Надо – значит надо!
Шрифт:
Он смотрит с недоверием.
— Напрасно вы сомневаетесь в моих словах. Я ведь от души говорю. Как думаю, так и говорю. Ладно, не будем терять ни одной секунды. У нас обоих дел выше крыши. Вечером встретимся. Я подъеду. Поговорим в машине. Дайте руку.
Он протягивает, и я молча её пожимаю. Крепко и весомо. Наши взгляды пересекаются. Чурбанов смотрит твёрдо и уверенно. Вот и хорошо. Лишь бы не передумал в самый неподходящий момент…
Я поднимаюсь в ресторан и ставлю глушилку на стол.
— Небыстро ты, — качает головой Скачков. — Мы уже всё. Кофе ждём.
— Это что? — кивает Белоконь.
— Глушилка. Создаёт помехи для электроники.
— Чего пишут?
— Все разговоры. Ладно. Василий Тарасович, отдых на сегодня отменяется. У нас утром серьёзная операция.
— Какая ещё? — хмурится и подбирается Скачков.
— Сейчас расскажу. Смотрите, я сейчас майора забираю и везу в ЦК, а вы поезжайте на Кутузовский двадцать шесть и посмотрите, ведут ли там ремонтные работы. Оцените обстановку. У нас будет задача завтра рано утром, время уточню позже, подъехать колонной и сопроводить ответственное лицо к месту его работы, не допустив вмешательства и предотвратив попытки задержать, помешать, имитировать арест. Группа злоумышленников под видом работников МВД попытается провести захват важного лица. Это первая часть. Вторая часть. Перехват другого лица, выезжающего с этого же адреса и сопровождение в следственные органы.
— Нихера у вас задачи, — напрягается Белоконь.
— После ЦК, — продолжаю я. — Привезу майора и всё пройдём по пунктам. Главное, распорядитесь, чтобы личный состав был в полной боевой.
— Так точно, — кивает Тимурыч.
Белоконь, молчит, не истерит, лишних вопросов не задаёт. Спокойно встаёт и идёт следом за мной.
Мы приезжаем на старую площадь и, хотя я по пути позвонил Гурко, пропуска ещё не готовы. Приходится ждать минут пятнадцать. Наконец, формальности оказываются улаженными и мы поднимаемся наверх.
— Что-то ты к нам зачастил, — просвечивает Гурко рентгеном своих глаз Белоконя.
— Вот, хочу представить Юрию Владимировичу кандидата на место Скачкова. Майор Белоконь Василий Тарасович.
— Это не обязательно было делать в таком пожарном режиме, — слегка журит меня Гурко.
— Марк Борисович, майор находится в Москве в командировке, большим количеством времени не располагает, поэтому…
— Шефу только так не скажи, — перебивает меня он. — Он не слишком оценит, если ты скажешь, чтобы он подстроился под график Василия Тарасовича.
— Понял вас. У меня просьба, можно пойти к нему немедленно? Цейтнот, катастрофа, системный кризис. Это всё происходит со мной прямо сейчас, буквально на ваших глазах.
— Ладно, попробуем, — кивает Гурко и звонит Андропову.
Тот великодушно позволяет нам прийти. Мы идём в его кабинет, но захожу я один, оставляя Белоконя в приёмной.
— Ну, и где твой претендент? — хмурится Андропов, после обмена приветствиями.
— Он в приёмной, Юрий Владимирович. Прежде, чем перейдём к его кандидатуре, я хочу рассказать вам что-то очень важное.
— Важное? — вздыхает он. — Давай только постараемся закончить с важным побыстрее. Видишь сколько у меня тоже очень важного, между прочим?
Он показывает на кучу бумаг, лежащих на столе.
— Вижу. Но моё важнее.
— Ну-ну, — кивает он, и я излагаю то, что мне известно, относительно операции, планируемой Щёлоковым.
Андропов снимает очки и трёт лицо руками.
— И что, Брежнев дал санкцию?
— Да, — киваю я. — Но Щёлоков его обманул. То есть одобрение генсека он получил обманным путём.
— Не знаю, — качает головой Андропов. — Я не исключаю, что это их общая идея. Совместный труд.
