Наш испорченный герой. Встреча с братом

Дома и во дворе было не лучше. Выбор был невелик: либо меня ждало безразличие ребят из других классов, которые были для меня всё равно что иностранцы; либо я мог ходить следом за старшеклассниками в качестве шестёрки; либо мог собрать команду младших и играть там роль лидера — это меня тоже не очень привлекало. Так что приходилось отправляться в магазин комиксов и листать их там в задней комнате или возиться дома с братом, который был младше меня на четыре года, и слушать, как мать кричит на нас до посинения.

Помню, как один парень из параллельного класса — он был ещё здоровее нашего старосты — вызвал Сок Дэ на бой после занятий. Весь класс собрался в сосновой роще за школой, где это происходило, чтобы поболеть за своего. Я тоже пошёл — надо думать, с той же целью: как ни крути, я учился в этом классе, а не где-нибудь ещё. Одноклассники в тот день вели себя так, словно меня вообще не было на свете. Я стоял там, никем не замечаемый, до самого конца, пока Сок Дэ, наконец, не выиграл. Они его окружили и устроили ему триумф, как полководцу после битвы. Потом один сказал, что, раз Сок Дэ весь в грязи и поту, надо идти на речку купаться. Все дружно поддержали, и я тоже — молча. Мы двинулись к ручью, но не успели пройти и нескольких шагов, как Сок Дэ заметил меня. Он нахмурился, и атмосфера сразу изменилась.

— Послушай, Хан Пёнг Тэ, а что ты тут делаешь? — спросил один, который всё ловил на лету.

По этому сигналу остальные двинулись в атаку:

— Ты как сюда прополз?

— Тебя что, звали, да?

У меня вдруг защипало в носу, на глаза навернулись слезы. Тогда я просто не понимал, что это было, но теперь знаю: я в полной мере почувствовал, что значит быть изгоем.

Но ещё тяжелее, чем потерять свой авторитет сильного, и горше, чем изгойство, была постоянная, открытая травля. Я уже говорил: не только в мире взрослых есть правила, которые надо соблюдать. Есть определённые законы для детей. И так же, как ни один взрослый не может прожить жизнь, ничего не нарушив, так и ребёнку не под силу всегда точно выполнять эти законы. Как говорит пословица: если ты решил что-то почистить щёткой, то пыль всегда найдётся. Дети каждый день совершают проступки, которые во взрослом мире соответствуют преступлениям или нарушениям морали. И меня строжайшим образом наказывали за любой из таких проступков: за то, что не следовал советам или указаниям старших; за то, что не сделал то, что велел учитель или решил совет учеников; за то, что не выполнил просьбу родителей или старших; за нарушение всего, что общество считает правильным.

Если мои ногти оказывались чуть длиннее, чем полагалось, или если я забывал вовремя постричься, то мою фамилию тут же вывешивали на специальную доску позора: «Они не соблюдают гигиену». Если у меня на форме оказывалась складка или отрывалась пуговица, то меня наказывали за нарушения правил ношения формы. Запрещалось покупать сладости по пути из школы — это многие нарушали, и им сходило с рук, но только не мне. Каждый раз, когда я заходил в заднюю комнату магазина комиксов, учителю кто-нибудь об этом доносил, и я получал нагоняй. Короче, за те вещи, которые все делали, лишь изредка попадаясь и получая небольшой выговор, — за те же вещи меня объявляли преступником, выставляли перед всеми, порицали и всё записывали в личное дело. И в конце концов учитель бил меня перед классом или отправлял меня мыть туалет. Доносчиком каждый раз оказывался кто-то новый, но за ниточки дёргал, разумеется, Сок Дэ.

Наш ко всему равнодушный учитель обычно оставлял Сок Дэ право наказывать за мелкие проступки по своему усмотрению. И староста, что бы там ни говорили сами наказанные, пользовался своим правом так, что внешне всё выглядело безупречно справедливым. Допустим, кто-то из его подручных был пойман вместе со мной на одном преступлении. Тогда Сок Дэ перед лицом всего класса налагал на нас одинаковые наказания — давал задание сделать то-то и то-то. Но ведь только Сок Дэ и его свита решали, когда задания выполнены, — и тут ко мне относились так, что я только скрипел зубами. Например, если нас посылали мыть туалеты, то их отпускали после того, как они чуть повозят там шваброй. А мне предписывалось отмыть все пятна на полу и только потом идти домой. Вот в чём было дело.

