Народы моря
Шрифт:
Идти вверх трудно. Щит кажется таким тяжелым и неудобным, что хочется выбросить. Хвалю себя, что не взял лук и стрелы. Каждый дополнительный килограмм казался бы за десять. Быстро светлеет, поэтому с каждым шагом все лучше вижу, куда сделать следующий. Холм здесь лысый, попадаются лишь маленькие островки сухой травы. Откуда-то неподалеку приносило вонь фекалий. Как догадываюсь, там сток городской канализации.
Наверху слышатся крики: охрана заметила нас. Надо бы скомандовать, чтобы поднимались быстрее, но понимаю, что и сам карабкаюсь на пределе сил. Кажется, что стекающий на глаза пот — это роса, струящаяся со шлема. Левея меня прокатывается булыжник, здоровенький такой. Если бы попал в голову, мало бы не показалось, несмотря на шлем. Поднимаю щит так, чтобы прикрывал меня спереди сверху. Вижу теперь только то, что ниже его нижней кромки.
Кладка стены, так сказать, разнокалиберная, камни вперемешку с сырцовыми кирпичами.
Ширина крепостной стены метров семь. Наружный и внутренний слои шириной немного меньше метра и сложены из камней и кирпичей, а посередине забутовка из гальки, мелких камней, глины, гашеной извести. Забутовка не до верха и представляет собой грунтовый сторожевой ход, на котором небольшое количество угаритских стражников пытались сдержать наш натиск. Я посек одного из них, громоздкого и неповоротливого верзилу с топором на длинной рукоятке. Заметив меня, он начал медленно поворачиваться, одновременно замахиваясь топором. Я успел дважды ударить его по войлочной шапке с наушниками. Уже с первого раза разрубил большую вытянутую голову, но только после второго, когда с треть черепной коробки отвалилось, продемонстрировав, что мозги таки есть, верзила как бы нехотя опустил топор и начал валиться вперед.
Как он упал, я не досмотрел, потому что проскочил вперед, навстречу двум угаритским молодым копейщикам с похожими лицами. Может быть, близнецы. Работали они слажено, по очереди, и два моих воина уже лежали, истекая кровью, на утоптанной забутовке. Сперва я надрубил одно древко, потом перерубил второе. Первым копьем попытались кольнуть меня в лицо. Я успел подставить щит, из-за чего копье сломалось в место надруба. В этом момент я нанес боковой удар справа налево по голове ниже шлема второму копейщику, выбросившему ненужное древко. Лезвие сабли попало ниже латунного околыша, к которому крепились дужки, обтянутые кожей, и прошло по наклонной до переносицы, толстой, с черной полоской волосин, спускающейся от межбровья почти до середины ее. После чего шагнул влево, чтобы быть напротив второго врага. Этот замер со сломанным древком в руке, наблюдая, как падает его брат. Крылья большого носа дергались, словно учуяли запах смерти, а в глазах было какое-то детское удивление, как будто видят чудо, страшное и притягательное. В момент моего удара глаза резко зажмурились.
Я спрыгнул внутрь города напротив улицы, кривоватой, шириной метра четыре, вымощенной каменными плитами. На ней возле своих домов стояли мужчины с оружием и без. Стояли и смотрели на меня и моих воинов, которые спрыгивали вслед за мной и без команды строились «клином».
— Всем по домам! По домам! — громко и властно крикнул я угаритцам.
Обыватели помедлили несколько секунд, после чего шустро юркнули во дворы своих домов. Биомасса способна была на сопротивление только при наличии харизматичного командира. Такого из их лагеря поблизости не оказалось, поэтому и расползлась по шхерам.
— За мной строем! — приказал я своим воинам и пошел по улице в сторону центра города.
«Клин» не влезал по ширине, поэтому трансформировался в короткое «зубило». Пока мы щи по улице, из дворов и переулков выскакивали поодиночке или малыми группами вооруженные люди и сразу устремлялись в обратном направлении. Лишь одна группа из шести человек, судя по хорошему владению оружием, профессиональные военные, выполнили свой долг, задержав нас на несколько минут.
Дворец Аммистамру занимал целый квартал. Точнее, это было несколько десятков разных зданий от одного до трех этажей, разделенных дворами, садами и маленькими прудами, разбросанных по территории с гектар и огражденных дувалом трехметровой высоты. Как ни странно, центральные ворота — двухстворчатые, широкие и высокие, изготовленные их желтоватого ливанского кедра — были нараспашку. В первом же дворе на площади между одноэтажными зданиями мы столкнулись с отрядом человек из ста во главе с командиром в бронзовых доспехах, отливающих красным в лучах восходящего солнца. Массивный шлем с наушниками и длинным, до подбородка, наносником увенчивали три обрезанных, черных, страусовых пера. Тело защищал нагрудник с барельефом морды льва. Ниже была юбка из кожаных лент до коленей, под которой начинались бронзовые
поножи, доходившие до ступней в обычных сандалиях. Сандалии к бронзовым и любым другим доспехам — это сейчас в порядке вещей. Иногда поножи соседствуют с босыми ногами. Мне это уже не кажется странным. Остальные воины имели бронзовые шлемы, не такие дорогие и нарядные, и кожаные доспехи, усиленные бронзовыми пластинами. Вооружены все двухметровыми копьями, причем бронзовый листовидный наконечник длиной сантиметров сорок, и бронзовыми хопешами. Щиты у всех бронзовые с барельефом мужика с выбритой головой и длинной, растрепанной бородой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это личная охрана правителя и что биться они будут насмерть.Первым бросился в атаку командир. Попал мне копьем в щит. Воин, стоявший справа от меня и чуть сзади, ударом меча по наконечнику сбил копье вниз, а я сделал шаг вперед и кольнул угаритца острием сабли в левый глаз с черными зрачком и радужкой на желтоватом белке. Удар был короткий, быстрый и, как оказалось, смертельный. Командир угаритцев, опустив правую руку с копьем и левую с бронзовым щитом, еще стоял какое-то время, но его участие в бою на этом и закончилось. Дальше я сражался с воинами, вооруженными хопешами, которые сильно звенели, ударяясь железные части моего щита, и уклонялся от уколов копьем угаритцев из второй шеренги. Бой длился… черт знает, сколько минут, но, вроде бы, не очень долго. Задние человек пятнадцать удрали еще до того, как погибли все, стоявшие впереди. Среди моих людей погибшими и ранеными были около двух десятков. Пополнив отряд подошедшими дорийцами во главе с Пандоросом, пошел дальше зачищать дворцовый комплекс.
Перед главным трехэтажным зданием был сад с прудом в центре. Стены были оштукатурены, побелены и разрисованы сверху донизу на египетский манер, только персонажи другие — нормальные люди с бородами, ничего звериного или птичьего, и все одного роста, а также галеры и круглые суда под парусами. Перед центральным входом было крыльцо в три ступени из мрамора, у которого были слои и пятна коричневого и бежевого цвета, напоминающие рисунки гор и руин домов. Крыльцо защищал навес на четырех деревянных (специально проверил, постучав рукой) столбах, раскрашенных под этот мрамор.
Первым помещением был зал длиной метров двадцать, шириной двенадцать и высотой четыре с половиной с двумя рядами колонн, явно изготовленных египтянами, потому что стилизованы под папирус, который здесь не пользуется таким же почетом. Пол был мраморный, как и крыльцо. На стенах большие панно из слоновой кости с непонятными мне сюжетами, в которых человеческие фигуры были перемешаны с птицами, зверями и растениями. По самым скромным подсчетам на эти панно ушло столько бивней, что слоны, которым они принадлежали, заполнили бы всю огражденную дувалом территорию, причем освобожденную от построек. У дальней стены на мраморном помосте стоял массивный трон из бронзы, украшенной золотом. Бронза была надраена до золотого блеска, поэтому какому-то моему воину показалось, что трон весь золотой.
— Сколько золота! — воскликнул воин удивленно.
Я не стал его разочаровывать, промолчал. Мы понялись по каменной лестнице на второй этаж. Там налево шла анфилада из четырех комнат, а направо — из семи. Левая, как не трудно было догадаться в первой комнате по копьям, стоявшим в специальных высоких ящиках, хопешам и щитам, висящим на стенах, и двум шлемам и двум нагрудникам, лежавшим на широкой полке, была личными покоями правителя. На макушках обоих шлемов было по три обрезанных, черных, страусовых пера. Во второй и третьей комнате стояли по два стола и шесть больших сундуков из красного дерева. К сожалению, хранились в них всего лишь папирусы с записями на разных языках, в том числе египетском. Наверное, межправительственные и прочие договора. В четвертой комнате была спальня с широченной кроватью с десятком разноцветных подушек, прямоугольных и валиков, раскиданных по покрывалу из нескольких сшитых леопардовых шкур. В двух больших сундуках из черного дерева была сложена мужская одежда из дорогих тканей, а в маленьком — украшения из золота с так любимыми здесь полудрагоценными камнями и жемчугом. Рядом с узким окном, закрытым деревянными жалюзи, на стене висело бронзовое овальное зеркало высотой метра полтора. Я смог полюбоваться собой. Забрызганный чужой кровью, с нетипичной для данной местности внешностью, выгляжу, наверное, по мнению аборигенов жутковато.
Направо была женская половина. Первая комната была для приближенных служанок, а дальше шли богатые спальни с сундуками, наполненными дорогой женской одеждой и обувью, драгоценными украшениями, косметикой. Много было и музыкальных инструментов. Восемнадцать — жены, наложницы и рабыни — женщин и одиннадцать детей находились в последней комнате. Жен, наложниц и детей тут же освободили от дорогих побрякушек и погнали во двор вместе с рабынями, с которыми они теперь сравнялись по статусу. В их жизни начался новый этап, в котором будет не так сытно и лениво, зато и не так скучно.