Надо сказать, хладнокровия ему не занимать. Ведёт он себя спокойно,
сдержанно и в истерику не впадает.— Во-первых, Чурбанов знает ситуацию только со слов Щёлокова. А что творится за занавесом ему неизвестно. Либо, его могут разыгрывать в тёмную. И, наконец, он может осознанно вводить нас в заблуждение.
— Мне кажется, Чурбанов не темнит, — отвечаю я.
— Почему?
— Чуйка, Юрий Владимирович.
— Чуйка? Чуйка — это хорошо. Прям-таки очень хорошо. Только в папку её не вложишь и к делу не подошьёшь.
— У вас во дворе экскаватор яму роет, там с водопроводом беда какая-то. Блоки железобетонные убрать пришлось. Так что проезд свободный теперь, шлагбаум и объехать можно.
— Ему не удастся приплести меня к этому делу.
— Что? — спрашиваю я, не веря своим ушам. — Не удастся? Ой простите.
Не в силах сдержаться, я усмехаюсь.
— Я что-то смешное сказал?
— Извините, но да. Приплести можно кого угодно к чему угодно. Рекунков, например, очень удачно приплёл Чурбанова к узбекским делам и взяткам в одном из вариантов нашего с вами будущего. А самого Щёлокова приплели к стяжательству. Черненко приплёл. Впрочем, у Щёлокова рыльце-то в пуху, если честно. И это нам кстати на руку. В КПК, вероятно, имеются какие-то заметки на этот счёт. А если не имеются, их легко можно «приплести». На самом деле, примеров, кого к чему приплели можно привести много. В бывшем вашем ведомстве такое приплетали все последние шестьдесят лет, что даже и говорить не о чем. Вам ли не знать? И в МВД тоже опыт имеется. И в прокуратуре. Или вы думаете, что если Брежнев позвонит Рекункову, тот будет правду матку рубить и настаивать на вашей невиновности? И свидетели найдутся и документы, и отпечатки пальцев с проглоченной таблетки снимут после эксгумации тела потерпевшего. Поэтому, ваша фраза показалась мне… немного юмористической. Простите.
— И что ты предлагаешь? — злится он.
— Предлагаю брать ситуацию в свои руки.
— Ну, давай, излагай свой план.
— Я думаю, было бы хорошо, нанести контрудар…
Я рассказываю о своих соображениях и Андропов погружается в размышления.
— А можно, Юрий Владимирович, пока вы думаете я вам всё-таки покажу человека, которого хотел бы видеть во главе «Факела» вместо Скачкова?
— Не до него сейчас.
— Завтра его заодно в деле проверим, — пожимаю я плечами. — Крещение боем. Хотя он в боях бывал, конечно.
— Пять минут.
Знакомство проходит нормально. Сдержано, но содержательно. Белоконь на все вопросы отвечает прямо и чётко. Андропов остаётся доволен.
— Надеюсь, у нас ещё будет возможность поговорить более продолжительно, — кивает он, намекая на конец аудиенции и подняв трубку, набирает номер. — Марк Борисович, зайдите ко мне.
Мы намёк понимаем и уходим.
— Вообще-то, — говорит Белоконь, когда мы выходим от Андропова, — я ещё не давал согласия.
— Да? — пожимаю я плечами. — Ну, это ничего. Я надеюсь, что дадите рано или поздно. Просто к Андропову не так просто попасть, а раз уж выдался случай, так мы его и использовали на все сто процентов. Это вас ни к чему не обязывает.
На самом деле, обязывает, конечно. Ну, вот такие хитрости с моей стороны…
— А ты что, правда внук Брежнева? — спрашивает майор.
— Нет, неправда. Но некоторым нравится так думать. Ну, и пусть себе думают. Мне это не мешает.
— Ну, ещё бы, — хмыкает Белоконь.
— Мы, Василий Тарасович, не за ордена и звания здесь рвём рвущиеся части своих организмов.
— А за что тогда? — прищуривается он. — За деньги?
— За идею. Как вы на границе, так и мы здесь. За идею. Мы ведь рыцари света. Единственные рыцари, и без нас очень быстро наступит тьма.