Я думаю — хотя это только догадки, — что и в других случаях Сок Дэ злоупотреблял своей властью, чтобы навредить мне. Например, меня никто не извещал, что завтра будет проверка внешнего вида — а все об этом знали. Или вот был случай: я шёл в школу рядом с повозкой, запряжённой лошадью, зацепился и порвал пиджак — и в тот же день ни с того ни с сего объявили осмотр школьной формы. И так постоянно. В результате учителя стали считать меня самым трудным учеником, причём не только в нашем классе, но и на всём потоке.

При такой жизни я не мог как следует учиться. Когда меня сюда перевели, у меня было твёрдое намерение стать первым учеником. Но теперь мои оценки становились всё хуже и хуже, так что к концу семестра я был только где-то в середине списка по успеваемости.

Конечно, нельзя сказать, что я спокойно на всё это смотрел. Наоборот, я делал всё, что от меня зависит, чтобы исправить ситуацию. Первым делом я попытался подключить своих родителей, попытался объяснить отцу, в какую заварушку я попал. Но отец мой из-за своих несчастий стал к тому времени совсем не тот — он стал похож на нашего ко всему безразличного учителя.

— Ну что ты за идиот! — говорил он мне. — Не давай на себе ездить. Если у тебя не хватает силёнок с ними бороться, то что — нет камней или палок? И старайся стать первым по учёбе. Тогда тебя будут уважать…

Я очень волновался и поэтому не мог объяснить отцу всё как надо — это тоже играло свою роль. И вообще отец считал всё это детской глупостью — мало ли что там бывает у этих мальчишек? А если он сердился, то у нас вообще не получалось разговора.

Оставалась мама — она была единственным человеком, который пытался что-то понять. Она, конечно, волновалась, нервничала, принимала всё близко к сердцу. Послушав наши разговоры, она решительно отодвинула отца в сторону и приступила ко мне с расспросами. На следующий день рано утром она отправилась в школу. В глубине души я надеялся, что мама что-нибудь сделает, но всё оказалось тщетно.

— Почему ты стал таким мелочным и завистливым? А оценки, твои оценки — это ты как объяснишь? Что с тобой происходит? А теперь ещё выясняется, что ты лжёшь даже мне! Я встретилась с твоим учителем. Мы говорили с ним два часа. И этого мальчика — как его? — Ом Сок Дэ, я тоже встретила. Такой милый, открытый, понятливый ребёнок. Лучший ученик…

Мама как будто ждала, когда я вернусь из школы: она начала свои нотации прямо с порога, и продолжались они добрых полчаса. Но я уже не слушал то, что она говорила. Я не просто пал духом, я был в отчаянии. И сейчас я думаю не без гордости: а ведь после всего этого я сумел ещё некоторое время продолжить борьбу.

Но борьба уже близилась к концу. Семестр заканчивался, и я чувствовал себя вымотанным. Боевой задор исчезал, а ненависть, которая поддерживала во мне желание мести, постепенно притуплялась. С начала нового семестра я только и ждал возможности, чтобы показать, что сдаюсь, но, как назло, такой возможности не предоставлялось. Причиной этого было то, что, хотя борьба продолжалась уже давно, я ни разу не столкнулся с Сок Дэ напрямую, лично. Обычно или кто-то из его свиты цеплялся ко мне, или речь шла о нарушении правил поведения, или же Сок Дэ наказывал меня официально, пользуясь своей властью старосты. Он никогда не говорил со мной, более того — мы даже никогда не встречались взглядами. В результате я, уже сдавшись внутренне, продолжал оставаться изгоем в классе. Но вот однажды всё изменилось.

Это был день большой уборки в классе накануне прихода инспектора. Все уроки после второго отменили, и каждый из нас получил какое-то задание: мыть пол в классе, приводить в порядок нашу клумбу или подметать во дворе. Работы хватало, надо было всё вычистить и выдраить. Мне досталось вымыть два здоровых окна. Это были окна, разделённые вертикальными и горизонтальными планками на восемь окошек каждое. Так что, если считать с двух сторон и умножить на два окна, получалось тридцать два таких окошка. Это не так мало, но если сравнивать с тем, что делали другие, — а они драили пол в классе и коридоре и даже смазывали его воском, — то не могу сказать, что меня перегрузили работой.