Наше послевоенное

В августе в Батуми шли обильные непрерывные дожди. Ни тебе тренировок, ни морских купаний. Только льет, льет и льет. День, два, неделю, две. Вода мутными потоками бежит вдоль дорог, переполняя канавы, заливая мостики, соединяющие тротуары с мостовыми. Тоскливо. Ко мне пришла Зойка и стала звать в Махинджаури. Там был большой универмаг, она хотела поехать туда то ли что-то посмотреть там, то ли купить.

Я очень небольшая охотница ходить по магазинам. Иногда, когда Зойка и Софка хотят зайти в магазин, я жду у витрины на улице, я не понимаю, если конкретно не хочешь чего-то купить, то что делать в этих дурацких душных магазинах. Но сейчас мне из-за дождя скучно, настолько скучно, что я еду с Зойкой на автобусе за город. Мы походили по магазину, все осмотрели, собрались обратно, и вдруг начался ливень, ну просто как из ведра. Выйти на улицу было невозможно, мы полчаса постояли, надеясь, что он ослабнет, и, не дождавшись, пошлепали по лужам к автобусу. Кругом бурлила вода, идти пришлось по глубоким лужам, вся обувь немедленно промокла. В автобусе мокрый народ говорил, что некоторые дома и подвалы затопило.

Мы расстались с Зойкой на автобусной остановке на улице Бараташвили, и я пошла домой можно сказать вброд. Я все убыстряла шаг, так как боялась, что нашу квартирку вровень с землей затопило. Забежав во двор, я увидела, что возле порога нет воды и облегченно вздохнув, повернула ключ и вошла. Обе комнаты были залиты водой, вода была мне по щиколотку. Просто бетонный тротуар у входа был выше сантиметров на 5-7, чем пол в комнате.

Посредине комнаты плавали стул и чемодан. Я открыла чемодан, достала оттуда вещи, чтобы остались сухими, а чемодан остался плавать, он намок и класть его на постель не имело смысла, а стулья тоже не стояли, а плавали.

От всех напастей у меня проснулся волчий аппетит. Я, булькая на каждом шаге, прошла в переднюю комнату, нашла хлеб, намазала его маслом и, забравшись на диван, продолжила чтение Достоевского, от которого меня оторвала Зойка. А что было делать? Со стихией не поспоришь, как известно, а кушать всегда хочется.

Мама потом вспоминала:

– Вхожу, посреди комнаты плавает пустой чемодан, а на диване дочь что-то жует.

Дождь, наконец, прекратился, и вода ушла из комнаты. А на другой день выглянуло забытое за 2 недели беспрерывных дождей жаркое августовское солнце и к бабушкиному приезду из Колпашево все высохло потихоньку.

9 класс, 1962-1963 гг

В начале лета к нам прислали нового тренера, постоянного - Николая Косова.

Мы знали об этом задолго до его приезда и ждали его появления.

Косов выстроил нас в линейку на корте и представился. Невысокого роста, русский парень лет 22-23, он занимался помимо тенниса еще и штангой, и вид имел внушительный. Он только что окончил тбилисский физкультурный институт, о чем и сообщил нам.

– А с кем вы там учились на курсе,- поинтересовалась Наташка, у которой были знакомые в физкультурном институте.

– С кем?- переспросил новый тренер.

И после небольшой паузы, ответил:

– Со своей женой.

Так мы сразу узнали, что он взрослый женатый человек, не чета нам, и этим сразу оградил себя если не от возможных влюбленностей, то, по крайней мере, от наших подшучиваний и заигрываний.

Вскоре мы узнали, что у него есть маленькая дочка, что жену, голубоглазую, тоненькую блондинку, тренера по легкой атлетике, зовут Марина, а его она зовет Никой. И постепенно мы стали за глаза Колю звать Никой, а в глаза по имени отчеству, помнится, Николай Александрович.

