Наполеон. Отец Евросоюза

Перед Труа французская армия встала в боевом порядке, упираясь правым крылом в Сену, левым – в деревушку Сен-Жермен. Было уже слишком поздно, чтобы Наполеон мог сейчас начать сражение. Но завтрашний день судил ему большой успех. Движение Наполеона к Сене удалось лишь наполовину, так как из семи корпусов богемской армии пять ускользнули от него. Наконец-то Шварценберг остановился! Теперь Наполеон покончит с ним сразу, одной кровавой и решительной битвой. Французы, одушевленные своими победами, были уверены в себе и полны энтузиазма. Если на стороне русско-австрийской армии было неоспоримо численное превосходство, то позиция, занятая ими, с рекой в тылу, была крайне невыгодна, и среди них царила полная деморализация. Силезская армия, угрожавшая французскому левому флангу, не пугала императора. Чтобы перейти Сену у Мери, где мост был разрушен и где левый берег охранялся отрядом испанских ветеранов, Блюхер должен был потратить не менее двадцати четырех часов. А тем временем Наполеон успел разбить Шварценберга, и если силезская армия тогда явится на этом берегу, она, в свою очередь, будет разбита и сброшена в реку.

К несчастью, Шварценберг думал совершенно так же, как Наполеон. Он осознавал страшную опасность предстоящего сражения и «не был склонен из раболепства пред общественным мнением пожертвовать прекрасной армией славе Франции». На следующий день, 23 февраля, в четыре часа утра русско-австрийская армия начала отходить к Обу, оставив перед Труа только заслон. Полтораста тысяч человек не решались вступить в бой с семьюдесятью!

Русский царь, прусский король, Кнезебек и другие высказывались за принятие боя; Шварценберг, лорд Кэстльри, Нессельроде, Толь и Волконский были против. Император австрийский, небогатый собственными мыслями, соглашался со Шварценбергом. В ожидании окончательного решения Шварценберг, в ночь с 22 на 23 февраля, самовольно приказал отступать. И надо отдать ему должное – этот его шаг, с виду осторожный до трусости, был спасением. Морально армия в этот день не была в состоянии принять бой, а на войне, как и всюду, надо уметь выбирать подходящую минуту. Тилен справедливо говорит: «Князь Шварценберг, один и вопреки мнению всех, совершил две операции, которыми был обусловлен успех этой кампании: отступил от Труа и атаковал французов у Арси-сюр-Об».

Труа, куда Наполеон рассчитывал в тот же день вступить без единого выстрела, был еще занят частью корпуса Вреде. В момент штурма этот генерал послал записку Наполеону с заявлением, что он очистит город завтра утром, если же штурм не будет тотчас прекращен, он сожжет Труа. Император без колебаний предпочел спасение Труа истреблению баварцев, тотчас прекратил пальбу и переночевал в предместье Ну. Восторг, вызванный его въездом в город утром 23 февраля, составлял полную противоположность тому холодному, почти презрительному приему, который был оказан ему здесь три недели назад. Грубость союзников и его недавние победы вызвали поворот в общественном мнении и снова окружили его ореолом. Даже тогда, когда он триумфально возвращался после сражений при Аустерлице и Иене, его не приветствовали так многолюдно, так искренне и страстно. В этот же день Жерар и Удино прогнали баварцев по дороге от Бр-сюр-Об до Монтиерамей, а Макдональд, направляясь к Бару на Сене, оттеснил австрийский арьергард до Сен-Пьер-о-Вод.

Таким образом, союзников всюду гнали, и не было сомнения, что если они не решатся принять сражения, им придется покинуть линию Оба, подобно тому, как они только что были оттеснены от линии Сены. И точно, Блюхер, занимавший на фланге у французов Мери и Англюр, присылал гонца за гонцом, спрашивая приказаний и предлагая произвести диверсию, которая выручила бы главную армию. Но в то же время Бубна, отброшенный к Эню помощниками Ожеро и угрожаемый потерять Женеву, неустанно требовал подкреплений.

25 февраля в 8 часов утра трое государей снова держали в Бр-сюр-Об военный совет, на который были приглашены Шварценберг, Меттерних, лорд Кэстльри, Нессельроде, Гарденберг, Радецкий, Дибич, Волконский и Кнезебек. Без пререканий решено было послать Бубне сильно подкрепление под командованием принца Гессен-Гомбургского. Продолжительные и оживленные прения вызвал вопрос, защищать или оставить Об, так как русский царь настойчиво требовал быстрого наступления. Однако решено было, что главная армия отступит к Лангру, где приготовится или принять бой, если Наполеон будет продолжать двигаться вперед, или возобновить наступление, если силезской армии удастся привлечь на себя французов. Блюхеру решено было предоставить полную самостоятельность в действиях; но так как его войско сократилось до 48 000 человек, то совет, по предложению царя, решил предоставить в его распоряжение корпус Винцингероде, находившийся вблизи Реймса, и шедший из Бельгии корпус Бюлова. Лорд Кэстльри взялся написать к Бернадотту с целью известить его, что в общих интересах совет коалиции вынужден усилить силезскую армию корпусами Бюлова и Винцингероде, принадлежавшим доселе к северной армии; взамен Бернадотту будет предоставлено верховное начальство над оперирующими в Голландии ганноверскими, английскими и голландскими войсками.

На следующий день, 26 февраля, вся русско-австрийская армия обратно перешла Об.

