Наше послевоенное
Шрифт:
Для ее самолюбия был большой удар, что на нее повысила голос ученица, да еще публично.
Шота прихрамывая, медленно прошел к столу, встал, помолчал и в удивлении с большим неодобрением, но осторожно, опасаясь нового взрыва, сказал мне.
– А я и не ожидал, что Вы такая грубая.
Я молчала. Ну, у меня не было никакого желания и сил оправдываться, пар из меня весь уже вышел, и я не помню, что буркнула, кажется, что-то вроде - уж какая есть.
Мне было обидно, что Шота, наш любимый учитель, не на моей стороне, но все равно, я не считала себя неправой.
В результате нам с Даником - ему как комсоргу
А мне и за год.
Я не сдавала экзамены за 10 класс, так как должна была ехать на соревнования.
Но табель с четверкой по поведению не годился, меня могли не допустить до игр. Ника расстроился и сказал мне - иди и проси исправить. И я пошла к Варшанидзе.
Та долго меня пытала, что я так ее (Демкину) ненавижу? Но я не дала прямого ответа.
Если выразить точно, что я чувствовала, то я не считала Демкину Веру Павловну достойным объектом для своей ненависти.
Ну не тянула она на ненависть, она хотела любви и нашего полного подчинения, не только сиюминутного, но в дальнейшем, а я не была способна ни на то, ни на другое. Конфликт между нами был неизбежен.
В конце концов Варшанидзе не исправила мне четверку, а сказала:
– Извинись, и пусть она сама исправит.
Из дневника
19 июня.
Мама с 9 до 6 на работе, бабушка уехала и я дома одна. Мне есть, что писать, но так много, что страшно начинать. Мы всем классом ушли с уроков, а потом я нагрубила В.П. и когда мне нужен был табель для соревнований, она мне поставила 4 по поведению. Нужно было пойти еще раз извиниться, пойти к ней домой, а у меня "земля под ногами горела".
Что я пережила и вспоминать не хочется. Какое испытываешь чувство, когда как жалкая побитая собачонка вымаливаешь прощение у человека, которого оскорбил и которого не уважаешь!
Это было гадко, мерзко. Унизительно!
Одно - извиниться, чувствуя свою вину (что я и сделала сразу, но ей этого было мало), другое - под давлением обстоятельств кривить душой.
С Зоей помирилась 18 мая и в тот же день забыли, что ссорились.
Четверку Верушка мне исправила, но когда приехали в Тбилиси, то Нике поверили, что исправлено не мной самой только тогда, когда он сказал "Ну, вы посмотрите на все остальные оценки".
У меня были за год только 2 четверки - по английскому и по поведению. Тогда поверили и допустили меня до соревнований.
Позднее Шота скажет, что с четверкой по поведению не переводят в следующий класс, что четверка ставится только на педсовете, а на педсовете никто не дал бы Демкиной поставить мне четверку.
Но педсовет был бы поздно, мне надо было уже играть.
Позднее, вспоминая наш поход в Махинджаури, я говорила:
– Вижу, Тугу бежит в переулок. Думаю, он местный, знает все ходы и выходы, и за ним.
– А я вижу, Хучуа бежит. Ну, думаю, она уже все рассчитала и взвесила, и бегу за ней, - весело продолжал второй потерпевший, Токмаджан.
25 июля. 10 задач и примеров в день - вот моя норма!
Никто не руководил моей подготовкой в институт и мне казалось, чем больше решу, тем лучше, хотя теперь я бы построила подготовку по другому: для того, чтобы научиться решать задачи одного типа, совсем необязательно перерешать их все. Главное - верный подход.
26 июля. Прочла "Очарованную душу" одним махом, по двести страниц
в день. Впервые человеческие отношения и характеры предстали передо мной во всей их сложности. Хочу еще что-нибудь Ромена Ролана.Кажется, 4 июля. Со вчерашнего дня гнусное настроение. Иногда поднимается вдруг что-то отвратительное, гадкое со дна души и так смердит, что самой тошно.
Свою норму о задачах и примерах я пока выполняла, а теперь застряла. Не решаются, трудные, и у меня сразу отчаяние и неверие в собственные силы. После первой же трудности, первой неудачи я раскисаю.
При мне недавно с грустно-иронической улыбкой сказали: "Это была хрустальная мечта детства" Невесело, но я подумала: А много ли мы делаем, чтобы хрустальная мечта юности воплотилась в жизнь?
Нет, слишком мало. А потом, с возрастом, приходит разочарование и неудовлетворенность. Я не хочу этого, не хочу!
Наша троица притащилась на море после бури. Была прекрасная солнечная, но ветреная погода и по ветру развивался красный флаг - купаться запрещено. Как почти всегда в Батуми прибой высокий возле берега, а дальше море вполне спокойное. Но когда волны большой силы, нужно уметь быстро плыть на гребне волны, потом при отходе воды назад коснуться дна ногами и быстро бежать к берегу, пока сзади тебя не накрыло следующей волной. Если накроет, то сомнет, перевернет и может сильно ударить о дно, а еще волна несет булыжники, удар которых может оглушить, ведь берег не песчаный.
Ну, в общем, флаг красный и опасность реальная. Но в море видны 2 - 3 три головы - смельчакам флаг не указ.
Зоя и Софа раздеваются, натягивают на себя купальные шапочки и смело нырнув под волну, выплывают уже не в зоне опасности, плавают там полчаса, а то и больше, а я скучаю, лежа на берегу, так как плаваю я хуже подруг, и хотя заплываю в хорошую погоду метров за 200 от берега, такое море все-же не для меня. Наконец они возвращаются, и тоже ложатся рядом со мной. От них пахнет прибоем, морской свежестью, возбуждением борьбы с волнами, мне становится жарко, тоже хочется охладиться и я иду к морю, решив полежать на берегу в пене прибоя.
Я лежу, волны перекатывают меня с боку на бок, но здесь опасности нет. Лежу я лицом к берегу, спиной к волнам и незаметно для себя я, затягиваемая отливом волны, спускаюсь по берегу все ниже и ниже, все ближе к водной стене, которая периодически обрушивается на берег. Не помню точно, как это произошло, но вдруг я увидела, что секунда и меня сейчас накроет и сомнет волна и, растерявшись, не имея времени думать, я просто нырнула под нее и выплыла за полосой прибоя.
Там я плаваю, но выбраться на берег не могу. Я плаваю медленно и пока плыву к берегу, меня начинает накрывать следующая волна, я опять ныряю и выплываю в море, и так раз, другой, третий я начинаю уставать, а главное, я испугалась и уже наглоталась воды.
Я машу девчонкам рукой, мол помогите, они уже встали и наблюдают за мной, прикрыв ладонями глаза от солнца.
Вдруг спасатель, который целыми днями сидит на солнце и черен как негр, подходит к ним. Я слышу их разговор:
– Что, она никак не может выбраться?
– Да - хором кричат Зоя и Софа, - надо ей помочь.
Спасатель, парень лет двадцати пяти бросается в море и подплыв ко мне хватает меня за руку. Как только движения мои оказываются скованными, я тут же ухожу под воду и пускаю пузыри.