Наркоза не будет

Муся внезапно увидела новые Кошины шмотки и воскликнула:

– Ух ты! Откуда это у тебя? Вот! Стоит уехать на несколько дней...

– Да... Валентин у меня купил все работы.

– Да? Что с ним случилось? Он же не хотел...

Она не знала, стоит ли Мусе говорить, как все было.

– Выпить хочешь? "Мартель".

– С утра?
– Муся задумалась.
– Хотя... В этом что-то есть! Давай.

В бутылке оставалось как раз две порции. Подруги располовинили их и сразу стало весело и беспечно.

– Вот уж не думала, что тебя к предкам потянет!
– удивилась Коша, вспоминая Мусины откровения.

Муся посмотрела вверх, потом вбок, потом вниз и вздохнула:

– Я даже не знаю, я захотела еще раз все понять. Мне все равно жалко их, понимаешь? Мать, кенечно, больше. А отчим... Ну знаешь, во-первых, это мой первый мужчина все-таки. А в-вторых, я же сама в общем немного виновата. Если бы я тогда не спровоцировала его. Мужчинам так трудно отказаться от этого. Все равно, что льву от охоты. И потом... Сейчас он стал тихий. Старый. Короче, мы помирились. Мне даже немножко денег дали.

– М-м-м...
– Коша попробовала понять, что она чувствует.
– Да... Они умрут, наверно, раньше... И наверно, они что-то потеряли.

– Не в этом дело... Хотя и это тоже. Они родили нас, а мы их нет... Мы что-то взяли у них. Когда у тебя дети, ты уже ничего не пробуешь. Уже нет вариантов - ты должен их кормить, поить и воспитывать... А сам-то ты не знаешь, как надо! И получается, что ты, сам по себе еще ничего не успев, уже как бы добровольно умираешь.

– А-а-а...
– Коша пропустила мимо ушей Мусин философский припадок.
– А где ты бабки взяла на билет?

– Я позвонила Зыскину и все рассказала ему. Он мне одолжил.

– Неожиданно!
– Коша от удивления вытаращила глаза.

– Я сама удивилась... Я даже не просила, он сам предложил. Мне кажется, он мне глазки строит... Честно говоря, не представляю, кто с ним мог бы спать. Знаешь. Ему не повезло. Если бы у него не было такого толстого пердака, он был бы вполне нормальным парнем. И я бы даже вышла может быть за него замуж. На самом деле, мне хочется такого мужа, чтобы он не доставал. Пусть бы занимался своими делами. А я - своими.

– Послушай, сколько помню его - всегда был жмотом...

– Ну. Бывают в жизни чудеса!
– Муся всплеснула руками и потянулась за сигаретой.
– Он кстати сказал, что у Рината и его компании где-то еще одна выставка открылась. Или откроется... по-моему, даже сегодня. Какое сегодня число? Тринадцатое. Точно сегодня. Не хочешь?

Пустота, которую Коша, казалось, перестала ощущать, вдруг внезапно распахнула свою акулью пасть, и Коша опять ухнула туда со всего маху.

– Даже не знаю. Надо оно? Я видела его с женой и с этими его приятелями. Он мне все сказал. Я чувствую себя как говно.

– Что он тебе сказал?

– Что ничего больше не будет.

– А что он при этом делал, как выглядел, как смотрел?

– Не знаю - он одел очки. Но голос у него был мерзкий... Правда, когда я уходила, он еще долго стоял, пока его не окликнули.

Муся вздохнула:

– Ну ты все преувеличиваешь. Просто тогда была жена. Но жена это еще не факт. А факт, что мужики трусливы. Он просто боялся. Понимаешь, он тебе не доверяет. Он не может предсказать, как ты себя поведешь. А она у него уже есть. Все просто. Мне кажется, что, если он тебе нужен, надо сделать так, чтобы он привык к тебе. Ну, чтобы он знал, что ты в его жизни так же естественна, как утром зубы почистить. Условный рефлекс короче надо выработать, как у собаки Павлова. Вот и все.

– А жена?

– Зыскин сказал, что они провожали ее два дна назад в Испанию. Я не думаю, что она вернулась. Ну будет приезжать на неделю. Тебе-то что? Остальное-то время он будет твой!

Коша задумалась, стало противно, что должна жить исподтишка от какой-то жены. Разозлилась.

– Да? Глупо это. Не хочу. Рефлексы какие-то. Что я - дрессировщик?

И неожиданно для себя она резко поднялась, и полезла в шкаф. Платье как раз для этого случая.

– Да ничего кроме рефлексов-то и нет, - сказала Муся философски.
– Ух ты! Вот это прикид! Сколько же он тебе дал?

– А-а, - Коша вздохнула.
– Я уже почти все расфигачила.

– Ну-ка покажись!
– Муся оглядела ее внимательно.
– Тебя надо накрасить. Сейчас я из тебя сделаю артистку. И никакого нижнего белья! И не смей мне перечить. Сегодня мы твоего Рината отделаем так, что он всю жизнь будет только о тебе и думать.

Коша вытащила деньги из заначки, пересчитала, протянула пачку Мусе:

– Возьми отсюда баксов двадцать себе. А остальное пусть у тебя лежит. У меня кошелька нет. Я боюсь, что кто-то залезет и украдет. Окно-то мы не можем закрыть!

– Правильно!
– усмехнулась Муся, складывая бумажки в сумку.
– Зачем тебе кошелек? У тебя бабки больше двух дней не держатся. Ну что? Готова? Садись, буду из тебя красотку делать.

Коша села поближе к окну и с любопытством наблюдала, как Муся сыпала на стол содержимое косметички. Тушь, тени, щипчики, еще тени, карандаш белый, карандаш черный, точилка, четыре помады, тональный крем, пудра.

– И ты это делаешь каждый день?
– изумилась Коша, созерцая блестящие колпачки и коробочки.
– Да... Если бы я была мужиком, меня бы это свело с ума! Но это ведь ужасно - постоянно геморроиться этим.

Муся окинула подругу непонимающим взглядом:

– Ты что? Не красишься? Вообще?

Коша пожала плечами.

– Да нет... Я иногда вспоминаю, что такие штучки есть. Иногда даже что-нибудь покупаю. Но у меня никогда не бывает полного комплекта. Я как-то не чувствую себя достаточно взрослой для этого. Я с детства помню, что мама красилась, а отец носил галстук и пиджак. С тех пор для меня мужчина в галстуке - это папа и с ним ничего общего нельзя иметь. Это же папа! А все накрашенные тетки - это мама. Ну, на крайний случай - бабушка. Их надо держаться подальше. Но я-то не мама и не бабушка. Пока.

Слушая этот идиотский спич, Муся безжалостно вытаскивала блестящие черные волоски из бровей.

– Ты даже не представляешь, как много можно сделать обыкновенными щипчиками для бровей. А бровей у тебя хватит на двоих. Вообще, что-то есть в том, что ты говоришь. Только непонятно, почему надо держаться подальше?

– Ну! Они взрослые! У них менструации, дети, беременность, мужья, любовники. Они так в этом застряли, что света белого не видят.

Муся зашлась в припадке веселья: