Народы моря

Демонстрировать умение управлять колесницей мне не пришлось. Синухет решил, что, раз уж я так прекрасно владею луком и хопешем, с этим у меня, как дикаря с севера, где сейчас разводят лошадей, уж точно все в порядке.

— Предлагаю тебе место моего помощника, — сказал он. — Будешь получать содержание сенни.

Сенни — это командир колесницы, младший офицер, который считается старше пехотного уау, командовавшего дестью воинами.

— Учитель из меня не получится, — отказался я. — В моей стране обучают очень жестоко, за малейшую ошибку бьют больно, а у вас, как я слышал, так не делают. Поэтому ничему научить толком я не смогу.

По меркам египтян, я отказался от сказочного предложения. Сидел бы себе в тылу, обучал, не сильно напрягаясь, недорослей, стабильно получал щедрое содержание и не менее щедрые подарки от учеников. Это мечта многих египтян. Они не воины. Их страна со всех сторон защищена пустынями или морями, так что постоянно воевать не приходилось. Жители Верхнего Египта, где климат посуровее и есть контакт с дикими обитателями верховий Нила, еще так себе, а вот в Нижнем храбрецов среди коренных жителей не наблюдается. Из местных, за редчайшим исключением, в воины идут только дети иммигрантов, поэтому армия почти полностью из чужестранцев. Внуки уже не совершают такую ошибку, предпочитая воевать с пером (кистью) в руках. Уровень «сенни» меня не устраивал. Я привык к более богатой жизни, поэтому не собирался отсиживаться в тылу. Быстро разбогатеть можно только на войне. Для этого ее и придумали. Анупу рассказал мне, что египтяне свободно впускали в свое общество чужестранцев, особенно хороших воинов, как и в свой пантеон чужих богов, позволяли делать головокружительную карьеру, если чего-то стоишь и принимаешь или делаешь вид, что принимаешь их культуру. Это, как я знал, в итоге станет причиной того, что власть в Египте перейдет к воинам-чужеземцам, но не помнил, когда это случится. По прибытии в Мен-Нефер нам рассказали радостную новость, что фараон собирается идти войной куда-то на север, в страну Хару, южная часть которой называлась Кенана, а северная — Эмур, против населявших ее народов, а также каких-то шасу и иевусеев, которых всех вместе обозначали одним словом гиксосы. Видимо, как в будущем западноевропейцы всех кочевников, идущих на них с востока, будут называть сперва скифами, а потом татарами, так и египтяне всех своих северных соседей считают гиксосами. Как я понял, эмуриты — это мои старые знакомые амореи, обзавёдшиеся собственным государством. Названия остальных народов мне ничего не говорили. Да и если бы говорило, не остановило бы. Я готов был сразиться с ними в рядах, надеюсь, доблестной египетской армии и повысить за счет трофеев свой материальный уровень.

Глава 5

Конюшня была длинной, с проходом посередине и денниками по бокам. В ней стоял полумрак и было не так жарко, как во дворе. Что показалось мне странным — это запах, который был точно такой же, как в странах, расположенных намного севернее. Я почему-то был уверен, что в жарком Египте в конюшнях должен быть другой, более резкий, что ли. Здесь все, что сейчас, что в двадцать первом веке, помешаны на сильных ароматах. На каждом углу продаются духи не духи, но какие-то жидкости с сильным, часто цветочным запахом, и прочие благовония. В конюшне на меня всегда снисходит умиротворение, точно в ней не бывает зла и бед, хотя я знаю обратное. Следом за мной идет конюх с египетским именем Пентаур, обладающий неегипетской внешность, включая черную густую бороду, заплетенную в косички, и сильным акцентом. Ему лет тридцать, половину из которых прожил в Египте. Одет в набедренник из темно-зеленой ткани, подпоясанный черным тряпичным поясом шириной с ладонь. Босые ноги испачканы конским навозом и глиной, будто перед моим приходом месил саман. Конюх хромает на левую. Раньше был катана (возничим) у знатного египтянина, но в одном из сражений на полном ходу влетел колесом в яму — и дальнейший путь вперед они проделали по воздуху. Сенни свернул шею, а катана отделался переломом ноги, после чего никто не брал его на службу. Так уж принято в армии, которая есть отражение всего общества в кривоватом зеркале, что во всех бедах виноват младший по званию. После чего Пентауру, чтобы не умереть с голоду, пришлось устроиться обычным конюхом в конюшню фараона. Лошадей в Египте разводят и обучают только люди фараона и для его армии. Место спокойное и, как я думал, не денежное. Реальность оказалась сложнее.

— За небольшой подарок я могу порекомендовать сенни самых лучших лошадей, — предложил мне Пентаур, когда мы зашли в конюшню.

Уверен, что любой египтянин, а в лошадях они не рубят, отстегнул бы и получил, в зависимости от щедрости, приличную, по его мнению, пару жеребцов. Как мне сказали, сенни-египтяне ценят в первую очередь горячих, агрессивных лошадей. Наверное, считают, что в случае чего кони отбрыкаются и откусаются за них.

Я знал немного больше египтян, поэтому отказался:

— Боюсь, что мое понимание самых лучших не совпадает с твоим.

Он промолчал и потупил глаза, чтобы, наверное, я не увидел в них презрительную насмешку. Впрочем, презрение растаяло быстро, сразу после того, как я без задержки прошел мимо первых лошадей, белых, точнее, светло-серых. У египтян эта масть в почете. Видимо, потому, что одежда из белой тонкой ткани считается привилегией богачей. Дороже ценится только пурпурная и только из-за стоимости красителя. На втором месте идут светло-соловые, соловые и изабелловые лошади. Последнее место занимают вороные, которых, как и темно-гнедых, в конюшне не было. Я осматривал только гнедых. Их было всего пять. Первым делом, закрутив нижнюю губу, определил по зубам их возраст, чем, как догадываюсь, покорил конюха, потому что он сразу бросился мне помогать. Выбрал двух рослых и спокойных четырехлеток.

— Сенни очень хорошо разбирается в лошадях! — похвалил Пентаур вроде бы искренне.

— Выведи их во двор, — приказал я, — посмотрю, какие они на ходу.

Сбруя для головы такая же, какая будет в девятнадцатом веке в Америке, даже до шор уже додумались. Пентаур вывел обоих жеребцов и по очереди погонял их по кругу на длинном поводу. Я сразу заметил, что у второго на заднем левом копыте засечка — ушиб венчика, о чем и сказал конюху.

— Наверное, водили на реку купать? — задал я вопрос, потому что такую травму лошади, если вовремя обрезан отрастающий рог, получают, поскользнувшись.

— Да, позавчера, — подтвердил конюх. — А я и не заметил, что он засекся. Отвести в стойло?

— Нет, вылечим, — сказал я. — Принеси воду и чистую тряпку.

Под моим руководством Пентаур прочистил и промыл грязную рану, остриг шерсть вокруг нее, после чего облил какой-то вонючей жидкостью из старого глиняного кувшинчика, наверное, продезинфицировал, и туго перевязал.

— Через три-четыре дня будет в порядке, — заверил меня конюх, после чего спросил: — У сенни уже есть катана?

— Хочешь за небольшой подарок порекомендовать мне самого лучшего?! — шутливо задал я встречный вопрос.

— Я бы сам пошел к тебе катаной, — произнес он неуверенно, просительно.

— Если вылечишь жеребца, возьму тебя, — пообещал я.

В египетские приметы пока не верю, у меня своих вагон и маленькая тележка, а Пентаур, по крайней мере, разбирается в лошадях и умеет их лечить. И хромота не позволит ему удрать с поля боя, заставит сражаться. Впрочем, и сдаться в плен она тоже не помешает.

