Народы моря

Самыми напряженными были последние метра три. Я ждал, что наверху появится человек с копьем и потыкает им в мою дурную голову несколько раз, пока она вместе с туловищем не полетит вниз. Как бы ни шумело море и как бы тихо не колотил я молотком, все равно наверху могли услышать и проверить, кто нарушает их покой. Положив ладонь левой руки на край верхней площадки, я замер, ожидая удар по ней. Потом ждал удар по голове, когда перемещался вверх, поднимая ее над краем. Наверху было темно и тихо. Настолько тихо, что звенело в ушах. Я лег на край обрыва грудью, а затем прополз вперед метра три. Чем дальше был от обрыва, тем увереннее себя чувствовал. Отдышавшись и успокоившись, привстал сперва на одно колено, потом на второе, потом выпрямился во весь рост. Никто не поднял тревогу, не кинулся ко мне. Такое впечатление, что я забрался не в город, а на плато в пустыне. Если бы не деревянный столб, являвшийся частью подъемного механизма, я бы так и подумал. Привязав к столбу веревку, нашел три небольших камушка и кинул их вниз один за другим. Это был сигнал, что все в порядке, можно подниматься следующему.

Я сел на теплую твердую поверхность у столба, прислонился к нему спиной и посмотрел на небо. Оно казалось белесым из-за множества звезд, больших и маленьких, очень ярких и не очень. Я никогда не мечтал побывать на них, мне и здесь нравится. Мне без разницы, есть на них жизнь или нет? Уверен, что есть, но встречаться с инопланетянами не хочу, даже если они умнее, образованнее, культурнее и гуманнее, чем земляне. В первый раз они, может быть, прилетят из любопытства, которое принято называть научным интересом, но обязательно наступит момент, когда интерес станет не только научным, потому что выживать можно только за счет кого-то, более слабого.

Солдат, который поднимался вторым, сопел так громко, что я услышал его метров за десять. Он был высок по меркам этой местности и эпохи и широкоплеч. Облачен в матерчатый доспех и шлем. За спиной закреплены прямоугольный с закругленной верхней гранью щит высотой сантиметров семьдесят, двухметровое копье и хопеш в деревянных ножнах. На поясе висит кинжал в кожаных ножнах.

— Иди сюда, — позвал я шепотом, когда он вскарабкался на верхнюю площадку и присел, всматриваясь в темноту. — Сиди здесь, встречай остальных и вместе с ними жди, когда я вернусь.

— Хорошо, сенни, — прошептал он, продолжая дышать тяжело, с присвистом.

Со стороны моря не было даже хлипкой стены из сырцового кирпича или хотя бы глинобитного дувала. Жители Ашкелона были слишком уверены, что тут к ним не подобраться. Единственной преградой были сооруженные впритык метрах в двадцати от края обрыва, высокие, одноэтажные здания с широкими двустворчатыми дверьми, закрытыми изнутри, наверное, склады, разделенные на три части двумя широкими проходами, сейчас заваленными камнями и бревнами. Возле завалов не было ни души, если не считать кошку, которая блымнула в мою сторону горящими, зелеными глазами и бесшумно исчезла. Собаки в этих краях по улицам не шляются. Собачатина — любимое блюдо не только нищеты, но и богатых иевусеев.

Я, чертыхаясь про себя, перебрался через ближний завал. На него накидали сверху сухие ветки какого-то растения с длинными и цепкими колючками, которые буквально впивались не только в мою одежду, но и в тело, а когда начинал высвобождаться, ломались с громким хрустом. Дальше была широкая улица с двухэтажными домами по обе стороны, обращенными к ней глухими стенами. Возле первого дома справа спали на циновках под навесом из тростника пять ашкелонских воинов, которые, как понимаю, обязаны были дежурить у завала. А чего у него дежурить?! Египтяне стоят с других трех сторон, на штурм идти не собираются. У ближнего была длинная густая борода, за которую я и дернул, чтобы разбудить его. Умер он быстро, словно только и ждал случая распроститься с жизнью. Остальные дергались дольше, особенно предпоследний, у которого было безволосое юное лицо. Тебя убьют, а ты не спи на посту…

Караул у второго завала спал под таким же навесом и на таких же циновках, только возле первого дома слева. Пятый охранник проснулся сам из-за хрипа умирающего соседа.

— Кто ты? — если я правильно понял, задал он вопрос испуганным голосом, а после того, как я закрыл ему рот ладонью, попробовал укусить ее, а затем оторвать двумя руками, и протяжно и глухо взвыл, когда острое лезвие моего кинжала распанахало его шею.

В перерезанном горле клокотала кровь при частых и коротких вдохах-выдохах, а ашкелонец все еще пытался судорожно оторвать мою руку от своего рта, будто она мешала ему дышать. Я не убирал ее до тех пор, пока он не затих.

Когда я вернулся к месту подъема, там уже собралось десятка два солдат египетской армии. Они притащили наверх несколько веревок с мусингами, которые одним концом закрепили за опоры подъемных механизмов, а второй опустили вниз. Теперь наверх поднималось сразу по несколько человек. Оставив возле каждой веревки по одному человеку встречать и направлять в нужную сторону поднимавшихся, остальных разделил на две группы и приказал тихо разбирать оба завала, складывая камни на всякий случай вдоль стен в проходах.

К моменту начала утренних сумерек наверх поднялись не только четыре сотни выделенных мне солдат, но еще и несколько десятков из других подразделений, а внизу ждали своей очереди около тысячи. Оказывается, ашкелонцы не удосужились даже разоружить механизмы для подъема грузов, поэтому, как только я это разглядел, сразу начали поднимать солдат и с их помощью. Механизмы состояли из лебедок с большими барабанами, имевшими рукоятки по бокам и напоминавшими двойной штурвал, и выносных поворотных стрел. Канат с лебедки пропускали через шкив на конце стрелы и подвешивали на него деревянную платформу, на которую и грузили где-то с тонну всякой всячины. По два человека с каждой стороны за рукоятки вращали барабан, опуская или поднимая грузовую платформу. Всего их было три, и на каждую помещалось по пять тяжелых пехотинцев. Легкие пехотинцы поднимались по веревкам с мусингами.

Когда стало совсем светло, с угловых башен заметили скопление египтян на берегу моря под обрывом и на верхней площадке, но реакция последовала не сразу. Наверное, никак не могли поверить, что враг уже в городе, или собирали силы для нападения. К тому времени египетские тяжелые пехотинцы под моим командованием прошли по обеим улицам до перекрестков и построились там для боя, готовые отражать атаки с трех сторон, а лучники заняли позиции на плоских крышах домов, сильно удивив хозяев своим внезапным визитом. Как ни странно, не бросились сразу грабить. В египетской армии существует правило, по которому казнят всех, кто занялся грабежом до окончания сражения. Он был принят несколько веков назад, когда чуть не проиграли сражение из-за этого. Да и проникшие в город воины уверены, что добычи будет много, им уж точно хватит. Тем более, что всю добычу принято отдавать фараону. Треть он заберет себе, треть отдаст храмам и треть вернет тому, кто захватил ее. Не по-братски и не поровну, а по-фараонову. Впрочем, большую часть своей доли он раздаст воинам, но не всегда тем, кто проявил себя в сражении.

Отряд ашкелонцев подошел по той улице, что была северней. Человек пятьсот с большими щитами из деревянной основы, покрытой спереди козлиной шкурой с шерстью, и копьями длиной метра два. Они шли быстро, гурьбой, пока не попали под обстрел египетских лучников, после чего сразу построились и закрылись щитами, в том числе и сверху. Наш передовой отряд стоял во всю ширину улицы и глубиной в десять рядов за перекрестком, что давало мне возможность маневрировать силами, которые постоянно увеличивались. В резерве у меня уже было больше солдат, чем стояло на позициях. Как догадываюсь, командира отряда неверно проинформировали. Видимо, он ожидал встретить здесь небольшую группу слабо вооруженных авантюристов и быстро разделаться с ней, а увидел отряд, намного больший по численности и состоящий из прекрасно вооруженных и обученных воинов. Продвижение ашкелонцев резко замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Они постояли минуты три под обстрелом наших лучников, после чего начали пятиться, унося убитых и раненых.

— Идем за ними до следующего перекрестка, но не нападаем! — приказал я отряду, который готовился противостоять ашкелонцам.

Так мы и двигались — враг пятился, а мы следовали за ним на дистанции метров сто. За нами шли резервные отряды. На следующем перекрестке я приказал остановиться, давая возможность лучникам догнать нас и занять позиции на крышах и резервным отрядам заблокировать улицы, уходящие влево и вправо. За это время враги отошли метров на триста, после чего развернулись и довольно резво понеслись к центру города, до которого оставалось всего ничего. Я решил не гнаться за ними, подождать подкрепления.