Над пропастью юности

— Фрея сделала выбор в пользу отца. Парень уехал, а она осталась, — они обошли дом и вышли в сад. Большие розовые кустарники благоухали среди долгожданной прохлады, снимающей напряжение после длинного жаркого дня. Они нашли скамейку, где спрятались подальше от суеты и мрака компании, так легко поглотившей Джеймса. — И всё же, как глупо это было с её стороны, — усмехнулась Марта. — Девушке в её положение следовало бы искать выгодную партию. А она возомнила себя героиней какого-то глупого романа, — она тихо засмеялась, вторя хору сверчков, собравшихся вокруг них.

— Разве такие, как она, умеют иначе?

— Какие такие? — с ревнивым интересом спросила Марта.

— Ты сказала, что она художница. Все они немного своенравные и мечтательные, — он стегнул плечами. Джеймс немного расслабил галстук, прежде чем достать из кармана пиджака портсигар. Они с Мартой взяли себе по одной сигарете.

— Не смеши меня. Разве ты знал хоть одного художника? — Марта сделала глубокую затяжку и рассмеялась, выпуская кольца дыма. — Впрочем, не важно. Я не хочу больше обсуждать дурацкую Фрею О’Конелл.

— Что же ты хочешь обсудить? — с вялым энтузиазмом спросил Джеймс, подавляя внутри себя желание возвратиться обратно к обсуждению Фреи, образ которой успел возникнуть в его памяти ещё свежим воспоминанием. Пятна краски на руках, шрам на лодыжке и пушистые волосы, скрывающие красное от слез и смущения лицо.

— Ты слышал что-либо об уговоре наших родителей? — ладонь девушки легла на его ногу и сжала её. Она продолжала смотреть прямо, выкуривая сигарету с самым крепким табаком, что он лишь смог добыть в этой глуши. Джеймс смотрел на неё с насмешкой в глазах. Ему было плевать, о чем могли договориться их родители. Ему было неинтересно всё, связанное с отцом. Парень успел позабыть и о последней угрозе того, поскольку проверить её подлинность у него пока что не представилось возможности. — Мы должны будем пожениться.

— Этого не будет, — он чуть было не задохнулся сигаретным дымом. Ладонь Марты сжалась сильнее. — Этого никогда не случиться, и ты сама прекрасно об этом знаешь, — Джеймс потушил сигарету и резво отбросил ладонь девушки. Он поднялся с места и навис над ней. Розовые губы растянулись в гадкой улыбке.

— Я тебе настолько противна? — в который раз девушка обиженно надула губы, сложив руки на груди.

— Ты очаровательная. И милая. Раздражаешь меня не так уж часто, — Марта не смогла сдержать улыбки, хоть брови её оставались нахмуренными. И девушка не дала слабине пробиться, стерев улыбку достаточно быстро, чтобы парень засомневался, видел ли её на самом деле. — Чёрт, я ведь тебя всю свою жизнь знаю. И поверить не могу, что ты сама не против этого.

— Не так уж…

— Это ведь абсурд! Мы живем во второй половине двадцатого века, а наши родители всё ещё договариваются о браках, — он усмехнулся про себя, не позволив Марте возразить. Джеймс даже перестал обращать внимание на то, что девушку оскорбил столь резкий отказ от её сердца. Он поражался изобретательности отца, совершившего подобную пакость за его спиной. Это было нечестно и жестоко. Это было слишком даже для него.

— Почему…

— Я никогда не женюсь! — сквозь зубы процедил парень, вынудив девушку в ту же секунду умолкнуть. Марта прикусила язык, только бы не ляпнуть чего лишнего. Стеклянные глаза девушки опустились вниз. — Надеюсь, ты понимаешь, что это даже не обсуждается, — он посмотрел на Марту. Спина оставалась прямой, руки скромно сложены на коленях, лишь голова чуть опущена. Она так сильно была похожа на его мать, что это пугало. — В конце концов, ты заслуживаешь лучшего, — Джеймс притронулся к ледяной руке девушки. Она тут же её отдернула, подняв на него чуть красные глаза, полные ненавистной злобы.

— Ты не сможешь вечно жить так. Когда-нибудь тебе это надоест, и ты вспомнишь обо мне, но будет слишком поздно, — Марта со всей силы оттолкнула парня, прежде чем подхватиться с места.

