Нас называли ночными ведьмами
Шрифт:
Однажды полку была поставлена задача разбомбить немецкий штаб в одной из кубанских станиц. Юлька вдруг разволновалась и попросила поручить это ей.
– Я там выросла. Там моя мама…
Никто не произнес ни слова. Трудно было что-нибудь сказать.
– Я там знаю каждый дом… - настаивала Юлька.
Задание было несколько изменено, и Юльке доверили бомбить штаб. Остальные должны были работать по запасной цели.
Штаб Юлька действительно разбомбила. Прилетела назад довольная, возбужденная. Размахивая шлемом, рассказывала:
– Понимаете, я видела свой дом! Спустилась и низко-низко над ним пролетела!…
Вскоре наши войска освободили Юлькину родную станицу. Но
* * *
Во время обстрела над целью осколком снаряда повредило мотор, и назад Ира летела так осторожно, будто вела машину, груженную динамитом. Мотор давал перебои, но все же она дотянула до аэродрома.
С рассветом все самолеты, кроме нашего, улетели на основную точку. А мы остались ждать, пока техники исправят мотор. Наш По-2 стоял на окраине станицы рядом с траншеей. Тося, техник, сразу же приступила к работе. Ей помогала ее подруга Вера. [210]
– Тут работы не так уж много. Быстро сменим, что надо. Через час-полтора будет готово, - пообещала она.
– Идите отдохните.
Нам с Ирой делать было нечего, и мы решили прилечь в пустой хате неподалеку от самолета. Страшно хотелось спать. Спокойно шли мы по заросшей травой улице. Было тихо. Внезапно послышался гул, и мы увидели истребителей, летевших парой совсем низко. Мы не сразу сообразили, что это фашистские самолеты.
– Иринка, они с крестами!
Только я успела сказать это, как раздались выстрелы. Истребители, пикируя один за другим, стреляли из пушек. Мы забежали в хату. Стоял грохот, от пушечных выстрелов дрожали стены, дребезжали стекла. С испугу я бросилась зачем-то закрывать окна.
Снаряды рвались на дороге, в саду, возле хаты. Пробило дырку в потолке, другую - в глиняной стене. Мне стало страшно: убьют вот [211] так, нелепо… где-то в хате… Хотелось куда-нибудь спрятаться, но кроме стола и кровати в комнате ничего не было. Мы залезли под стол и сидели там, пока не кончилась штурмовка. Стол, конечно, не броня, но все-таки… какая ни есть, а крыша над головой.
Когда все стихло, мы побежали к нашему самолету. Техники уже хлопотали возле него. Он был почти цел, наш По-2. Только в фюзеляже зияли две дыры да левое крыло было порядком изорвано. Поджечь его истребители почему-то не успели.
– Проклятые, добавили нам работы. Не могли позже прилететь… Рука у Тоси чуть повыше локтя была перевязана лоскутом, на котором краснело пятно. Несмотря на рану, она свободно двигала ею.
– Ерунда, - сказала она и несколько раз согнула и разогнула руку…
* * *
Вспоминает штурман полка Герой Советского Союза Лариса Розанова:
«Кубанская весна 1943 года. Весенняя распутица, непролазная грязь. Дороги развезло, машины застревают. Нет подвоза бомб, бензина, продуктов питания. А летать надо…
Бершанская вызывает летчиков, дает задание вылететь в город Кропоткин, получить там все необходимое для боевой работы. По колено в грязи, буквально на руках девушки вытаскивают самолеты на узенькую, чуть просохшую полоску аэродрома. Вылетаем. До Кропоткина - двести километров. Летим низко, бреющим. Мне пришлось сделать днем три рейса. Тысячу двести километров летела на перегруженном самолете и очень устала. А вечером легкий морозец сковал землю, и мы летали
на задание.…Ровно, монотонно гудел мотор. Потом звук стал отдаляться, и я почувствовала, что куда-то проваливаюсь… Совершенно невозможно было противиться сну, глаза просто слипались.
– Лора, ты сегодня измоталась, давай я поведу. А ты отдохни.
Я покорно передала управление Вере Белик, и тут же заснула. Мне показалось, вздремнула на несколько минут. Вдруг слышу:
– Ну проснись же, наконец, Лорка! Проснись!
Очнувшись, я схватилась за управление. Вдруг из-под левого крыла на меня уставился яркий луч. "Фара! Атакует истребитель!" - решила я. Рванула самолет вправо. "Фара" слепила меня уже из-под правого крыла.
И я стала маневрировать, бросая самолет в разные стороны…
– Скорость! Скорость, Лорка!
– яростно кричала в трубку Вера. [212]
Наконец я опомнилась. Скорость огромная, в ушах свист, самолет весь дрожит… Высота на приборе - пятьсот метров! Значит, мы падаем уже около тысячи метров!… Только на высоте двести метров мне удалось выйти в горизонтальный полет. И вдруг у меня задрожали руки и ноги, зубы стали выстукивать противную дробь. И тут я услышала голос Веры:
– Лорочка, как ты себя чувствуешь?
Услышав ее, я сразу успокоилась.
Этот случай послужил мне наукой: больше я никогда не спала в полете».
* * *
Вспоминает вооруженец Зина Вишнева:
«…Ранняя кубанская весна. Станицы Челбасская, Ново-Джерелиевская… Дороги раскисли, и подвоз горючего, боеприпасов, продовольствия был крайне затруднен. Экипажи днем летали за бомбами и бензином, а ночью - на боевые задания. [213]
Трудно приходилось авиамеханикам и вооруженцам. Самолеты стояли на размокшем поле, колеса утопали в жирной земле, и девушкам приходилось то и дело вытаскивать машины на руках. А каких сил стоила подвеска бомб, когда их то засасывала грязь, то они обледеневали в морозные ночи! В мороз руки наши примерзали к металлу…
Тяжело нам было поднимать стокилограммовые бомбы. Даже вчетвером тяжело было. Но мы этот вопрос решили быстро. Бомбы прибывали в особой таре, в ней мы и подтаскивали их к самолету. А потом каждая в темноте выполняла свою операцию, наощупь, и вот уже слышно: "Готово!" У нас не было ни одного случая, чтобы бомба не взорвалась по нашей вине или упала бы сама по себе…
Это была ночь-"максимум" в декабре 1944 года. Вооруженцы работали как никогда. Несмотря на мороз, сбросили шинели, работали в куртках, усталости не чувствовали. "Сотки" казались в 30 килограммов, незаметно для себя поднимали их быстро, все делали молча, от самолета к самолету не ходили, а бежали, освобождающаяся тройка спешила на помощь другим, и самолеты снаряжались менее чем за одну минуту. В подвеске и снаряжении бомб не было обнаружено ни одного недостатка, все делалось точно и аккуратно. Каждая девушка в эту ночь подвесила не меньше чем по три тонны бомб…»
* * *
Рассказывает Герой Советского Союза Нина Ульяненко:
«Осенью 1942 года меня зачислили штурманом в экипаж к Дусе Носаль. Летать с ней было удовольствием. Многому можно было научиться у нее. Обычно до цели Дуся сама пилотировала самолет, а после бомбометания передавала управление мне. Так мы меньше уставали, а я приобретала опыт вождения. Моей мечтой было стать летчиком. Дуся знала об этом и всячески помогала мне.