Нарисуй узоры болью...

Ей было противно, и Гроттер не понимала, откуда у неё в голове взялись подобные отголоски…

Это говорил кто-то чужой, явно не она, и Таня упрямо убеждала себя в том, что это просто не мог быть Иван.

Только не хороший, добрый Ванька, у которого не было бы ни единого шанса на выживание, если бы… Если бы что?

– Остановить – это убить? – наконец-то хрипловатым от напряжения голосом поинтересовалась Таня, оглянувшись и посмотрев на Ивана.

– Да.

Тот кивнул настолько быстро и равнодушно, что Таня едва-едва сумела сдержать собственную улыбку, которая почему-то так и рвалась на свободу. Гроттер чувствовала себя сумасшедшей, но…

Она ведь была такой.

– Прости, - внезапно выдохнул Иван. – Я не собирался так поступать.

– Как – так? – полушёпотом уточнила Гроттер, словно пытаясь остановить поток своих мыслей, которые так и рвались на свободу, но не спешили в тот же миг оказываться логичными и нормальными.

– Не перебивай! – воскликнул Валялкин. – Пожалуйста, я… Я понимаю, что это трудно понять, но ты, думаю, сможешь.

Он смотрел на неё настолько спокойно, что Таня вновь испытала страх, который просто не позволял ей хотя бы содрогнуться или банально сдвинуться с места – словно кто-то невидимый банально её парализовал.

– Понимаешь… - шептал совсем-совсем тихо он. – Понимаешь, это очень трудно сказать, но… Я жить хочу.

Гроттер уже знала, что он скажет дальше. Она уже слышала это когда-то, в одном из старых забытых видений.

– Я хочу жить, а ты не даёшь. Я не могу бросить тебя одну, просто так, беззащитную, но ты не хочешь идти за мной к победе.

Таня горько усмехнулась.

Она не понимала, что заставило её услышать эти слова раньше, прежде, чем она наконец-то оказалась здесь.

– Я должен это сделать.

Ванька с силой толкнул её куда-то вперёд, и Гроттер вдруг с ужасом осознала, что она буквально падает.

Вниз. В ту проклятую пропасть.

Он сломался уже потрясающе давно, невероятно, наверное, ещё с самого-самого начала, когда пытался ещё утешать её, а она не замечала – но теперь вынуждена висеть над пропастью, цепляясь руками за какой-то камень.

– Я не могу оставить тебя тут одну, - покачав головой, прошептал Ванька, наклоняясь. – Так будет лучше.

Ещё мгновение – и она упадёт вниз.

***

Кровь.

Катя чувствовала её запах совсем рядом, пьянящий, сладкий и в тот же момент немного жутковатый.

Она не думала, что отреагирует на него до такой степени резко, а когда оглянулась, то увидела Ягуна. Тот спокойно готовил какого-то зверя на чудом разожжённом костре.

Его рука и вправду хранила на себе следы от ран, достаточно сильных. Вероятно, парня умудрились укусить, когда он ловил эту зверушку, но Лоткова даже не думала жалеть его сейчас.

Нет. Она буквально наслаждалась тем, что могла бы наконец-то получить хотя бы несколько капель крови…

Желание убить его стало ещё более сильным. У неё не было ножа, но, тем не менее, она могла попытаться ударить чем-то его по голове.

– Скоро будем есть, - оглянувшись, промолвил Ягун. На его губах застыла достаточно приятная улыбка, но Лоткова чувствовала, что та никогда не была хотя бы на мгновение искренней.

Она пыталась как-то сдержать себя, этот порыв, который душил её и заставлял задыхаться от ужаса, но было слишком поздно. Возможно, ей пора уже сделать нечто более радикальное, чем то, что она творит сейчас, в конце концов, рвануться к нему и убить моментально, не оставив ни единого шанса на выживание.

Девушка сжала в руке камень, который только что подобрала на земле. Они вновь остановились там же, где и были, у гор, но теперь речушка была немного дальше, да и течение её казалось слишком быстрым.

Лоткова представляла, как Ягун буквально нёсся по этим камням, как его тело превращалось в какие-то клочья, комки мяса.

Удивительно, но одна мысль об этом вызывала у неё состояние странного полувозбуждения.

– Кать, ещё десять минут!

Он вновь склонился над костром, дожаривая мясо. То было бы пресным, потому что, естественно, соли им было неоткуда взять, к тому же, вероятно, травы, которые он отыскал, не такие уж и съедобные…

Но сойдёт.

По крайней мере, парень решил, что это будет лучшей заменой соли, чем любое отсутствие чего-либо, включая все виды специй.

В конце концов, мясо показалось ему достаточно прожаренным, и тогда он, оставив его остывать, посмотрел на свою руку.

Кровь всё ещё шла, и её приятный запах доносился до Лотковой. Она подкралась к Ягуну уже совсем близко, но тот, чёрт его подери, как-то слишком неуместно оглянулся, глядя на неё.

– Что ты делаешь?

– Ничего. Пытаюсь отыскать какое-то подобие тарелки, - улыбнулась Катя, с досадой швыряя камень на землю.

Она хотела убивать.

Она считала это своей нынешней потребностью и не собиралась отказываться от того, что требовал её организм.

Немедленно.

Совсем немного подождать, и она обязательно убьёт его. Совсем чуть-чуть, и не придётся больше ждать того отвратительного момента, когда он сам подохнет – она сделает всё своими же руками.

Неужели она когда-то любила его? Нет, вряд ли. Её ненависть была слишком сильной, чтобы любовь была правдой.

Она уничтожит его и будет счастлива в своём вечно гордом одиночестве, которого так ждала только времени!

========== Боль двадцать третья. Отголосок добродетели ==========

Гроттер понимала, что и сама выдержит не более пяти минут, но Иван уже наклонился, чтобы попытаться разжать её пальцы и не позволить взобраться обратно, наверх. Чтобы она не могла выжить.

Это выглядело просто отвратительно, и рыжеволосая смотрела в его синие глаза с такой ненавистью, что, пожалуй, Ивану должно было стать не по себе. Но, впрочем, разве он умел понимать, когда кому-то становилось плохо?

Гроттер уже даже не понимала, когда именно он стал вот таким. Таким злым, скорее даже злобным…

Способным убить, как он выражается, “для её же блага” – и впервые за все игры Таня вдруг поняла, что до такой степени сильно хочет жить, что просто не может ему поддаться. Она изо всех сил уцепилась в камень, пытаясь удержаться, но не получалось совершенно ничего.

Валялкин уже практически заставил Гроттер отпустить последний, спасительный камешек и рухнуть вниз, но вдруг схватился за сердце и резко отпрянул.

Гроттер не могла ничего сделать, лишь смотрела, как умирал, хрипя и хватаясь за горло, Валялкин, и насколько это жутко выглядело. Таня не могла ни помочь, ни помешать – она вообще ничего не могла сделать, только висеть над пропастью и надеяться на то, что незнакомец не пожелает убить и её.