Нарисую себе счастье

От волнения и страха я больше не замечала красоты и величественности театральных интерьеров. Даже глубокие складки алых как кровь бархатных портьер не заставили меня трепетать. Даже великолепие паркета, даже сияние хрустальных люстр… зато как же заколотилось сердце, когда я без труда узнала фигуру человека, что беседовал со мной на выставке! Тот, с бобровым воротником, и был сам государь! А я ему сервиз отказалась продавать! И зачем-то подарила глупую чашку… видимо, наследнику престола Мариусу.

— Ваше величество, благодарю за приглашение, — наклонил голову Казимир. Он умел вести себя благородно в любой ситуации. И уж точно у него не дрожали колени. — Позвольте представить вам мою супругу Мари. Дорогая, это наш государь Ксандр II.

— Счастлива знакомству, — пролепетала я, зачем-то приседая в неуклюжем реверансе. Подумала и добавила: — Для нас честь разделить с вами ложу.

— Мила и скромна, — хмыкнул государь. — Вы очень понравились Мариусу, сударыня. Он теперь пьет исключительно из вашей чашки.

Казимир с недоумением вздернул бровь, вопросительно на меня поглядев. Я же могла только пробормотать:

— Рады будем подарить вам весь сервиз. Уверена, мальчику понравится чай, заваренный в чайнике.

— Сервиз я желаю купить. И заказать еще несколько дюжин чашек. Но об этом позже. Представление начинается.

Только начинается? Мне показалось, что только что была кульминация спектакля, в котором и я, и Казимир, Ксандр II мастерски разыграли свои роли. Впрочем, возможно я где-то сфальшивила. Не выучила слова, знаете ли. И суфлер не подсказал.

Зал затих. Занавес раздвинулся. Зазвучала музыка. Казимир осторожно сжал мои пальцы, словно напоминая, что он рядом. И мне чуточку полегчало. Напряжение, звенящее внутри как натянутая струна, ослабло. Я даже принялась разглядывать чудесные декорации на сцене. Как любопытно тут поставлен свет… Ах, если бы мне организовать свою выставку! Я хоть и не была честолюбива, но мечтала стать настоящим художником. Можно было бы придумать любопытные световые эффекты, чтобы подчеркнуть портреты… Конечно же, помогать в этом мне будет Ольга, у нее безупречный вкус.

Пожалуй, пока я на Севере, стоит попросить Казимира выкупить для меня патент художника. Мне не нужны деньги, но вот выставку я хочу. Без патента, пожалуй, не солидно. Кому нужны картины какой-то экзальтированной барышни? Вот если настоящая художница, там да, там весь Большеград сбежится поглядеть. Про женщин-художников на Юге и не слышали!

Нет, мне непременно нужно будет увидеть то самое зимнее сияние, а то как же я нарисую Север, не узрев самого главного?

Актеры на сцене признавались в любви, танцевали, плакали, кажется, даже дрались на шпагах, а я придумывала себе выставку. Север и Юг, конечно же. Зимний лес и летний луг. Нелепый паровой мобиль — и удалая тройка с бубенцами. Закат над рекою и зимнее сияние. Осеннюю ярмарку — и театральное фойе.

А что, если мне свои картины на тарелках фарфоровых рисовать? Некоторые люди красивую посуду никогда не используют, ставят ее в буфеты и только любуются. Так пусть будет им такая посуда, которую гостям показать не зазорно! Пожалуй, я теперь знаю, чем удивить государя на следующей выставке!

— Вам не понравилось представление, госпожа Долохова? — вполголоса спросил государь, когда закрылся занавес и объявили антракт. — Вы почти не смотрели на сцену.

— Очень понравилось, ваше величество, — чистосердечно ответила я. — Задумалась просто.

— О чем же?

— О новом сервизе.

Его величество тихо рассмеялся.

— Какая преданность семейному делу! Казимир, ваша супруга — настоящее сокровище.

— Не смею отрицать, ваше величество.

— Тот сервиз с сетью и рыбками она придумала?

— Да. И сама рисовала.

— Я хочу сделать на него заказ. Кубки из цветного стекла тоже ваши? Мне нужна будет большая партия. Моя канцелярия пришлет запрос.

— Буду счастлив.

— Послушайте, говорят, вы сильно больны? — задал неожиданный вопрос государь. — Кому останутся ваши заводы? У вас надежный управляющий?

— Моей жене и ребенку, — не дрогнул Казимир. — Уверяю вас, все заказы будут выполнены в срок. Я успею передать дела Мари.

— Ребенку? — взгляд государя рассеянно скользнул по моей фигуре. — Дети — это прекрасно. И все же назначьте опекуна для супруги. Она женщина молодая и наивная. За ее плечом непременно должен стоять опытный мужчина. Гальянов, я полагаю? Вы с ним добрые друзья?

От этого имени я скривилась, что не ускользнуло от нашего высочайшего собеседника.

— Вам не нравится Гальянов, сударыня?

— Мне не нравится, что Казимир отказывается от операции, ваше величество, — выпалила я вопреки всем приличиям. — Лекари считают, что шансы очень неплохие.

— Не более сорока процентов, — рыкнул Казимир, крепко сжимая мою ладонь.

— И все же это лучше, чем стопроцентная смерть к исходу весны, — запальчиво возразила я.

— Мари, этот разговор сейчас неуместен!

— Верно, — поддержал Мира государь. — Об этом я и говорю. Девушка еще очень юна и порывиста. Опасно оставлять ее одну в этом суровом мире.

Я сникла. Нет, он меня не поддержал. Да и кто для него Казимир? Всего лишь один из дельцов. Таких сотни, если не тысячи. Умрет Долохов — его место займет Гальянов или кто-то еще. Государь, поди, и не заметит подмены. Да и пригласил он нас в ложу только потому, что я подарила его сыну чашку.

Возвращались мы в гостиницу в угрюмом молчании. Уже в номере Казимир попытался меня отругать:

— Мари, ты ведь взрослая женщина. Неужели не понимаешь, что есть темы, которые не нужно затрагивать в обществе? Тем более — при государе?

— Это ты не понимаешь! — закричала я, впервые повысив на него голос. — Я так тебя люблю! Если б это помогло, я бы хоть к государю, хоть к черту в ноги бросилась! Ты мне очень нужен, я боюсь тебя потерять!

Он застыл на месте, лишь нервно дернув щекой, а я обняла его изо всех сил, прижалась к его груди и заплакала, повторяя:

— Не бросай меня, не бросай. Ты мне нужен. И ребенку своему очень нужен. Пожалуйста, Казимир, не бросай меня!

Теплая ладонь нерешительно опустилась мне на волосы, погладила нежно.