Летом наши спортивные тренировки состояли, в основном только из игры в теннис, разминка - просто пара кругов по корту, а потом 10-15 минутная игра у сетки, вот и все. Но с началом учебного года Ника вдруг (не иначе, как поругавшись с тещей, он жил с родителями жены) устроил нам разминку. Да какую! 10 кругов бега вокруг кортов, потом всевозможные вращательные движения руками, для кистей, для плечевого сустава, для локтевого. Все это было ерунда и мелочи жизни, но он заставил нас ходить на полусогнутых ногах, грубо говоря просто на карачках 2 круга. Кое-как, кряхтя и издавая слезливые стоны, мы проползли эти два круга, незаметно вставая, стоило тренеру отвернуться.

На другой день утром, проснувшись, я не смогла встать с постели. Боль в мышцах ног была настолько сильная, что я просто скатилась с дивана на пол, а потом, опершись руками о кровать, кое-как подняла на руках свое туловище.

Через день мы с Зойкой, которая была в таком же состоянии, все же приползли на тренировку и сказали Нике, в ответ на его призывы сделать разминку:

– Все - не можем, ноги болят, что вы с нами сделали, ну просто садизм.

– Ничего,- бодренько ответил Коля,- только крепче на ногах стоять будете.

Но, поглядев на меня, сочувственно добавил:

– Дай себе небольшую нагрузку. Хотя бы просто побегай и легче будет.

Я побегала и правда, боль слегка отпустила, но все равно, я всю неделю скатывалась сперва на пол, а потом с помощью рук вставала.

Софа после восьмого класса ездила поступать в техникум, в Чимкент к сестре, и поступила, но потом вернулась, где-то в конце первой четверти, сказав нам, что техникум закрыли.

Вернулась она какая-то подавленная, исчезла белозубая улыбка с ее смуглого лица и она часто лежала в своем подвальчике, укрывшись с головой одеялом, и не хотела ходить в школу.

За ней каждый день заходила Зоя, она шла в школу мимо ее дома и вытаскивала Софу на учебу. Иногда они делали это вдвоем с Нанули.

Нам с Зоей было непонятно состояние подруги - то ли она так переживала из-за закрытия техникума, то ли ее настигла любовь и сестра, испугавшись, что дело зайдет далеко, вернула ее матери, то ли Софа, любимая дочь у мамы, просто не выдержала жизни вдали от дома, фактически в чужой семье, и вернулась и постеснялась сказать нам правду.

Потом потихоньку это депрессивное состояние исчезло, Софа повеселела, опять стала улыбаться от ушей до ушей, сверкая рядом ровных белых зубов, и жизнь ее вошла в прежнее русло. Она решила заканчивать 11 классов.

Когда мы перешли в девятый класс, Варшанидзе, директор школы, придумала, что девочки старших классов будут ходить в школу в другой, отличной от младших классов форме, в синих юбочках и пиджаках, а блузки голубые или белые и синие галстуки к ним.

Мама как раз купила мне синий чешский костюм и хотя воротник не соответствовал, она сказала - не буду я тратиться, проходишь и так.

А Софа нашла в магазине толстый темно-синий мягкий материал и сшила себе костюм из него. Синий цвет ей шел необыкновенно, а мне и Зойке не очень. Вообще эта задумка насчет другой формы нам нравилась - сразу видно, что мы уже старшие классы, взрослые, не чета малышам.

Окончив восьмой класс, я отказалась от попыток отрастить себе косы и подстриглась. После операции гланд я поправилась, занятия спортом изменили мою походку, появился румянец на бледных до этого щеках и мышцы на ножках спичках. Для меня наступала лучшая девичья пора - мне шел шестнадцатый год, и я очень похорошела.

Прежде, чем я сама это увижу и пойму, я замечу изменившееся отношение ребят ко мне.

Обиженный мною Троицкий, который учится в параллельном классе и упорно меня не замечает в течение года, не может простить своей двойки, вдруг при встрече со мной шепчет мне на ухо: