Написано кровью моего сердца

Но ведь еще Христос сказал Фоме Неверующему - "Благословенны те, кто не видел, но поверил."

Джейми подумал - а как вы могли бы назвать тех, кто все видел - и вынужден был жить дальше с полученными и часто непрошеными знаниями? И решил, что "благословение"- возможно, слово не совсем подходящее.

***

БЫЛО ЭТО ПРИМЕРНО ЗА ЧАС ДО ТОГО, как Вашингтон и другие распрощались - час, в течение которого Джейми не уже раз думал, что может сейчас просто встать, опрокинуть стол, и выскочить в дверь, оставив Континентальную армию дальше разбираться уже без него.

Он прекрасно знал, что обычно войска двигались очень медленно, сберегая силы для сражения. И было ясно, что сам Вашингтон считает - пройдет еще неделя, и даже больше, прежде чем Британцы на самом деле покинут Филадельфию.

Но совершенно бесполезно было объяснять это его телу, у которого, как обычно, имелись свои меры важности и предпочтений. Он еще мог игнорировать, или просто подавлять в себе голод, жажду, усталость и травмы. Но не мог подавить в себе жгучей потребности снова увидеть Клэр.

Похоже, это было именно то, что они с Брианной называли "отравлением тестостероном" - лениво думал он, - это был их собственный термин для обозначения очевидных вещей, которые происходили с мужчинами, и которых женщины понять не могли. Когда-нибудь нужно спросить у нее, что такое этот "тестостерон."

Он слегка поерзал на узкой скамейке, заставляя разум вновь обратиться к тому, что сейчас говорил Вашингтон.

Прошло еще немало времени - но в конце концов в дверь постучали, и чернокожий парень просунул голову внутрь, и покивал Вашингтону.

"Готово, сар"- сказал он, с тем же тягучим Вирджинским акцентом, что и его хозяин.

"Спасибо, Цезарь." Вашингтон кивнул в ответ, затем оперся руками о стол, и быстро поднялся.

"Так мы договорились, господа? Вы едете со мной, генерал Ли. С остальными мы увидимся в свое время на ферме Сатфин, о которой вы, вероятно, еще услышите."

Сердце у Джейми подскочило, и он сделал попытку привстать тоже, но Олд Дэн положил руку ему на рукав.

"Посидите еще немного, Джейми,"- сказал он. "Вы должны узнать еще кое-что о вашей новой команде, не так ли?"

"Я..."- начал он, однако возразить на это ничего не смог.

Он долго сидел и ждал, пока Натанаэль Грин благодарил госпожу Хардман за гостеприимство, и просил ее принять небольшое вознаграждение от Армии за ее деликатный и благовоспитанный прием. Джейми готов был побиться об заклад, что монеты, которые тот вытащил из кошелька, были его собственные, а вовсе не армейские - но женщина взяла их, хотя была слишком слаба, чтобы выказать на своем измученном лице хотя бы толику удовольствия.

Еще он заметил, как у нее с облегчением обвисли плечи, когда дверь за генералами закрылась - и понял, что их присутствие могло подвергнуть ее и ее ребенка значительной опасности, если бы "не те" люди увидели офицеров в форме Континентальной Армии, выходящими из ее дома.

Она мельком взглянула на него и на Дэна, но они, казалось, беспокоили ее гораздо меньше, в своих грубых штатских одеждах. Дэн к тому времени уже

снял мундир и, вывернув его наизнанку, положил на скамейку рядом с собой. "Чувствуете, как языки пламени нисходят сейчас вам на голову, Джейми?"- спросил Дэн, увидев его взгляд.

"Что?"

"И тогда, в тот же день, к вечеру, а был это первый день недели, когда двери были закрыты, и ученики собрались все вместе из страха перед Иудеями, и пришел Иисус, и стал посреди них, и сказал им: "Мир вам,"- процитировал Дэн, и широко ухмыльнулся при виде того, как изумился Джейми.

"Моя Абигейл женщина читающая, и регулярно зачитывает мне выдержки из Библии, в надежде, что из этого выйдет что-нибудь путное, хотя еще не слишком продвинулась в этом направлении."

Он взял холщовый мешок, который принес с собой, и извлек оттуда пачку сложенных бумаг, сильно потрепанных, и с загнутыми уголками, рожок для чернил и пару рваных перьев.

"Ну, а теперь, когда Отец, Сын и Дух Святой удалились наконец по своим делам, позвольте мне написать вам имена ваших ротных командиров, названия всех отрядов милиции, и где они все находятся - потому что стоят они вовсе не в казармах, и даже не в одной деревне. Хозяюшка Хардман, мог бы я вас обеспокоить, мэм - принесите мне каплю воды для моих чернил?"

Джейми напряг весь свой ум, чтобы справиться с этим делом побыстрее, и в течение еще четверти часа разбирал списки, написанные медлительной, неразборчивой рукой Дэна. Два часа до Филадельфии, может быть, и еще три...

"У вас есть с собой какие-то деньги, чтобы было о чем говорить?"- спросил Дэн, останавливаясь у двери.

"Ни пенни,"- признался Джейми, взглянув на то место на поясе, где обычно висел его кошелек.

Он отдал его Дженни, еще по пути, потому что она с наслаждением делала на них небольшие покупки. А сегодня утром он так горел нетерпением, чтобы поскорее увидеть Клэр, что сбежал из типографии, не прихватив с собой ничего, кроме одежды на плечах, и пачки бумаг для Фергюса.

Еще минуту он предавался сожалениям, размышляя, не сложилось бы все иначе, если бы он, отдавая документы Фергюсу, не был замечен, и не отправился в дом лорда Джона - и Уильяма заодно,- преследуемый по пятам солдатами-англичанами - но теперь сожалеть было уже не о чем.

Дэн снова забрался в свой мешок, и выбрался оттуда уже с мешком поменьше, и вдобавок с тяжело позвякивающим кошельком - и бросил то и другое Джейми.

"Тут немного еды для вашей прогулки, сэр, и аванс, из вашего генеральского жалования,"- сказал он, и фыркнул от удовольствия, оценив собственное остроумие.

"За форму в эти дни вам придется платить наличными; ни один портной в Филадельфии не согласится шить Континенталу. И горе вам, если вас угораздит показаться пред очами достопочтенного Джорджа Вашингтона без надлежащего вида одежды. Он сторонник безупречной формы - говорит, что, как командир, вы не можете внушать к себе уважение, если не выглядите так, как вы того заслуживаете. Но, думаю, вы и сами все это знаете."

И Дэн, который оба сражения в Саратоге не вылезал из своей охотничьей рубашки, бросив из-за жары мундир висеть на ветке какого-то деревца в лагере, широко улыбнулся Джейми. Шрам у него на верхней губе, там, где пуля насквозь прошила ему лицо, казался теперь совсем белым на обветренной загорелой коже.