Наш испорченный герой. Встреча с братом

Наш классный руководитель, как всегда, показал себя. Учителя в других классах вовсю распоряжались уборкой, а наш едва взял на себя труд распределить обязанности, а потом переложил всё на Сок Дэ и отправился домой. Если бы это случилось в те дни, когда я открыто воевал со старостой, меня бы это расстроило, но теперь я был даже рад. Я решил, что если сделаю свою работу хорошо, то Сок Дэ должен меня оценить. До тех пор я всегда возмущался, если мою работу проверял староста, а не учитель, и если уж приходилось сдавать ему, то я всё делал спустя рукава.

Я приложил максимум усилий. Во-первых, я с помощью мокрой тряпки отчистил всю грязь, которая накопилась на раме и стёклах. Затем вытер всё сухой тряпкой. Потом отчищал всё газетой, потом белой бумагой, при этом дыша на стёкла, чтобы стереть мельчайшие пятнышки. Всё это заняло немало времени, так что, когда мои окна засияли, почти все ребята уже давно выполнили свои задания и гоняли мяч во дворе — вместе с Сок Дэ. Как обычно, в команде, где был староста, было меньше игроков, но она тем не менее выигрывала.

Как только я подошёл сказать, что всё готово, Сок Дэ, который в этот момент вёл мяч, отпасовал его другому игроку и с готовностью отправился со мной смотреть работу. У него был вид человека, который добросовестно выполняет указания учителя. Он тщательно рассматривал мои окна, а я стоял рядом, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Мне казалось, что мои окна выглядят несравненно чище, чем у других ребят. Я решил, что если он справедливо отнесётся к моей работе, то и я, со своей стороны, постараюсь быть с ним помягче, чтобы он видел, что я уже не держу на него зла. Однако всё вышло совсем не так. Сок Дэ ещё минутку поизучал окна, а потом сказал:

— Так не пойдёт. Остались пятна. Почисти-ка их ещё раз!

И он двинул назад, на поле, а я остался, весь красный. Я хотел что-то возразить, но, прежде чем я успел открыть рот, Сок Дэ был уже на другом конце поля. Я сделал над собой усилие и ещё раз спокойно осмотрел свои окна. На нескольких рамках слева действительно были потеки грязной воды. Я подумал, что хорошо, что я не начал спорить, и принялся за эти пятна. По ходу дела я заметил ещё несколько потёков и пятен, стал их отчищать — и потому доложить о готовности смог только спустя значительное время. К тому времени уже все, кто был занят уборкой — и в классе, и во дворе, — освободились и отправились на поле. За одну команду играло тринадцать человек, за другую одиннадцать — это всё были самые спортивные ребята в классе, и играли они настоящим кожаным мячом, бог знает откуда взявшимся в то время. Чтобы не прерывать матч, который был в самом разгаре, я решил подождать. Когда Сок Дэ забил гол, я подошёл к нему и сказал, что всё готово. И в этот раз, как и в предыдущий, Сок Дэ без проволочек пошёл за мной. Однако результат оказался всё тот же.

— А вот тут мушиное дерьмо — ты это видел? Давай-ка отмой его и ещё вот эту грязь в углу.

На этот раз я не вытерпел и выразил робкий протест. Я показал ему на окна, которые мыли другие ребята, но Сок Дэ холодно прервал меня, даже не взглянув на эти окна:

— Они — это они, а ты — это ты. Твою работу я принять не могу.

Его тон давал понять, что я — это особый случай, который требует очень тщательной проверки. Видя, что ничего не поделаешь, я снова влез на подоконник и тщательно исследовал каждый уголок всех тридцати двух окошек. На этот раз я уже не ждал, что меня похвалят: мне хотелось только, чтобы он принял мою работу.

Но и в третий раз Сок Дэ к чему-то придрался и заставил меня переделывать. Я улыбался жалкой, заискивающей улыбкой, но всё без толку. Он сказал, что работу принять не может, и отправился вместе с другими купаться на близлежащую речку. Они ведь вспотели, пока играли и бесились, — солнце ещё светило вовсю, хотя была уже осень.

Я же залез на подоконник в четвертый раз и взялся за свои окна. Но сил у меня уже не было, мне было трудно пошевелить даже пальцем. Я сел на подоконник и безвольно смотрел, как Сок Дэ и ребята уходили через задние ворота в сосновую рощу, исчезая в дымке. Я понимал теперь, что, как бы я ни работал, это ничего не изменит, всё зависит от воли Сок Дэ и делать что-то не имело смысла.

Солнце уже клонилось к закату, школьный двор затих, никого не было видно. Только один из учителей шёл домой, и его шаги казались до странности громкими. Меня подмывало всё бросить и тоже уйти домой. Я уже не хотел бороться, но и терпеть всё это тоже не было сил. Но когда я представил себе, как завтра учитель, выслушав рапорт Сок Дэ, вызовет меня к доске и задаст мне трёпку перед всем классом и какое при этом будет у старосты выражение лица, — то я всё-таки решил остаться. Может быть, это было подло, но я решил дождаться Сок Дэ и показать ему — раз уж он так хочет увидеть, как я мучаюсь, — что мне так худо, что дальше некуда. Размажу слёзы, покажу, что я подавлен, а он смилостивится — вот такой у меня был план.

Тень высокого гималайского кедра пересекла уже весь школьный двор, когда Сок Дэ и ребята снова появились в задних воротах. И тут со мной произошло нечто странное. Они с шумом ворвались во двор, их волосы были мокрыми от купания — и, как только я их увидел, у меня из глаз хлынули слёзы, причём безо всякого усилия с моей стороны. Хитрый, продуманный план куда-то улетучился, слёзы оказались настоящими, неподдельными.

Всё это может показаться странным, неожиданным, но теперь, когда я бесстрастно анализирую прошлое, мне кажется, что этим слезам можно найти объяснение. Я плакал от грусти: вот чувство, которое заняло пустоту в моей душе, когда из неё ушло и желание бороться, и ненависть к сопернику. Мне было жаль себя, что я такой никчёмный. И ещё я плакал от одиночества.

Мой плач перешёл в судорожные рыдания, я вцепился в подоконник, чтобы не упасть, и тут услышал, как меня зовут:

— Эй, Хан Пёнг Тэ!

Я вытер слезы и посмотрел вниз. Сок Дэ, велев всем остановиться поодаль, один подошёл к окну и смотрел на меня так добродушно, как никогда раньше.

— Можешь идти домой. Я принимаю работу.

Эти слова были сказаны очень мягко, они донеслись до меня как сквозь туман. Я думаю, он догадался об истинной причине моих слёз. Он убедился в том, что одержал окончательную победу, и решил проявить милость к побеждённому. На следующий день я выразил свою благодарность: подарил ему авторучку, которой особенно дорожил.

Война закончилась моей безоговорочной капитуляцией, но тем не менее я чувствовал какое-то удовлетворение после всего произошедшего. Может быть, оттого, что я держался так долго и упорно. Теперь, когда Сок Дэ убедился, что я ему полностью покорился, его благодеяния сыпались на меня, как водопад. Первое, что сделал для меня Сок Дэ, — это помог мне выправить мой боевой рейтинг. Тем ребятам, которые были слабее меня, но сумели встать выше, теперь пришлось потесниться. Сок Дэ вдруг стал их прижимать, а если слышал, что они называли меня секки, то сразу ставил их на место:

— Ты что, думаешь, ты действительно можешь побить Пёнг Тэ? А ну-ка, Пёнг Тэ, покажи этому секки, чего ты стоишь!

От таких слов мы заводились и выходили на бой — на этот раз честный. Обида, которая всё ещё тлела во мне, придавала мне силы и приносила каждый раз лёгкую победу. Кое-кто из ребят, напуганный моим воодушевлением, сдавался без боя. В результате после нескольких боёв мой рейтинг вырос и стал даже выше, чем был раньше, до всех событий: я числился двенадцатым в классе.