Наше послевоенное

– Мы одни в школе, - говорит кто-то со вздохом и все чувствуют, как же это несправедливо, мы, только мы и учимся!

– Хорошо бы, если бы учитель не пришел, - мечтает кто-то вслух.

– Ждем 5 минут и уходим, - предлагаю я.

– Совсем или только с этого урока?
– спрашивает Зойка.

– А что, можно и совсем, - лениво тянет Дэн (с 10 класса так зовем Даника).

Ждем, тоскливо, но никто не решается встать первым, хотя отпущенные 5 минут прошли.

В классе шум, каждый занят чем хочет.

– Ну, мы уйдем или нет, - спрашивает Алик громко, развалясь на последней парте.

И тут Гиви (с 10 класса часто Джондо, но для меня всегда Гиви), остро чувствуя всеобщее настроение, решительно встает и медленно, словно нехотя идет к доске.

Там он поворачивается и строго говорит Софе, подмигивая всем остальным:

– Ну-ка, жена, за мной.

Как раз в десятом шла такая игра, что у нас были мужья и жены в классе, но эти пары строились по игре, а не по чувствам симпатии, жена должна была слушаться мужа, а во время танцев и игре в бутылочку должна была ревновать и скандалить. В результате на наших вечеринках, на которых очень не хватало кавалеров, их недостаток не так сказывался.

Когда кто-то из девчонок начинал сильно шуметь и выступать, муж из мальчишек призывал ее к порядку.

В общем, Гиви встал, сказал Софе, которая в тот момент числилась его женой:

– Жена, за мной, - энергично махнул головой в сторону двери, и Софка, сначала неуверенно, а потом со смехом быстро пошла за ним, я встала за Софой, Зойка за мной.

За Софой встала верная Нанули. За Нанули - Белка, за мной - еще Маня и Марина вместе с Ингой, за Гиви - Алик, за Аликом - Нелька и Люда и Даник и т.д.

Достаточно было только стронуться и вот уже весь класс на лестнице и во дворе школы.

Еще нас можно повернуть, но учитель опаздывает (совершенно не помню, чей был первый урок), мы уже на улице и бегом от школы.

На бульвар и в кино решили не идти, а пойти погулять в Махинджаури, курортное местечко в нескольких километрах от Батуми.

Школьные сумки не хотелось тащить с собой, и мы пошли к Зойкиной маме и оставили портфели у нее.

Тетя Тая была растеряна, но не перечила нам и обещала молчать.

Наташка Антипина сказала, что у нее болит зуб, и запросилась домой. У нас уже было настроение круговой поруки, но мы ее отпустили.

Лариска Дурандина была комсоргом школы и, посовещавшись, мы решили и ее отправить домой, чтобы потом Верушка не выступала:

– Во главе с секретарем комитета комсомола школы они удрали с уроков.

Лариска не хотела уходить, но, поколебавшись, ушла.

Мы, смеясь и болтая добрались до Махинджаури, устали и устроились там на лавочках.

У кого-то были деньги, что-то купили и жевали, греясь на солнышке.

Всем было хорошо.

Даник лег на лавку, положил голову на колени Зойке, закрыл глаза и сказал:

– А представьте себе, что здесь сейчас появляется Вера Павловна.

И вдруг мы слышим крик Алика:

– Вера Павловна!!!

Я поворачиваюсь и вижу, что Алик спрятался, присев за лавку и у него растерянное и испуганное лицо. Я проследила за его взглядом и увидела Демкину, которая непривычно стремительно для нее, с озабоченным лицом шла к нам.

Тугу вскочил и бросился бежать в одну из затенных узеньких улочек.

Я бросилась за ним, за мной Даник. Мы втроем и убежали, а остальные попались.

Посовещавшись, мы решили разделить участь товарищей и вернуться.

Вера Павловна пришла нас искать с отцом Алика, который был членом обкома, с ними был еще Самсония.

Но Алик не заметил родного отца, в первый момент он увидел только нашу классную.

Вахтанг Гигитович обратился ко мне:

– Кто придумал уйти с уроков?

– Да как-то само получилось, все разом и решили и ушли, - ответила я.

– Почему ее спрашиваете?
– спросил по-грузински Дон Кихота отец Алика.

– Лучшая ученица в классе, - ответил Вахтанг.

Я ответила правду. Уйти хотели все, и все были взрослые, и кто боялся последствий, как Наташка, те нашли повод пойти домой.

К чести наших учителей, кроме Верушки никто больше не приставал к нам с такими вопросами. Это было удобно всем. ЧП замяли на школьном уровне, не стали раздувать и кричать, что круговая порука.

А произошло следующее:

Когда наша ВП узнала, что ее класс ушел со всех уроков, она кинулась по всем кинотеатрам города, но нас там не было, уж мы-то знали, где ищут в первую очередь, хотя такой коллективный поход совершали в первый раз.

Потом она кинулась по квартирам учеников, которые жили рядом со школой. Наташка жила на Шаумяна. Мать у нее не работала и Верушка зашла к ним и застала Наташку, но Наташка клялась, что рассталась с нами до того, как мы решили, куда идти.

Позднее народ подозревал, что она раскололась и нас выдала. Но Наташка в слезах клялась, что нет не она, хотя ее пытали и мать и Верушка

Но я думала, что выдержать такой напор было не по плечу Наташке, и она сдалась. Впрочем, тут я ее не осуждала.

Когда все собрались в классе, Верушка сказала, что она разослала всех по домам с известием, что дети пропали.

Я возмутилась такой формулировке. Очевидно было, что мы просто удрали с уроков - вот и все, и к чему нагнетать страсти?

У бабушки только что был гипертонический криз, и я, беспокоясь о ее состоянии после такого известия, побежала домой сломя голову, мучаясь угрызениями совести и злостью на Демкину.

Но, оказывается, моя бабушка ничего не знала.

Посмотрела на меня удивленно и сказала:

– Ничего я про ваши дела не знаю, никто ко мне не приходил, и куда ты здрашная опять убегаешь?

На другой день, когда Верушка в который раз за последние сутки стала выяснять, а кто зачинщик, я тут же воспользовалась ее неосторожными навязчивыми попытками вывести нас на чистую воду, чтобы в нее вцепиться и расквитаться за пережитый страх за свою бабульку. В результате вышел большой скандал, я вне себя сказала классной, что какое она имела право заявлять что дети пропали. Куда могли пропасть семнадцатилетние юноши и девушки посреди белого дня? Зачем такая форма, если не для того, чтобы сознательно напугать родителей и посеять панику? Был урок физики, Шота уже зашел и молча стоял и слушал, как мы с Верушкой орём друг на друга, и потом классная, вся красная вылетела из кабинета.