Нам светят молнии

– О том и речь!..

– Да не о том! Совсем не о том! Мы же опять не с того конца заходим, как ты не понимаешь! Какой теперь толк громить машины, когда поздно? Все поздно, даже каяться!

– Неправда!
– Путятин тяжело качнул головой.
– Долг истинного художника и поэта - всегда и везде отстаивать истину, учить людей добру и красоте.

– О, Господи!
– Егор поморщился.
– Долг поэта, долг художника... Дался вам этот мифический долг! Ничего я и никому не должен! Писал просто потому что надо было что-то делать, как-то и на что-то жить. И не хотел я никого и ничему учить. Потому как незачем! Понимаешь? Не-за-чем! Хочешь толковать о чем-нибудь, - толкуй о тайной свободе по Блоку, свободе, без которой мы умираем, толкуй о прессинге ноосферы, об избытке энергии, но только не о долге! Лучше великих все равно не скажешь, а кто их, великих, когда слушал? Как ни старайся, в лучшем случае только повторишь прописные истины. Вот тебе и весь долг!

Горлик указал на Егора пальцем.

– Тут он прав, Путя. Ой, как прав!

– Конечно, прав! Полистайте сюжеты восемнадцатого века и сравните с двадцать первым, - есть там принципиальная разница? Ежу ясно, что нет. Разве что в языке... А задумайтесь над подтекстом, - может, проблематика разная? Да ничего подобного! И тут вынуждены шлепать след в след!

– Все верно, все в точку!..

– И какой же вывод, если в точку?
– Егор взглянул на Горлика, но тот лишь растерянно сморгнул. Насчет выводов он затруднялся.

– А вывод, сударики мои, такой, что миф о долге - всего лишь миф! И нужен наш труд прежде всего нам самим. Путе Путятинское, а Горлику - Горликовское. Такая вот закавыка, господа дворяне и творяне! Потому как, если это нужно только нам, то и водить пером по бумаге вовсе необязательно. Диоген был честнее, бумаги с папирусами не марал. Сидел себе в дубовой утробе, скрипел извилинами и никому своих мыслишек не навязывал. Это нас, техногенных да нетерпеливых, прорвало. Ринулись черкаться да поучать, ячество свое выказывать. Книги стали тиражами оценивать, стихи - с трибун читать да по концертным залам. Не для себя стали творить, для окружающих, ферштейн? Так что нечего бить себя в грудь! Хотел правды, Путя, вот и получай! Стилет - он, сам знаешь, от какого слова произошел. Стило, стало быть, ручка, предмет, вполне пригодный для агрессии. Так что, братцы литераторы, именно мы с вами были носителями первых виртуалий! Пожали, что посеяли!

– В таком случае...
– Путятин грузно поднялся.
– В таком случае, говорить нам более не о чем. Возможно, это только похмелье... Хорошо, если только похмелье.

– Это не похмелье, Путя. Это откровение.

– Тогда счастливо оставаться.

– Да постой же! Куда ты пошел?

Не произнося ни звука, Путятин покинул купе, аккуратно прикрыл за собой дверь - подчеркнуто аккуратно, даже замочком не щелкнул. Пожалуй, хлопнул бы от души, - было бы легче. Значит, оскорбился всерьез.

– Обиделся, - Горлик смущенно кашлянул в кулачок.
– Чего ты на него набросился? Он тебя навестить пришел, посочувствовать.

– Он себе посочувствовать пришел, - буркнул Егор. Выдумал очередных врагов, вот и рыщет в поисках союзников.

– Может, и рыщет. Что в том плохого? Сам ты разве не такие же речи толкаешь, когда выпьешь? В смысле, значит, про долг, совесть и сверхзадачи?

– Когда выпью, может, и толкаю. Зато в трезвом виде помалкиваю.

– Ничего себе - помалкиваешь! Взял и надавал оплеух человеку. Спрашивается, за что?

