Наедине с собой

Причем летом даже ложились спать. Прямо на тротуар. И строго в порядке очереди. Так и лежали, ее …не нарушая.

***

В Пирятине до войны существовал пороховой склад (точнее, арсенал). При отступлении советские

войска оружие частично эвакуировали, а частично – взорвали, дабы то не досталась немцам.

Так вот, территория, где он находился, стала излюбленным местом отдыха ищущих приключений

пацанов (девочек я там никогда не видел). Мы все, как ненормальные, рыли землю в надежде

найти что-нибудь взрывоопасное. И находили, надо заметить, очень часто. Особенно патроны и

боеголовки к минам. Последние, научившись ставить на боевой взвод (необходимо боеголовку

развинтить и вынуть «прокладку» из шариков), естественно, взрывали.

В этот раз «рванули» на городском кладбище, сами залегши за удаленным надгробием. Высоко в

воздух – мы такого не ожидали – взлетел огромный ком земли. Его увидели рабочие

расположенного напротив кирпичного завода. И стремглав – на кладбище. Мы – наутек.

Хотя нас и поймали, но, как выяснилось ближе к вечеру, узнали. И поставили в известность

родителей.

Во время «допроса с пристрастием» мы рассказали что к чему. И признались, что боеголовки –

правда, еще не взведенные у нас есть еще. Показали место, где те закопали – во дворе у братьев

Петра и Владимира Левандовских.

Их отец в сердцах выбросил изъятое в уборную. А к утру опомнился: а вдруг там что-то

проржавеет и кого-то вместе с отхожим местом поднимет в воздух?

Кликнули – отец, как директор местной нефтебазы, имел такую возможность – саперов. А, надо

отметить, отхожее место Левандовские устроили на месте ямы, из которой во время строительства

усадьбы изымали глину. Глубина зашкаливала ...за восемь метров. И уже до половины, простите

за натурализм, была заполнена дерьмом. Щуп на такую глубину не доставал. Да и двигать им в

густой жиже оказалось весьма непросто.

Начали обсуждать, как поступить. Разговор, в основном, сводилась к двум вариантам: отсосать

содержимое с помощью ассенизационной машины и, предварительно сняв будку, подорвать

боеголовки непосредственно в яме.

Оба высшее военное руководство отвергло. В первом случае, опасались несанкционированного

взрыва, во втором – очень большого разброса дурно пахнущего вещества. Да и собирать

боеголовки, которые разлетятся вокруг (среди них могут оказаться и уцелевшие, а потому –

опасные), было бы чрезвычайно проблематично.

Итог – будку перенесли в другое место. А яму засыпали и забетонировали. А с нами еще раз

провели строгую воспитательную работу – не обошлось и без ремня.

***

Нам – по 15. Естественно, уже интересуют девушки, перед которыми каждый ходит гоголем. А

еще модными стали катания на велосипедах.

Очередное мальчишечье сборище у дома моих родителей. От новой подруги возвращается

незнакомая девушка. Дело молодое – слово по слову, и мы уже все знакомы. Конечно, кто как

может, выпендриваемся. Прозвучало слово «цветы».

И вдруг заявив «Сейчас!» рвет велосипед с места Сашка Запорожец. Мы удивленно

переглядываемся: где на нашем «кутку», да еще вечером, взять цветы?!

Но через десяток минут наши глаза лезут на лоб, когда выпендрежник вручает «даме» роскошный

букет пионов. Как мы потом ни расспрашивали товарища, где и как, на чьем неизвестном нам

огороде, он молчал, как партизан.

Озарило меня на следующий день. Наглец привез цветы …с кладбищенской свежей могилы – в

тот день как раз прошли похороны…

Безусловно, оставаясь джентльменами, девушке впоследствии об этом никто не сказал.

***

В школе мне каждый день давали на завтрак 20 коп. Я никогда их не тратил по прямому

назначению, а собирал. За пять дней набирался рубль, и я на переменке сломя голову бежал в

соседний универмаг, чтобы обменять его на бумажную купюру – так деньги были легче прятать от

родителей. Как правило, хранил я их за обложкой какого-нибудь из учебников. За месяц я набирал

в общей сложности четыре-пять рублей. Лучше, конечно, 5 (для закругления счета приходилось

сдавать бутылки). Ибо в ближайший же выходной, повстречавшись с друзьями, я небрежно

вынимал из кармана синюю пятерку и великодушно… всех угощал, а также брал всем билеты в

кино.

В общем, как теперь понимаю, гусарил. В жестких пределах пяти рублей.

***

В восьмом классе случилась первая в моей жизни серьезная размолвка с девушкой – Тамарой Н.

Встреч со мной она уже который день упорно избегала. А тут от ее младшей сестренки, занявшей

мою сторону, я узнал, что та идет в кино на 15.00. Да не сама, а с …парнем. Трагедия! И все же я

надеялся, что если с ней поговорю, все образуется: не может она уйти к другому.

Мчусь к кинотеатру. Билетов, увы, уже нет. В толпе нахожу двух-трех знакомых, объясняю

ситуацию – никто уступить места в зале не желает. Крах?! Нет, ибо вижу Петра Халеева. Тоже –

мой дружбан. Считай пропуск в зал у меня в кармане. И что я слышу в ответ на свою мольбу?

– Извини, но не могу! Вчера познакомился с классной девчонкой и сам понимаешь…

– Да сходите завтра, если на 17.00 билетов нет.

– Не пойдет, у нас уже планы и на вечер, и на завтра.

Зрителей у здания кинотеатра становилось все меньше. Обреченно я маячил под афишей. И вдруг

кто-то тронул меня за плечо. Оборачиваюсь – это мой сосед и одноклассник Николай Шкарбан.

– На! – протягивает он билет с оторванной контролькой.

– Не понял!

– Да чего там понимать, – нарочито грубовато сказал он. – Сидел уже в зале. Узнал, что ты тут в

панике. Вот и вышел. А контролеру сказал, что по билету зайдет другой – она пропустит. Давай, а