Наше послевоенное

– Ну длинный, не длинный, но не длиннее твоего.

Дато скучно и он продолжает меня дразнить:

– Как не длиннее, ты только посмотри, конечно длиннее.

И он скашивает глаза на свою грушу, которая красуется у него посреди лица.

– Я вот вижу, мой нос короче.

Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.

Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.

Я измеряю свой нос.

– Ты жульничаешь,- пристает Дато,- я вижу, как ты палец сдвинула.

– Ничего не сдвинула, меряй свой,- говорю я.

Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, - он чем-то занят там у себя за учительским столом.

Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.

Дато слегка огрызается, но выходит из класса ничуть не огорченный.

Диасамидзе не кончал школу с нами. Его отец неудачно прооперировал родственника Варшанидзе, и опасаясь, что она отыграется на сыне, который был порядочный шалопай, перевел его в третью школу.

Кончается урок математики, звонок на перемену. Валентинчик пишет задание на доске, один номер, второй, третий, я хватаю учебник, гляжу на задачки и впадаю в тоску от объема предстоящих вычислений.

– Ну куда так много, два часа делать,- с тоской тяну я. Валуйский даже ухом не ведет, хотя наверняка слышит и злится и не удосуживается отвечать.

Зато Даник слышит и подхватывает:

– Ну, если Хучуа много кажется, то нам вообще не справиться,- прибедняется он.
– Целый день сидеть придется только с математикой.

Не помню случая, чтобы упрямый Валуйский уступил, но мы тянули с Даником волынку почти каждый урок - надеялись, что внемлет и уменьшит домашнее задание.

Токмаджан и я проделывали такое и не только на математике, но даже и на английском. Верушка, в отличии от Валуйского, отреагировала на наши слова и даже как-то пришла ко мне домой для доверительной беседы. Просила меня подумать, ну если я так буду себя вести, то слабые ученики уж точно не будут делать задания, ссылаясь на большой объем.

До сих пор помню этот шок: прихожу с тренировки домой, беспечно открываю дверь, а там сидит наша классная и насмешливо смотрит на меня.

На английском мы с Даником присмирели, а вот на математике по-прежнему канючили, что много задано.

Я любила математику, могла часами возиться с трудной задачкой, но записывать рутинные, скучнейшие задания по какой-то определенной форме было мне невыносимо тоскливо.

6 ноября

Прочла некоторые записи. Как это все далеко от меня. В душе у меня какая-то неопределенность, какая-то раздвоенность чувств. Это трудно объяснить. Тем более, что в данный момент я не испытываю ни того, ни другого, а только лень и апатию. Говорят, в самые трудные минуты жизни проявляется, что из себя представляет человек, обнажается его нутро. Но эти трудные минуты опасности встречаются не в жизни каждого человека, как же узнать, кто я и что я?

Сегодня у нас вечер. Собрали деньги и устроили. Пригласили Марию Георгиевну. Начало в 4 часа, а сейчас 11.

Утомленная нашим классом, обиженная Демкина вдруг отказалась от классного руководства и у нас целый год в девятом была за классную Марьюшка.

Мы немного вздохнули.

Где-то в это время наша старая дева Демкина вышла, наконец, замуж, на уроках она часто говорила нам:

– Мне теперь есть о ком заботиться, кроме вас. У меня есть близкий человек.

Как-то она болела, и мы навещали ее, в основном девочки. Близкий человек мне не глянулся, по правде сказать. Довольно затасканного вида мужичок.

Мы с Зойкой сидим теперь вместе, Мария Георгиевна нас не пересаживает, она считает нас достаточно взрослыми и не ограничивает нашей свободы.

Урок литературы. Велик "раскрывает" образ Евгения Онегина. Рассказывая о его последнем свидании с Татьяной, он вспоминает, что там было, долго смотрит в окно, потом говорит:

– И Онегин бросился к Татьяне на колени.

– Боже мой,- Марьюшка поднимает по своей привычке к потолку глаза.- Ну что вы! Это же совершенно неприлично, броситься к женщине на колени. Он же дворянин! Воспитанный человек.

И она посмотрела на класс, призывая нас в свидетели, что такое невозможно.

Но класс молчал, совершенно не потрясенный невоспитанностью Онегина, и Велик не смутясь, продолжал свой рассказ.

Звонок на урок математики, я раскрываю свою новую тетрадь, но мне не нравится ее запах. Я беру Зойкину тетрадь и начинаю ее нюхать. От моих грязных лап на чистенькой Зойкиной тетрадке остаются чернильные пятна.

Зоя сердится:

– Посмотри, что ты сделала!

– Это не я, отвечаю я, у меня руки чистые.

Я хочу взять ее тетрадь и нажать на лист пальцами, чтобы доказать, что мои пальцы не оставляют отпечатки.

Зоя мне не дает, но я ухитряюсь запачкать еще один лист, доказывая, что не могу это сделать.

Зойка хочет за это запачкать мою новенькую тетрадку, в которой я еще ничего не написала!

Наш математик давно зашел в класс, он стоит и ждет, когда мы успокоимся. Но мы в азарте, стоим и вырываем друг у друга тетради. А все наблюдают за нами.

– Вы,- Валуйский указывает на нас двумя пальцами правой руки.

– Вы обе, - и большим пальцем за дверь за своей спиной - Вон!

Обескураженные мы мгновенно замолкаем и тихо выходим за дверь.

Скучно прослоняться целый урок за дверью.

Уборщица мыла полы и спросила нас, что мы тут толчемся.

– Нас учитель выгнал из класса с урока математики.

– А который?

– Валентин Борисович, такой... в очках.

– Самого тихого учителя обидели,- говорит нам уборщица.

И нам обеим становится стыдно.

На перемене мы подходим к учителю и, опустив глаза, извиняемся.

Он молчит, еще сердится.

Потом говорит:

– Ведь невесты уже,- и уходит.

Оставшиеся уроки мы сидим смирно, подавленные мыслью, что нам, оказывается, пора замуж.

22 декабря 1962 г.

Ну вот и год кончается. Еще один! Как быстро летит время! Совершенно нет никакой возможности делать и успевать все, что хочешь.

Сейчас тяжело больна бабушка, у нее был гипертонический кризис и мама настаивает на отмене моей поездки.

У бабушки резко поднялось кровяное давление, отчего не выдержал и лопнул один из сосудов в горле и пошла кровь. Она была напугана кровотечением из горла. Дело было в выходной, и мы с мамой были дома. Мама вызвала скорую. Скорая приехала, врач померила давление и сказала: "Все обошлось. Это хорошо, что сосуд лопнул в горле, а то если бы в голове лопнул, было бы значительно хуже".