Нарушая правила
Шрифт:
От его циничного замечания меня коробит. Еле сдерживаюсь, чтобы не брякнуть что-то хлесткое в ответ.
— Вообще-то, я ее замуж звал, она сама не хочет.
— Как это не хочет? — скептически интересуется мужчина.
— Говорит, рано нам.
— А ноги перед тобой раздвигать — не рано?
— Я люблю ее и в обиду не дам, даже вам. Поэтому выбирайте выражения, ладно? — твердо говорю ему.
Он усмехается, но не зло, скорее, снисходительно.
— Любишь… значит.
Я оглядываюсь, услышав, что сюда кто-то идет. Из-за
— Все нормально? — натянуто интересуется Костя, с опаской посматривая на нас.
— Да, — я киваю.
— Ну и рожа у тебя, — ухмыляется Ян.
А у самого лицо опухшее и заспанное, на щеке след от подушки.
— На себя посмотри, — прыскаю я.
Вытащив руки из карманов, Ян становится серьезным и переводит взгляд на отца, который стоит позади меня.
Я отхожу в сторону.
— Здорова, бать, — Ян подходит к нему ближе.
Арсеньев-старший смотрит сыну на ноги.
— Что за бурки на тебе? — спрашивает он.
— Это угги, бать, — объясняет тот, приподнимая ногу.
— Срань какая-то, — хмыкает мужчина.
Все трое смеются, и я начинаю чувствовать себя лишним. И, оставив на пилораме пачку и зажигалку, собираюсь вернуться в дом.
— Тимофей, обожди! — меня окликает Арсеньев-старший. Я оглядываюсь. — Александром Алексеевичем меня зовут, — с этими словами он приближается и протягивает мне ладонь. — И ты зови.
— Очень… приятно, — удивленный внезапной переменой в его настроении, я пожимаю руку.
— Вижу я, как тебе приятно, — ухмыляется он. — Покурите тут пока, — обращается к сыновьям. — Пойду я, — кивает вперед. — Спрошу, пойдет она с нами к матери.
Когда Александр Алексеевич уходит, мы остаемся втроем. Парни курят, как завещал им отец.
— А ты молодец, не испугался, — хвалит меня Костя.
— Пуганый уже.
— Жесткий у нас батя? — подкалывает Ян.
— Да я как не приеду, так огребаю. У меня что, на лице написано, что я жук какой-то? — спрашиваю парней.
— На лице у тебя, как раз, ничего и не написано, — отвечает Костя.
— А вот у этого написано, что он шулер, — дергаю подбородком в сторону Яна, вспоминая вчерашние развлечения.
— Ой, не гони! — возражает тот. — Если бы не Костян, профакал бы ты свою тачилу.
— Больше я с тобой не пью, — предупреждаю его.
— Куда ты денешься?
— Хорош до него докапываться, — отрезает Костя.
— Да ладно тебе. Угарно же, — насмешливо тянет Ян.
— Хорош, я сказал, — повторяет его брат более настойчиво. — Твоей сестре будет неприятно. И деньги, которые вчера у него выиграл, верни.
Ян дергает губами, но брату не перечит, и вся его бравада моментально улетучивается. Вид у него пристыженный.
— Все нормально. Что я, телка, меня защищать. И деньги оставь. Игра есть игра, — говорю я.
До самого вечера я не показываю носа из Дининой комнаты, смотрю видосы про кругосветку, даже поспать успеваю, лишь бы не болтаться под ногами у семейства
Арсеньевых после того, как они вернулись с кладбища.— Слушай, может, я поеду? — вскакиваю с кровати, когда в комнату заходит Дина.
— Куда? — она хмурится, вытирая полотенцем мокрые руки.
— Домой. А завтра за тобой вернусь. Вы тут посидите сами. Что я буду мешаться? — объясняю ей свое решение.
— Даже не вздумай! Если ты уедешь, я тоже уеду! — возмущается Дина.
— Ну ладно, ладно, — успокаиваю ее. — Я же просто предложил. Вы с отцом поговорили?
Дина подходит ко мне и садится рядом.
— Можно и так сказать. Папа у нас не очень разговорчивый. Но он попросил прощения. Если бы не ты, я бы точно уехала, — она тянется ко мне и целует в щеку. — Спасибо.
— Да ладно тебе, — усмехаюсь я.
— Нет, не ладно, — Дина обвивает рукой мою шею. — Ты. Мой. Близкий. Человек, — отрезая по слову, она смотрит мне в глаза. — Я хочу, чтобы ты в этом не сомневался.
— Вот как. А есть что-то, что прилагается к этому громкому титулу?
— Есть, — она берет мое лицо в ладони.
И дарит мне поцелуй, такой сладкий и многообещающий, что я даже забываю, где нахожусь.
— Эй, Тимберлейк, харе сосаться с моей сестрой, в баню пошли, — нас обоих возвращают с небес на землю.
Мы поворачиваем головы и смотрит на Яна. Он стоит с красным лицом, весь потный, в полотенце и войлочной буденовке с красной звездой.
— В баню? — хлопаю глазами.
— В баню, в баню. По вашему — в сауну, — подкалывает Ян. — Сначала мальчики, потом девочки.
— А, может, я лучше с девочками? Дин? — с надеждой смотрю на свою девушку.
Дина таращит глаза.
— Я не пойду с тобой в баню! Ты с ума сошел?! — сердится она. — Отец дома! Иди давай с парнями.
— Пошли, не ломайся, пивасик, веник — все по классике, — Ян снимает с головы буденовку и швыряет ею в меня.
— Я пить не буду, за руль завтра, — ловлю шапку, прижав к груди.
— А никто накидываться не собирается. Сеструха же сказала — батя в хате. Я нулевку взял, так, чтобы чисто вкус не забыть. Давай, братишка, шевели помидорами, — зовет Ян. — Костян сказал тебя позвать. Или что? Очко играет с нами пойти?
Я фыркаю.
— Ничего подобного. Иди, — говорю ему. — Сейчас догоню.
Стоит только Яну скрыться за дверью, как Дина подходит к шкафу.
— Вот, держи полотенце, — кидает мне.
Я в шоке смотрю на нее.
— Дин, ты что не понимаешь, я же могу не вернуться? — с сомнением смотрю на нее.
— Знаешь, как говорят, — Дина разводит руками. — Лучше умереть, чем прослыть трусом.
— Трусом? — я давлюсь воздухом. — Ну ок. Если погибну, прошу считать меня коммунистом, — сказав это, напяливаю на голову буденовку.
Дина смеется.
— Тебе идет, — приблизившись, она поправляет шапку. — Давайте, мойтесь. Будем ужинать. — Ее пальцы скользят по моей щеке. — Люблю тебя.