Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Шрифт:
ГЛАВА X - Купольная швея отгадывает слово
Тихая комната со спущенными шторами; река за окном течет к необъятному океану; на кровати - беспомощное тело; оно лежит навзничь, все забинтованное, перевязанное; неподвижные руки в лубках вытянуты вдоль бедер. Только второй день жила здесь маленькая швея, но эти два дня вытеснили у нее все прежние воспоминания.
Со времени ее приезда он почти не шевельнулся. Лежал то с закрытыми, то с открытыми глазами. Открытые, они, не мигая, бессмысленно смотрели в одну точку, и лишь изредка лоб над ними бороздили морщинки не то гнева, не то удивления.
Они снабдили Дженни всем, нужным для ее работы, поставили ей маленький столик в ногах его кровати. Кукольная швея сидела там, и их не оставляла надежда, что ее фигурка, ее пышные волосы, падающие на спинку стула, привлекут его внимание. С той же целью она начинала напевать чуть слышным голоском, как только он открывал глаза и на лбу у него, словно зыбь по воде, пробегали те чуть заметные морщинки. Но пока что он ничего не замечал. "Они" - это были врач, Лиззи, проводившая здесь все свое свободное время, и Лайтвуд, который не отходил от него ни на шаг.
Так прошло два дня, прошел и третий. И на четвертый день он вдруг прошептал что-то.
– Юджин, милый, о чем ты?
– Мортимер, она...
– Что?
– ...ты пошлешь за ней?
– Друг мой, она здесь.
Не ощущая пробела во времени, он думал, что они продолжают все тот же разговор.
Маленькая швея стала в ногах кровати, напевая свою песенку, и весело закивала ему головой.
– Дженни! Протянуть вам руку я не могу, - сказал Юджин и усмехнулся почти как прежде.
– Но я очень рад вас видеть.
Мортимер повторил ей его слова, потому что их можно было разобрать только по губам, нагнувшись к нему. Вскоре он заговорил снова:
– Спроси ее, видела ли она детей?
Мортимер не понял его, и Дженни сама сообразила, о чем речь, только после того как он добавил:
– Спроси ее, как пахнут цветы.
– А! Знаю, знаю!
– воскликнула кукольная швея.
– Теперь все поняла!
Тогда Лайтвуд быстро уступил ей место, и, с просветленным лицом склонившись над Юджином, она сказала:
– Вы говорите о тех детях, которые спускались по длинным сверкающим лучам и приносили мне покой и отраду? О тех детях, которые поднимали меня высоко-высоко, словно пушинку?
Юджин улыбнулся.
– Да.
– С тех пор как вам тогда рассказывала, я их не вижу. Давно не вижу, потому что теперь спина у меня почти не болит.
– Вы так мило фантазировали, - сказал Юджин.
– Но мои птицы все еще поют!
– воскликнула девочка.
– И цветы благоухают по-прежнему. Правда, правда! Это такое блаженство!
– Останьтесь и помогите ухаживать за мной, - тихо проговорил Юджин. Пусть эти сны наяву посетят вас и здесь... пока я еще жив.
Она коснулась рукой его губ и, вернувшись к своему рабочему столу, той же рукой прикрыла себе глаза и снова запела. Он слушал эту тихую песенку с явным удовольствием до тех пор, пока ее голос не умолк.
– Мортимер.
– Что, Юджин?
–
Дай мне что-нибудь, попытайся удержать меня здесь хоть на несколько минут...– Удержать, Юджин?
– Чтобы я не блуждал бог знает где... У меня такое чувство, будто я только что вернулся сюда и сейчас снова уйду... Дай мне что-нибудь, друг мой!
Мортимер поднес к его губам стакан с легким вином, которое всегда держал наготове, и хотел было помешать ему говорить, но не успел.
– Не останавливай меня, Мортимер. Я должен это сказать. Если бы ты знал, какая тревога терзает и гложет меня, когда я блуждаю в этих местах... им нет конца. Где это, Мортимер? Где-то на краю света...
По лицу друга он понял, что начинает бредить, и через минуту добавил:
– Не бойся... Я еще не ушел. Но о чем же...
– Ты хотел что-то рассказать мне, дорогой мой Юджин. Рассказать мне твоему старому другу, который всегда любил тебя, льнул к тебе, подражал тебе, восхищался тобой, был бы ничто без тебя и который, видит бог, с радостью согласился бы сейчас поменяться с тобой местами.
– Ну-ну-ну!
– сказал Юджин, с нежностью глядя на Мортимера, закрывшего глаза ладонью.
– Я этого не заслужил. Такие комплименты лестно слушать, друг мой, но я их не заслуживаю. Это нападение, Мортимер, это убийство...
Его друг сразу насторожился и проговорил, склонившись над ним:
– Мы с тобой подозреваем одного и того же человека.
– Мало сказать, подозреваем! Но, Мортимер, пока я лежу здесь и когда меня уже не будет, помни: виновный не предстанет пред лицом правосудия. В этом я полагаюсь на тебя.
– Юджин!
– Нельзя пачкать ее незапятнанное имя, друг мой. Ведь кара падет не на него, а на нее. Я поступал дурно по отношению к ней, а намерения у меня были еще более дурные. Ты помнишь, какая дорога вымощена благими намерениями? Так знай, Мортимер, что дурных намерений там не меньше. Поверь мне - человеку, который уже лежит на этой дороге!
– Юджин, друг мой, успокойся!
– Я успокоюсь, когда ты дашь мне слово. Мортимер, друг мой, от этого человека надо отступиться. Если его заподозрят, добейся, чтобы он молчал, дай ему спастись. Не думай о мести. Приложи все свои силы, чтобы защитить ее и замять это дело. Постарайся запутать его, отвести улики в сторону. Слушай, что я говорю тебе. Это был не учитель, не Брэдли Хэдстон. Слышишь? Повторяю: это был не учитель, не Брэдли Хэдстон. Слышишь? В третий раз. Это был не учитель, не Брэдли Хэдстон.
Силы покинули его. Он говорил шепотом, прерывисто, невнятно, и все же заставил понять себя.
– Друг мой, я опять ухожу. Если можешь, задержи меня хоть на минуту.
Лайтвуд приподнял ему голову, дал выпить вина. Он овладел собой.
– Я не знаю, когда это случилось - недели, дни или несколько часов тому назад. Не важно. Расследование ведется, его ищут? Говори!
– Да.
– Останови их, отведи от него подозрение. Не допускай, чтобы она оказалась замешанной в это дело. Защити ее. Если преступника призовут к ответу, он ее опорочит. Пусть убийство останется безнаказанным - во имя Лиззи, ради искупления моей вины перед ней. Обещай мне это!