Наездник

– Вы кем были во время войны, Дмитрий Сергеевич.
– Спросила в спину полковнику Любаша, устраиваясь за своим рабочим столом.

– Артиллеристом.
– Ответил он, сам пересаживаясь на койку поближе.

– Так вы, наверное, училище заканчивали?
– Девушке явно хотелось поговорить. Делать-то нечего.

– Точно. Еще до войны, по полной программе.

– Тогда вам преподавать надо.
– У сестрички от пришедшей в голову идеи загорелись глаза.

– Да кто меня в военное училище возьмет, и там сокращения будут.

– Можно в школу или институт? Там наоборот набор идет. Сейчас столько всего нового открывается. Преподавателей не хватает. Особенно мужчин.

Собеседники так увлеклись разговором, что не заметили отсутствия Шатова, который отправился в исследовательскую экспедицию.

Дверь в соседний вагон была не заперта. На вошедшего без дозволения посетителя уставилась взъерошенная башка еще нестарой женщины.

– Заходь, не стесняйся.
– Предложила хозяйка после приветственного кивка головой.
– Я теперь здеся за старшего. Гришку-завхоза ссадили. Делиться, значится, как надо перестал. Сижу, вот, никак не прочту, что в этих книгах прописано. Уж слишком мелко. Помоги, теперь, поди, все грамотные.

– Не гожусь я, боюсь так читать и не выучился.
– Шатов поковырявшись в ухе продолжил.
– Болел я в детстве, головой. Никак наука в меня лезть не хотела. Так только, буковки с трудом узнаю.

– Ха-ха-ха.
– Неожиданно звонко и молодо рассмеялась женщина.
– Плюсуете, молодой человек, ох плюсуете. Нет в Вас настоящей достоверности. Вы образ играете, а не человека. Разве так, Вам стоять надо? Почему только челка чумазая да сальная, а затылок? Думал пару полос сажей провел и все? Кожа то вокруг чистая, будто грязи никогда и не видела. Хромаешь неравномерно, неестественно. Взгляд бегает, да не забитый. Все в чужие глаза мельком посмотреть норовишь. Короче средненько. Весьма посредственно, как сказали бы в раньшее время.

– Что-то не пойму я Вас, тетенька.
– Не на шутку разволновался Шатов. Как не хотелось прибегать к крайним мерам, да, видать, придётся.

– Да Вы не волнуйтесь, юноша. Не надо меня топором, как старуху кого?

– Процентщицу, - вдруг рефлекторно и неожиданно даже для самого себя Павел озвучил продолжение вслух.

– Тридцать лет на сцене, еще чего-то да стоят. Должна прямо сказать. Гамлет будет тебе пока не под силу. Еще работать и работать.
– Веселое настроение все не покидало артистку.
– Хотя перспективы есть. Хочешь пару профессиональных советов? Молчи больше, да прячься в уголке. Ты свое уже отыграл. Раз поверили, все - теперь даже если изменишься, никто даже не заметит, правда для свежего взгляда надо будет пару этюдиков сыграть. Так что будьте любезны завтра с утра на репетицию. Побудите для начала Михаилом Синягиным.

– Образ, конечно, можно совершенствовать, главное, чтобы свободу не ограничили.
– Павел, цепко оглядевшись, убедился, что они одни.
– Разрешите представиться.
– Павел Шатов. Круглый сирота. Следую для лечения в столицу.

– Елена Николаевна.
– С улыбкой представилась женщина.

– Сестра - хозяйка. Поступала в театр, а попала в этот вагон. Живу теперь под стук колес поезда. Жизнь здесь увлекательная, работа простая и перспективы умопомрачительные. Так что добро пожаловать. Рада встретить родственную душу.

– Знаете... Повстречал как-то Самуил Маршак Льва Кассиля. Заспорили они кого из них дети лучше знают. Вышли на улицу и спросили у школьников.
– Скажите, знаете кто мы?
– Те в ответ.
– Конечно знаем - жиды.
– Как бы нам с Вами теперь самим на свою голову беду не накликать.

– Не волнуйся, - подмигнула веселая дама.
– Не до нас им теперь. У всех забот полон рот. Возвращаемся, теперь уже окончательно. Конец войне. Надо думать, как дальше жить. Вот ты куда едешь?

– Домой. У нас квартира была двухкомнатная, в новом доме.
– Шатов похлопал рукой по карману с документами.

– Дай бог. Покажи-ка мне свои бумаги.
– Женщина требовательно протянула руку.
– Не бойся, не порву. Так, выписка из домовой книги. Квитанция об уплате до сорок восьмого года. Список мебели, оставленной в квартире. Сохранная расписка. Больше ничего нет?

– Так, вроде и так достаточно.
– Неподдельно удивился Паша.

– Ничего не значат эти бумажки.
– Тяжело вздохнула собеседница.
– Родители твои погибли. Квартира государственная. Там уже давно кого-нибудь поселили. Мебель, скорее всего, давным - давно разворовали. Концов не найдешь, если даже управдом не поменялся. Так что лучше даже не надеяться. Максимум чего добьёшься сочувствия, а скорее всего, как появишься, управдом тебя постарается в милицию сдать. Там у них все схвачено, за все заплачено.

– Понятно, - произнес совсем не ожидавший чего - то подобного Шатов, - а если за денюжки?

– Расценки будьте любезны. Когда соседке помогала внучку записать наслушалась в очередях. Даже койку в неотапливаемом помещении трудно получить. Дадут только если на работу устроился.
– Качала головой артистка.

– Так сколько стоит?
– Не терпелось узнать Шатову. Общение с актрисой в миг вернуло вежливые манеры.

– Очень существенно. Даже жулику дорого. До нескольких десятков тысяч за отдельную комнатушку и только фронтовикам. Койка, конечно, бесплатно, но хорошая, в малонаселенной комнатке пять сотен будет стоить. С другой стороны, и подселить к себе непросто, да и знать надо к кому обратиться. Тут ведь и за спрос посадить могут.
– Вновь непроизвольно погрузилась в образ актриса.

– Значит только демобилизованным. Похоже надо становиться солдатиком.
– Шатов призадумался. Легенду надо будет менять.

– Так добровольцем я тебя мигом сделаю. Сию секунду солдатскую книжку со всеми отметками организую. У меня весь архив здесь. Все равно никто проверять не будет. Часть фактически расформировали. Я тут пока царь и бог, кто бы что себе не думал. Все печати и бланки есть. Даже и орден выправлю.
– Раздухарилась канцеляристка.
– Прямо со станции документы и отправим в наградной комитет. Получишь уже на гражданке в военкомате.