лёг и мгновенно уснул, как говорят, без задних ног. Сквозь сон ощутил ее присутствие. Она была в том же едва прикрывающем ее платьице, но видно было, что под ним, как поется в песенке, «всё голо».

Впервые в жизни я спал всю ночь рядом с женщиной и в любой миг мог протянуть руку и ощутить ее горячее тело, которое доверчиво, по-младенчески раскрывалось мне навстречу. При каждом таком прикосновении она, не открывая глаз, как бы во сне, оборачивалась ко мне и мягкими своими, ненасытными губами обхватывала мои губы.

Проснулись окончательно, когда обозначились первые лучи солнца, в сладостной расслабленности, лежали в обнимку и бормотали явно какие-то глупости, которые в такие мгновения все же полны странной значимости.

– Ты бы могла меня полюбить?

– Ты мне всегда нравился.

– Что ты собираешься делать?

– Возьмешь меня с собой в горы?

– Тебе не будет трудно?

– Ты так здорово рассказывал о своих чувствах там, в горах. Я тоже хочу это почувствовать.

– Я рассказывал? Когда?