Нашествие нежити

— Все объясню в музее. Обещаю.

В этот момент вмешался Натан, которому также не терпелось получить разъяснения. Он грубо схватил Штрауда за плечо и рывком повернул к себе лицом, будто собираясь нанести удар, и Штрауд инстинктивно сбросил его руку, не обращая внимания на угрожающе наставленный пистолет.

— Нет, отвечайте, Штрауд! Чем это вы так защищены от этой… от этого чудища? И объясните, почему бы мне просто не продырявить вас парой пуль? Уж очень я подозреваю, что вы заодно с этим треклятым… с этой сверхъестественной тварью.

Штрауд вне себя от гнева ухватил лацканы пиджака Натана и что есть силы грохнул комиссара спиной в стену. Кендра цеплялась за Штрауда, пытаясь оттащить его от ошеломленного Натана, не выронившего тем не менее своего пистолета. Штрауд усилием воли взял себя в руки и отпустил побледневшего комиссара.

Штрауд толкнул стеклянную дверь и выскочил на крышу, где привольно гулявший ветер тут же попытался сорвать волосы с его головы. Кендру Штрауд буквально тащил за руку. Обернувшись, Штрауд выкрикнул через плечо:

— Черт бы вас побрал, комиссар! Я и сам многого не понимаю. Поэтому-то мне и необходима помощь. Мне нужны Вишневски, Леонард и время!

— Но почему оно оставило нас в живых? — не унимался Натан, бегом догоняя Штрауда и Кендру.

Сегодня на его глазах погибло много достойных людей, и комиссар недоумевал, почему его нет среди мертвых.

— Думаю, оно хочет, чтобы я сам явился к нему, по своей воле принес себя в жертву. И когда я приду, оно еще со мной позабавится.

— Позабавится? — переспросил комиссар.

— Да. Оно же играет с нами со всеми, Натан… играет нашими жизнями… пробует, сколько с нас надо снять лоска цивилизованности, чтобы мы поднялись друг против друга.

— Но ему нужны вы, Штрауд. И когда вы явитесь к нему, станет ли это концом кошмара?

— Неужели вы действительно верите, что сможете выторговать что-то у самого дьявола, Натан?

— Да нет, не думаю… — запнулся комиссар. — Хотя…

— Никаких «хотя» быть не может. Когда я отправлюсь приносить себя в жертву, я очень надеюсь, что буду вооружен куда большим знанием, нежели сейчас.

Штрауд сел на место пилота в вертолете Гордона и пристегнулся ремнем. Кто-то из полицейских техников позаботился заправить винтокрылую машину. Все остальные полицейские вертолеты были подняты в воздух па патрулирование.

Натан помог Кендре забраться в кабину, где она села рядом со Штраудом, и прощально помахал им рукой.

— Летим с нами, — напрягая голос, пригласила комиссара Кендра.

— Нет, я нужен здесь. Будем держать связь.

— Поосторожнее тут, — предостерег его Штрауд.

— Вы тоже, Штрауд. Удачи вам! Вы уж извините меня… за… за…

— Да что уж там… — Штрауд запустил двигатель, и лопасти вертолета вступили в схватку с порывистым ветром. Когда вертолет оторвался от бетона крыши и начал плавно набирать высоту, прямо перед глазами Штрауда всплыл жуткий образ монстра со скользящими из черных впадин глазниц змеями… Выругавшись сквозь стиснутые зубы, Штрауд толкнул ручку управления и направил вертолет сквозь заслонившую небо омерзительную картину, рассекая ее неистово вращающимися лопастями.

Кендра Клайн не отрывала глаз от маленькой фигурки Натана, быстро уплывавшей назад и вниз. Внутренне она все еще содрогалась от недавнего прикосновения холодного ствола пистолета к ее виску. И все же она, конечно, предпочла бы быструю смерть от пули тому, что могла бы сотворить с ней толпа зомби. Как и у Натана, у нее тоже появилось какое-то странное чувство к Штрауду, будто он стал другим — и все из-за того, что злой дух, возникший из котлована, выделил Штрауда из всех остальных… Злой дух, обладавший таким могуществом, что был способен добиться от них всего, чего пожелает.

Штрауд ощутил на себе ее пристальный взгляд. До него дошло, что Кендра не видела образ монстра в ночном небе, что это пугающее зрелище предназначалось лишь ему одному. Он понимал, почему Натан мог воспринимать его как угрозу себе и окружающим, но вот как успокоить Кендру, в которой, он видел, просыпается тот же страх перед ним, придумать не мог.

— У тебя нет причин меня бояться, Кендра, — ласково обратился он к ней.

Грудь Кендры ходила ходуном, она жадно глотала воздух, пытаясь справиться с охватившими ее смятением и тревогой.

— Я… я знаю, — пробормотала она, но голос ее предательски дрогнул.

Штрауд накрыл ладонью ее руку, но Кендра медленно убрала ее.

— Помни только, Кендра, что бы ни случилось, все, что я делаю, я делаю ради всех. Я никогда не пойду на сделку с этой тварью — ни ради своей жизни, ни ради даже твоей… Ни ради ничьей отдельной жизни…

— По-моему, я тебя., понимаю, — шепнула Кендра и отвернулась, уставившись во тьму ночного неба.

Штрауд развернул вертолет, оглядывая окрестности в поисках крыши Музея древностей.

Пока Штрауд осторожно снижался над необъятной поверхностью крыши, ориентируясь по уличным огням, но более всего рассчитывая на интуицию, Кендра перебирала в памяти события последних нескольких дней, но события эти, поступки людей, их слова и фразы сливались в какую-то смутную пелену, похожую на опускающийся на город ночной туман. Пласты его клубились и колыхались в воздухе беспрерывным кружением — совсем как ее мысли. Неужели Штрауд так разительно отличается от остальных людей, что этот злой дух из котлована выбрал его для своей дьявольской игры? Что он за человек, этот Штрауд, думала Кендра, вглядываясь в черную бездну под вертолетом. Ей на миг показалось, что Штрауд увлекает ее вместе с собой прямо в Дантов ад, где им уготовано место где-то между шестым и седьмым кругами. Сомнительную же честь оказал он ей, мелькнуло у Кендры в голове, сделав своим соратником в таинственной темной схватке. Она, однако, так устала от тягостных дум, что почти обрадовалась, когда Штрауд окликнул ее и предложил выходить.

Монотонный и такой убаюкивающий гул двигателя вертолета привел Кендру в странное забытье, в сонное оцепенение, столь далекое от совсем недавнего безумного круговорота событий. Штрауд, только что шумный, исполыхавший яростным гневом, тоже притих, успокоившись, он стал ласков, внимателен и заботлив. И все же он был сама тайна, человек, у которого, кажется, было более чем одно прошлое, человек, исполненный жизни и жизненных сил, подобно греку, без устали танцующему на песках вечности, или лихому казаку, исполняющему умопомрачительную джигитовку на мчащемся во весь опор скакуне.