— Не глупи! Разве тебе самой не противно от того, что за нас уже всё решили? — Джеймс раскинул руками в воздухе, выпуская наружу тихий смешок. Ему почудился странный шорох, будто кто-то затаился в кустах и подслушивал их, но, приглядевшись, так никого и не заметил.

— Мне было бы противно, если бы на твоем месте был кто-угодно другой.

— Мы друзья и, возможно, тебе было бы спокойней рядом со мной, но разве это не странно? Ты была для меня сродни сестры всё это время…

— Разве сестры позволяют братьям совершать то, что мы делали? — её голос стал в разы тише, будто Марта решила, что их кто-то мог подслушать. Она подошла к нему достаточно близко, чтобы Джеймс чувствовал её разгоряченное дыхание на своей коже.

Он смотрел на девушку в недоумении, пытаясь угадать, не шутила ли она. Для него всё это было сродни забавы, игры, не имеющей малейшего отношения к его истинным чувствам. Джеймс полагал, что и самой Марте это нравилось. Она ведь никогда не возражала против порочных увлечений, позволяя парню открывать для неё новый, совершенно неизведанный мир. Хоть девушка так и не разрешила ему проникнуть в неё, но то, чем они занимались, было достаточно грязным, чтобы при любом случайном воспоминании об этом её щеки начинали гореть, выдавая стыд.

— Марта, — он обхватил лицо девушки обеими ладонями, вынудив её смотреть ему прямо в глаза. Его руки пахли сигаретами, и ей этот запах казался таким родным, что она внимала ему, желая втайне, чтобы тот въелся под кожу. — Завтра ты уедешь в Лондон. К концу года ты уже будешь обручена с милым молодым человеком с достатком. А к началу следующего лета я приду на твою свадьбу, поздравлю от всей души, и мы даже не вспомним об этом разговоре. Ты поняла меня?

Девушка начала упрямо мотать головой, пытаясь вырваться из тисков сильных рук. Её ладони обхватили его, но Джеймс не отпускал лица Марты, вынуждая ту и дальше смотреть ему в глаза. Своенравна и нетерпима к отказам, она посягнула на его свободу, невольно вступив в сговор с отцом.

— Я не женюсь на тебе, как и на ком-либо другом. Ты поняла меня?! — рявкнул парень, заставив её вздрогнуть от силы своего голоса. Шорох в кустах стал громче, и Джеймс заметил едва заметное движение, но не стал следовать за тем, кто поспешил уйти, испугавшись его.

— Поняла, — вяло промычала девушка, сдавшись перед его неприступностью. Джеймс отпустил Марту, и та чуть пошатнулась на месте. На щеках остались красные отметины от его рук, быстро погасшие перед румянцем злости. — Вот так ты хотел со мной попрощаться?

— Ты сама это начала, — Джеймс достал из портсигар сигарету и поджег её.

— Когда это всё надоест тебе, даже не думай возвращаться ко мне, — бросила девушка, но он лишь усмехнулся. Всё же она совершенно его не понимала.

— Прощай, Марта, — произнес Джеймс, прежде чем развернуться и неторопливо вернуться в дом. Он слышал позади её сдерживаемые всхлипы, но ничего не мог исправить. Марта обманула лишь себя, бессовестно обвинив в этом его самого.

Джеймс знал, это пройдет. Они ещё непременно встретятся при совершенно иных обстоятельствах, противоречивых тому, что обрисовало незатейливое воображение девушки. Всё будет в точности, как то предвещал он сам. Они не вспомнят ни об этом разговоре, ни об этом лете, или, по крайней мере, сделают вид. Она выйдет замуж и выбросит из головы всю эту чушь раз и навсегда.

Стоило ему оказаться дома, как Джеймс в ту же секунду нашел телефон, находившейся в кабинете мистера Клеменса, отсутствующего в доме. Дрожащими от злости пальцами он набирал номер, что должен был связать его с их апартаментами в Лондоне, где сейчас должен был оставаться отец.

Конечно же, сперва ему пришлось иметь дело со служанкой, которая упрямо доказывала, что в столь поздний час мистер Кромфорд не сможет подойти к телефону. И даже когда он представился и рявкнул на неё несколько раз, изобильно облив руганью, женщина стояла на своем.