– А нам всегда есть за что оплеухи давать. То есть - и давать, и получать. Овечек нет, все малость озверевши.

– И она тоже?
– Горлик указал на Мальвину.

– Вот она - нет. Она не успела.

– Значит, ты уже неправ!

– Ладно тебе...
– Егор отмахнулся.
– Попрошу вечером прощения, и помиримся. Путя - отходчивый, поймет.

– Станция впереди, - сообщила Мальвина. Она смотрела в окно и в споре не участвовала.
– Ход замедляем.

– Ну что? Пойдем погуляем?
– Горлик оживился.

– Пойдем, - Егор, охая, встал, поглядел на себя в зеркало. Лицо измятое, местами откровенно изжеванное. Возле рта и глаз - паучьи морщинки. Ну и рожа! Накинь серенькую шаль, нацепи очки, - и получится самая настоящая баба Яга! Егор в сердцах сплюнул.

– Чего ты там опять? Изображением недоволен? Возьми тряпочку и протри.

– Такое никакой тряпочкой не сотрешь.
– Пробормотал Егор. Отвернувшись от зеркала, стал неуверенно причесываться.

***

– Теперь уже и не проверить, что верно, а что нет. Да в сущности не все ли равно? Пусть будет библейская версия, не возражаю. Хотя с аналогичным успехом могу принять гипотезу об оживших планетах.

– Это, значит, когда они пытаются смывать с себя шелуху и грязь?

– Точно... Вообще-то все пересекается. И результаты конечные сходятся. Судный день, воздаяние за минувшее - вполне конкретная история болезни. Человек заболевает, его лихорадит, тошнит, поднимается температура, по телу выступает пот. То же с нашей Землей. Усиливается парниковый эффект, климат теплеет, ледники тают.
– В такт словам Егор отмахивал рукой. Фагоциты, разумеется, свирепеют, вирус напротив - все более сдает позиции. В нашем случае вирус - это МЫ, приболевший организм - планета. При этом никаких аспиринов и антибиотиков! Болезнь медленно, но верно одолевается естественным путем!

– Ох, и желчный ты сегодня, Егор! Может, зонт тебе дать?

– Обойдусь. А что желчен, так имею право. Сегодня мы с Землей одни и те же ощущения переживаем. Она выздоравливает, мы погибаем. Точка пересечения где-то посередине.

– Альбатрос, иди под зонт!
– позвала Мальвина, и пес послушно шмыгнул к ее ногам.

– Следы от пуль, глядите!
– Горлик скакнул к зданию и колупнул пальцем выщербленную металлом воронку. Росчерк пулеметной очереди действительно вычертил на кирпичной кладке неровную синусоиду.

– Как думаешь, глубоко они сидят?

– Вряд ли.

– Тогда, наверное, сумею одну выковырнуть, - подбородком придерживая зонт, Горлик зашарил по карманам.

– Зачем тебе пуля?

– Как зачем? На память.

– Ну вот! Совсем ударился в детство! Ты на Мальвину посмотри, даже она улыбается!

– Мальвина, к примеру, девочка, ей не понять...
– Горлик уже пыхтел возле стены, перочинным ножиком выскребая кирпичную крошку. Лохматый Альбатрос, склонив голову набок, заинтересованно наблюдал за усилиями взрослого человека.

– Эй, браток!
– позвал Егор проходящего мимо солдатика. Патрон не подаришь?

– Патрон?
– боец удивленно остановился.

– Ну да. Видишь, человек мучится. Ученый эксперт, между прочим. Проводит табулярный анализ оружейного калибра. Пуля ему, видишь ли, позарез нужна. Для дифференцированного подхода к метафизической протоплазме. Так сказать, методом интерполяции.

Солдатик усмехнулся.

– За придурка держите, мистер?

– Пардон! И впрямь грешен, - Егор виновато улыбнулся. Жаль, понимаете, друга стало. Пальцы только зря изрежет и ничего не достанет.