Размеры и позиции армий в день 26 февраля. Вот каково было общее расположение армий 26 февраля: Наполеон, занимая Труа, располагал 74 000 человек при 350 орудиях, сосредоточенными между Сеной и Обом. Перед ним отступала к Шалону и Лангру главная армия коалиции, сократившаяся до 130 000 человек. Слева Блюхер с 48 000 человек совершал крайне рискованное фланговое движение к Парижу на Куломмьер: ему грозило тыловое нападение со стороны Наполеона, и в то же время впереди его ждала преграда в виде корпусов Мармона и Мортье, возросших благодаря подкреплениям до 16 000 человек с лишним. Справа от Наполеона Алли, один из наиболее энергичных генералов во всей армии, с 2000 человек защищал линию Ионны, массами собирая под свое знамя ополченцев-крестьян. Из Парижа, куда Франция ежедневно высылала офицеров и новобранцев, ежедневно прибывали в армию батальоны, эскадроны и батареи. Наконец, во всех провинциях формировалась национальная гвардия.

На юге Ожеро, располагавший в лионской армии 28 000 человек, решился наконец перейти в наступление против двадцатитысячного австрийского корпуса Бубны и Лихтенштейна. Он разбил свое войско на две колонны. Левая, под командованием Паннетье и Мюнье, отбросила врага за Энь, а правая, под командованием Маршана, подступила к Женеве, которую 26 февраля как раз готовилась обложить. Одеро было категорически приказано отнять у неприятеля этот город и затем утвердиться на дороге из Базеля в Лангр, чтобы перерезать операционную линию армии Шварценберга. План этой превосходной операции принадлежал Наполеону; нужно было лишь немного решимости и быстроты, чтобы исполнить ее с верным успехом.

В Испании маршал Сюше с 15 000 человек, сосредоточенными в Фигерасе, и приблизительно 23 000 в виде гарнизонов в Барселоне, Сагунте, Толедо и других крепостях, держал на почтительном расстоянии англо-испанский корпус лорда Бентинка и Копонса в 55 000 человек. Он ждал лишь ратификации Валенсийского договора кортесами, чтобы увести во Францию свои отборные войска, закаленные в огне многочисленных сражений.

По ту сторону Пиренеев 4500 солдат Сульта, сосредоточенные в Байонне и Ортеце, не пускали за Адур и две речки сильную армию герцога Веллингтона, состоявшую из 72 000 англичан, испанцев и португальцев.

За Альпами принц Евгений, только что получивший от императора приказание держаться в Италии, занимал линию Минчио. С 48 000 человек он заставлял 75 000-е австрийское войско фельдмаршала Бельгарда держаться в оборонительном положении и принудил Мюрата с его неаполитанцами отступить.

На старой северной границе генерал Мэзон с 15 000 человек искусно и систематически тревожил тридцатитысячный германо-прусский корпус принца Саксен-Веймарского и генерала Борстелля, вступая лишь в мелкие схватки, непрерывно находясь в движении, то отступая, то внезапно переходя в наступление. В Мастрихте, в Берг-оп-Зооме, в Антверпене, который защищал Карно, в фортах Нового Дьеппа, защищаемых адмиралом Вергюэллем, французы отвечали орудийными запалами англичанам Грэгема, саксонцам Вальмедена и голландцам принца Оранского на предложения сдаться.

Обильно снабженные провиантом и защищаемые исправными гарнизонами укрепления по ту и по эту стороны Рейна, – Глогау, Кюстрин, Магдебург, Вюрцбург, Петерсберг, Гамбург, Везель, Майнц, Люксембург, Страсбург, Ней-Бризах, Фальсбург, Ландау, Гюнинген, Бельфорт, Мец, Саарлуи, Тионвиль, Лонгви – были обеспечены против блокады и штурмов.

От Одера до Оба, от Минчио до Пиренеев – всюду французы либо сдерживали, либо теснили перед собой вражеские армии.

Грабительство и насилия союзников; восстание крестьян. В Сен-Жерменском предместье был с точностью предусмотрен день вступления союзников в Париж: оно должно было произойти 11, самое позднее – 12 февраля. Но 12 февраля прибыла не неприятельская армия, а военный бюллетень из Шампобера. И вдруг в настроении общества произошел поворот: глубокое уныние сменилось безграничной уверенностью. Рента за три дня поднялась с 47–75 франков до 56–50. Начали трунить над теми, кто сделал домашние приготовления на случай осады или спрятал золото в погребах. На бульварах, в Палэ-Рояль, снова закипевшим шумной жизнью, в снова полных зрительных залах все наперебой толковали об одержанных победах и предсказывали новые.

Между тем как эти боевые успехи ободрили Париж, в захваченных неприятелем департаментах беззакония союзников, насилия казаков и пруссаков возбуждали страстную жажду мести. Обессилевшая Франция сначала встретила нашествие без возмущения; она была почти равнодушна к метафизической идее оскорбленного отечества. Чтобы пробудить в ней патриотизм, понадобился грубо-материальный факт иноземной оккупации со всеми сопутствующими ей невзгодами: реквизициями, грабежом, насилованием женщин, убийствами, пожарами. Занятые союзниками провинции были буквально разорены реквизициями. Труа, Эпернэ, Ножан, Шато-Тьерри, Санс и свыше двухсот других городов и сел были в конец разграблены. «Я думал, – сказал однажды генерал Иорк своим бригадирам, – что имею честь командовать отрядом прусской армии; теперь я вижу, что командую шайкой разбойников».