Глава 6

Двор у изготовителя колесниц просторный, и земля утрамбована до твердости камня. По одну сторону распахнутых ворот лежат аккуратно сложенные по группам доски и бруски из разных пород деревьев, по другую — жерди, а рядом с ними под навесом висят дубленые воловьи шкуры и стоит готовая колесница с нарисованными на бортах прыгающими львами и золотыми или позолоченными бляшками и висюльками везде, где их можно было присобачить. В правом углу находится печь — конусообразное сооружение из камней и речного ила с дырами в срезанной верхушке и внизу для загрузки топлива, тростника, сложенного рядом большим пучком. Дом двухэтажный, с тремя входами на первом этаже, завешенными циновками из папируса. Мастер — коренастый длиннорукий мужчина лет тридцати с заплывшими глазами, словно его покусали пчелы — и два раба-семита с волосатыми конечностями и грудью делают другую колесницу под навесом из тростника, который идет от двухэтажного дома к трем глиняным столбам посередине двора. Из-под этого навеса слева шел пандус на второй этаж, который был короче первого, из-за чего имел что-то типа балкона без перил. Там стояла пожилая женщина, судя по набедренной повязке из грубой ткани, рабыня, и веяла какое-то зерно, высыпая его из глубокого глиняного блюда. Плоские сиськи, похожие на две лепешки, колыхались в такт ее движениям.

У египтян особое представление о стыде. Они считают, что человека украшает не одежда, а его тело, которое они моют часто и старательно. Дети всех сословий лет до восьми-девяти ходят голыми. Мальчики отличаются от девочек еще и выбритыми головами, на которых оставлен только клок над правым ухом. Кстати, сыновья фараона носят такой клок до смерти отца и иногда умирают раньше его, то есть, детьми. Взрослые носят одежду порой из такой тонкой, просвечивающейся ткани, что можно считать их голыми. Мужчины, если одежда мешает работать, оголяются, не раздумывая. Молодые женщины тоже. Встретить на улице города голого человека — в порядке вещей. Здесь принято, чтобы молодые служанки и рабыни обслуживали гостей, одетыми лишь в пояс, к которому прикреплена узкая полоска ткани или кожи, пропущенная между ног. При этом лицо, что мужчины, что женщины, размалювывают до безобразия. Видимо, лицо никак не может украшать человека. Богатые красят брови, веки и под глазами зеленой краской, середняки — черной брови и веки, а дорогой зеленой только под глазами, бедняки — всё черной. Дамы помадят губы и румянятся, причем некоторые так же злоупотребляют косметикой, как и, по моему определению, дамы-светофоры из двадцать первого века.

Мастер с помощниками обтягивали кожей наклоненные немного внутрь стойки перил передней и боковых стенок кузова с полом из акации, который стоял на оси с двумя колесами с шестью березовыми спицами каждое и сосновыми ободьями, прикрепленной не под серединой, как было у шумеров, а под задней частью, что должно повысить маневренность колесницы. Длина кузова чуть больше метра, ширина — сантиметров восемьдесят, высота — метр двадцать. Ось, на которой закреплены колеса, из вяза диаметром сантиметров шесть-семь и выступает с каждого бока сантиметров на тридцать пять, что делает колесницу более устойчивой. У готовой к колесам с внешней стороны были приделаны к ступице по два серповидных бронзовых лезвия длиной сантиметров сорок. Дышло тоже из вяза и такого же диаметра, как ось, длиной метра два с половиной. Оно было пропущено через пол кузова и дополнительно закреплено кожаными ремнями к стойкам перил, а на другом конце имело поперечную перекладину, «ярмо», похожую на двояковыгнутый лук, к которому крепилась сбруя, довольно простая. Постромки пока неизвестны египтянам. Груди лошадей охватывал широкий кожаный ремень, прикрепленный к «ярму», и таким образом животные тянули колесницу. Чтобы ремень не натирал шею, под него подкладывали толстую кожаную подстилку с бронзовыми полукольцами, к которым он и крепился. Дополнительный тонкий ремень не давал подстилке сдвигаться. Управляли лошадьми с помощью поводьев, пропущенных через «ярмо» к удилам, вложенным в рот животным.