Наше единственное лето: второй шанс

— Понятно, — наконец сказал он и пошел в противоположную потоку гостей сторону, расталкивая своими плечами тех, кто заранее не отходил с его пути.

Терпеть не могу подобных разговоров, когда одному «все понятно», а второму — вообще ничего не понятно. Поэтому, отбросив свою гордость, я пошла вслед за Никитой.

Догнать его я смогла только в фойе.

— Что тебе понятно? — почти крикнула ему в спину.

Он обернулся, покачиваясь и нащупывая в кармане пиджака сигареты.

— Что с появлением этого парня ты, моя дорогая, очень и очень изменилась.

Я замерла от такой откровенности, но у Никиты, видимо, «наболело», он решил продолжить:

— Он смотрит на тебя и ведет себя с тобой так, словно имеет на тебя какие-то права. Соединяем вместе эту информацию и получаем… — он громко и неприятно щелкнул пальцами, — адюльтер!

— Бред, — выдохнула я. — Давай поговорим завтра, когда ты протрезвеешь?

— Не надо, Элечка. Мне, например, сегодня все окончательно понятно стало. Как только этот американец нарисовался здесь, так наши с тобой отношения покатились в бездну, — он вдруг стал серьезным и почти перестал покачиваться. — Даже если сейчас у вас с ним ничего нет, так скоро будет. Пацанская чуйка, если хочешь! — он опустил голову и взъерошил волосы. — Да и было ли у нас с тобой что-то большее, чем секс?

Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. Возможно, Никита ждал, что я что-то отвечу или начну возражать, но единственная мысль, которая крутилась у меня сейчас в голове — это то, что в очередной раз Даня появился в моей жизни, и все разрушил… Кто он для меня? Зло, которое все уничтожает вокруг, или мерило истинности чувств и эмоций?

Никита не выдержал, повернулся и пошел к выходу из отеля. Я смотрела ему вслед и пыталась осознать, что только что рассталась с парнем, с которым встречалась почти год…

Поборов желание заказать такси и поехать в свою квартиру, чтобы зарыться в плед и просидеть в нем до утра, жалея себя, я расправила плечи и, минуя фуршетные столы с закусками, пошла прямиком к бару.

Заказав свой любимый мартини со льдом, просто пила. Бокал… второй… третий…

— Девушке больше не наливать, — обращаясь к бармену, рядом со мной сел Даня. — Что отмечаешь?

Заказав себе виски, он повернулся ко мне, подперев рукой голову. Какой же он сейчас был красивый! Я порывисто вдохнула и повернулась к нему, закинув ногу на ногу, отчего моя туфелька прикоснулась к его лодыжке. На мгновение его глаза потемнели, но он быстро взял себя в руки.

— Свободу! — мы чокнулись бокалами и выпили. — Благодаря тебе я теперь совершенно свободна.

Даня удивленно приподнял бровь:

— Поподробнее с этого места…

— Никита своей «пацанской чуйкой» учуял, что несмотря на то, что между нами с тобой пока ничего нет, но рано или поздно точно будет.

Не удержавшись я засмеялась от глупости сказанного только что. А вот Даня не смеялся. Он внимательно смотрел на меня и ждал, когда я снова стану серьезной.

— Я впервые вижу тебя настолько нетрезвой, — удивленно сказал он. — Ты так откровенна, что стоит ли продолжать о чем-то спрашивать тебя?

— Не настолько уж я и пьяна, — посмотрев ему в глаза, ответила я серьезно. — А откровенность… Я не боюсь сказать тебе правду, потому что ты и сам ее знаешь. Что изменится, если я просто подтвержу то, что и так известно нам обоим?

Даня смотрел на меня, не моргая. В его взгляде я видела удивление и нарастающее волнение.

— Знаешь, — закусив губу сказала я, — я ведь любила тебя тогда как сумасшедшая! Мой мир сосредоточился в тебе одном. Скажи ты мне, чтобы бросила все и поехала с тобой, я бы бросила и поехала…

Данино лицо исказилось от боли. Он закрыл глаза, и я заметила, как задрожали его руки.

— Но ты решил все за нас обоих. Если подумать, то ты постоянно все решал за нас обоих: знал, как я должна поступить и что должна сделать, чего мне бояться, а чего нет… И никогда… Никогда не говорил, что на самом деле чувствуешь ты. Тебе хотелось поехать тогда за гарницу или пришлось это сделать… Ты страдал от принятого решения или радовался, что отделался от малолетней дурочки…

— Эля! — почти крикнул Даня. — Прекрати!

Его глаза искры вышибали, а по щекам бегали желваки. Он был в ярости. Наконец-то хоть какая-то понятная мне эмоция…

— Ладно, оставим, — устало сказала я. — Какое это теперь имеет значение?

Я встала и, заправив за ухо выбившуюся прядку, попыталась улыбнуться, прежде, чем уйти.

Я успела сделать несколько шагов, прежде, чем он спросил:

— А что сейчас?

Я обернулась.

— Что ты чувствуешь сейчас? — его голос дрогнул от волнения.

Я посмотрела на него — такого красивого и желанного…

— Ты волнуешь меня, но я тебе не верю.

Даня молчал. Вот теперь, кажется, пришло время уходить. Я повернулась и направилась в холл отеля, где оставила свое пальто. Но едва я вышла из банкетного зала, как кто-то, схватив и крепко удерживая за руку, быстро повел меня в коридор с вип-номерами.

Данин запах и прикосновение я узнала сразу же, и еще не понимая, что он задумал, почему-то не сопротивлялась ему.

Его планы стали предельно ясны, когда дверь одного из номеров открылась, и мы оказались внутри.

Глава 31

Как только Даня отпустил мою руку, я шагнула к двери, но он не позволил открыть ее, заключив меня в кольцо упертых в нее рук.

Я развернулась. Его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Останься, прошу… — он не просил, он умолял меня. Голос низкий и хриплый, в глазах — надежда и бурлящая страсть. Я почувствовала только ему свойственный запах, и лишилась рассудка.

Мое бедное сердце замерло, а потом забилось с такой скоростью, словно за минуту решило отстучать все положенное ему до конца жизни.

Даже если бы я и захотела уйти сейчас, то не смогла бы. Меня тянуло к этому мужчине так сильно, что отступали и разбивались вдребезги все аргументы и причины, почему нам не следует делать этого, сдавалась гордость и развеивались все принципы.

Острое, как игла осознание того, как я скучала по нему все эти годы, больно кольнуло под лопатку. Он был и до сих пор оставался моим мужчиной, а я — его женщиной. Это все, что имело сейчас значение.

Кажется, мы одновременно поняли это. Даня шумно выдохнул и, склонившись, трепетно коснулся моих губ. Миллион бабочек вспорхнули во мне, я задрожала, приоткрыв губы для ответного поцелуя.