Нарисую себе счастье
Шрифт:
— Я была в театре только в детстве, — припомнила я. — Пожалуй, посетила бы с удовольствием.
— Я достану билеты, — пообещал Мир. — У тебя ведь есть еще платья? Этот наряд очень красив, но для театра не подходит.
— Ой.
Глава 33. Театр
Вместо того, чтобы спокойно вернуться в гостиницу к ужину, Казимир потащил меня в тот самый салон. Я упиралась, но он большой и сильный — такого с места четверка лошадей разве что сдвинет. Больше всего я боялась его встречи с хозяйкой — понятно же, что они раньше
— Хватит мне нарядов, — бурчала я, пока мы ехали в гостиницу. — Куда столько?
— Носить будешь. В Большеграде все обзавидуются.
— Так недолго… — я прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего, но Казимир, кажется, понял по-своему.
— Зря ты так думаешь. Эти платья на Юге в моде еще года три будут. Там жизнь течет спокойнее.
Что ж, если так, то славно. Как будто я когда-то следила за модой!
— И надо Ольге пару платьев купить, уверен, она оценит, — предложил Мир.
— Разумеется.
— В театр наденешь голубое, ладно?
— Как желаешь.
— Ужинать в номере будем или в ресторане?
Но я уже не слушала. В глазах стремительно темнело, все тело опутала липкая слабость. Слишком длинный день!
— Мари, Мари, что с тобой?
Я обмякла у него на руках. Сознания не потеряла, но в себя пришла не сразу, только когда Мир холодным снегом растер мне запястья.
— Тебе нужно к врачу. Все же действие артефакта не прошло даром.
— Я просто устала, — упрямо пробормотала я. — И с самого утра голодная.
Мир тихо выругался. В гостиницу внес меня на руках, не позволив мне и шагу ступить. Сам раздел, уложил в постель. Порывался кормить с ложечки, но я уже совершенно пришла в себя и возмущенно отказалась.
Он сидел рядом, пока я радостно уплетала какую-то северную рыбу в грибном соусе, а потом вдруг выдал:
— Ты в положении, Мари?
Я отчаянно закашлялась.
— С чего ты взял?
— Я не слепой. Спишь много, в обморок упала. Постоянно голодная. И рыбу ешь — а дома ее терпеть не могла.
Я растерянно поглядела на рыбу и вздохнула. И вправду, речная рыба мне не нравилась. Но тут она и цвета другого, и на вкус не такая! Так что не считается. А в остальном он, конечно, прав.
— Я не уверена, Мир, — честно сказала я. — Возможно. Когда уезжали — рано было об этом думать. Сейчас и то рано, наверное.
Взгляд у Казимира был странный. Вроде бы и радостная весть, а мне показалось, что он испугался. Но виду, конечно, не подал, только вздохнул тяжко:
— Завтра врача найдем. А пока доедай и спать ложись. А я к Гальянову схожу, мне с ним побеседовать надобно.
И сбежал. Бросил меня, стало быть. Трус!
Не знаю, как мужчина должен реагировать на такие новости. Не все, наверное, детей хотят, да только мы с ним к этому и стремились. Если я и в самом деле беременна, то теперь ничего уже не изменить. Посчитала на пальцах — этак малыш осенью на свет появится. Хорошо, когда так. На Юге осень — самое благодатное время. Но
Казимир… а может, и доживет! Теперь, без этого проклятого артефакта, что жизнь у него высасывал! Найти бы еще того, кто подкинул ту дрянь…А ну, как Гальянов? И сейчас Мир к нему ушел… Вот как мне не волноваться?
Я поставила тарелку на окно, укуталась в мягкое одеяло и хотела уже немного поплакать от обиды на несправедливый мир, но вдруг заснула. И когда явился Казимир, благоухая винными парами, только отвернулась от него и даже не стала напоминать, что пить ему запрещено. Что за люди эти мужчины? Вечно все усложняют…
А наутро меня тошнило. Снова глупость несусветная — пил Казимир, а дурно мне. Теперь-то я была твердо уверена в своем положении: хотела подтверждений? Получи скорее. Или все же дело в рыбе?
Нет. Умывшись и прополоскав рот, я убедилась — слабость ушла. Я снова бодра, весела и готова к новым подвигам.
— Я думаю, лекарь нам пока не нужен? — тихо спросил Казимир, когда я вернулась из уборной.
— Думаю, нет.
— Никаких больше выставок. Там душно и толкаются. Теперь буду тебя беречь пуще хрустального бокала.
Спорить я не собиралась, мне туда и не хотелось, я уже все поглядела.
— А в театр можно? — только и спросила я.
— Можно, я уже заказал билеты.
***
Каждый день приносил мне новые открытия. В какой же восторг меня привело здание гридинского театра! О, эти великолепные атланты, поддерживающие крышу! О, какие чудные двери — высокие, резные, с музыкальным скрипом распахивающиеся перед посетителями! А фонари, фонари — они были здесь в виде железных птиц, пылающих внутри огнем! Фениксы или, быть может, огневицы? А в высоком и гулком холле театра — бархат, мрамор и хрусталь. Ослепительно!
И совсем как те хрустальные подвески звенят и переливаются дамы, пришедшие смотреть представление. У меня рябит в глазах от ярких платьев, мехов, перьев и фальшивых улыбок. И все же, все же… Я непременно это нарисую! Какая феерия, какая палитра!
Повиснув на локте Казимира, я беззастенчиво разглядывала наряды мужчин, их прически, монокли, брови, усы и бородки. Это было ничуть не менее интересно, чем платья и драгоценности. А вон того бородатого господина я видела на выставке, гляди, Мир! Но господин исчез… может, я обозналась?
Поприветствовать Казимира с супругой, кажется, желали все присутствующие. Ух и много же у него знакомых! А потом подошел пожилой дядечка в ливрее и, склонившись, что-то шепнул на ухо моему супругу. Мир явно удивился, а потом снял свой плащ и отдал дядечке. Помог раздеться мне.
— Мари, нас приглашает в свою ложу государь.
— Что? – пискнула я. — Как это? Зачем?
— Понятия не имею. Я был ему представлен, но подобной чести пока не удостаивался. Отказываться нельзя, сама понимаешь.
— Да, конечно, — пролепетала я, судорожно дергая перчатки. — Мир, а что мне нужно делать? Кланяться? Целовать ему руку? Что?
— Мы не на официальном приеме и не во дворце. Просто веди себя разумно.
Разумно? То есть молчать и улыбаться? Это я могу. Тем более, что я теперь рот открывать боялась.