Наши ножи

— И ты мне так говоришь об этом. А если я не хочу?

— Правитель часто делает то, чего не хочет, но сейчас… Хватит об этом.

====== Судилище ======

Шорох одежды. Дорогой и не очень. Лязг доспехов и искусно украшенного оружия, в последнее время редко достававшегося из ножен. Тихое бормотание в утреннем полумраке замка и едва уловимое покачивание черных знамен, развешанных по стенам.

Появился человек, и с его появлением стражники наконец-то расступились. Со скрипом отворились тяжелые кованые двери, и в тронный зал влилась толпа разодетых лордов, леди, купцов и государственных деятелей, пришедших лицезреть столь занимательное судилище.

Они перешептывались.

Слухи, слухи гуляли по залу. Они перекатывались из одного угла в другой и, обрастая новыми подробностями, становились невообразимыми, нереальными. Тихо сказанные слова превращали обычного человека в демона, в посланника Неведомого, совокуплявшегося с рыжей ведьмой, отравившей златоволосого короля. Говорили, что миледи по полнолуниям обращается в волчицу, что прекрасная рыжеволосая девушка купается в крови девственниц, освежеванных мужем, а милорд питается сердцами им убиенных, укорачивая «конец» у мужчин. Внимавшие словам простаки принимали все за чистую монету, неспособные закрыть более рты от удивления, а упрямо не верившие же оглядывались по сторонам в ожидании того самого монстра — Черного лорда Дредфорта, единственного, кому удалось убить Белого ходока стрелами, однако помосты, приготовленные для сторон процесса и свидетелей, к их недовольству пока еще пустовали.

В башне Десницы сходивший по ступеням Тирион вздохнул. Маленький лев, поправлявший заветную брошь, вспоминал свой суд и вспоминал почему-то именно сейчас, а не тогда, когда перед его королевой предстал брат Джейме, так и не простивший ему отцеубийства.

Как же его тогда ненавидели, мгновенно позабыв о его заслугах и подвигах. Его готовы были растерзать за то, чего он не делал, что уж говорить про виновного в своих преступлениях лорда-бастарда, а сколько грязи тогда вылилось, унизительной и порочащей! Одним богам известно, что должно было случиться сегодня, и в этой фатальной непредсказуемости ему было очень жаль ее — леди Болтон.

Полумуж прекрасно понимал, что, увы, сделал все от него зависящее, чтобы переманить королеву на нужную сторону, что было изначально очень непросто с женщиной столь сильной и своевольной, но… более от него ничего не зависело. Тирион Ланнистер хорошо знал жизнь. Знал, что жизнь непредсказуема, знал, что на суде лгут, искажая правду, и если Болтоны окажутся менее убедительны, чем Грейджои…

Десница уже представлял тихие слезы Сансы от возможной потери. Это ведь ему тогда придется разгребать очередной конфликт и пытаться как-то утешить ее… Вечно ему доставалась роль врачевать ее раны, нанесенные кем-то другим, в этот раз Теоном Грейджоем…

Есть же люди в этой жизни, которые не делают ничего хорошего. Даже если они не делают ничего плохого, они пустые как сгнившее яблоко, красующееся нужным бочком, и все на что они способны — так это перепачкать всех окружающих своей гнилью. Не важно, имеют ли они власть, страдают ли, или же пребывают в достатке. Они трусливы, заносчивы, в них быстро взрастает насаженное кем-то зерно гордыни и чувство собственной важности, необоснованной, напускной. Бьющие себя в грудь они сами едва не захлебываются от этого дерьма, переполняющего их глупые горделивые головы, и потому попросту сливают его на кого-то другого. Жалкие, управляемые. И ведь с гнилью, тронувшей плод, никак не справиться… Только посредством ножа.

— Миледи уже ушла? — спросила взволнованная сиделка детей у Мэри, застилавшей кровать в покоях Сансы Болтон.

— Да.

— Дети пропали…

— Что?!

— Их нигде нет! Я надеялась, они здесь…

Побросав все, женщины кинулись на поиски, а по совершенно другим коридорам замка уже шла она, готовясь к самому ужасному.

На шее Сансы Болтон висел черный обсидиан, скованный серебристыми ножами. Глупо, наверное, было хвататься за последний и чуть ли не единственный подарок мужа, но ей очень хотелось, чтобы все видели этот болтоновский крест, сверкавший темневшим серебром на гладком элементе лифа. Молоком отливали белые плечи, оголившиеся из-под черной с переливом тафты, а под пышной верхней юбкой, разделенной пополам, прятался слой еще более черного атласа, мелькавшего от спешного шага. Санса на секунду остановилась, чтобы отдышаться. Странно, но платье давило на грудь, не позволяя как следует вздохнуть, и от этого ее волнение ощущалось особенно остро.

Эндрю Кирша миледи отправила к Рамси, оставив при себе лишь Пса, и дойдя до заветной двери, ведущей в тронный зал, они остановились. За створками роптала толпа, и леди Болтон пыталась себя убедить, что все будет хорошо, сжимая небольшой мешочек с монетами, припрятанный под рукавом на запястье.

В подземельях появились огни. У камеры пленника уже ждал надзиратель, гремя ключами.

— Ну, дай боги, тебя отправят к твоему создателю, Черт! — проговорил он, отворяя клетку, и к Рамси вошли трое мужчин.

Высокий светловолосый рыцарь, посеребренный сединой, склонил свою голову. Светлый плащ его прикрывал плотно зашнурованную до самого плеча перчатку на левой руке.

— Меня зовут Джорах Мормонт. Я сопрожу вас на суд, лорд Болтон, — сказал он, и бастард оскалился подобным почестям, подставляя руки под цепи.

— Замечательно.

— Милорд… — на выходе из тюремных подвалов их ожидал Эндрю Кирш. — Это от миледи.

Солдаты загородили от него пленника, но прищурившийся Джорах все же позволил передать какую-то черную веревочку с черным продырявленным кругляком.

Видимо, то были какие-то бабские штучки, уловки рыжей ведьмы, но лорд Дредфорта нацепил оберег жены на шею, радуясь, что на суде наконец-то свидится с ней.

После они вернутся домой. В своей победе бастард не сомневался, готовясь в очередной раз поиздеваться над Вонючкой как следует, и когда увидел свою обеспокоенную леди, ожидавшую начала суда у входа в тронный зал, широко улыбнулся.

— Милая жена! — двинулся он в ее сторону, и ему позволили к ней подойти. Довольный бастард впился в нее, словно терзался жаждой и с наслаждением вдохнул ее запах.

Девушка отстранилась от него, пытаясь сказать что-то важное, но до них донеслись шумы из зала. Санса не договорила, вслушиваясь в то, что происходило за затворенными дверьми, словно напуганная лесная лань, подозревающая в каждом шорохе охотника.

В арочном проеме, ведшим в зал, возникли фигуры, и собравшаяся публика спешно поднялась, завидев светлые локоны, вившиеся из-под короны, заостренной от драконьих шипов и крыльев, и, рассматривая наряды прекрасной правительницы, женщины зло шептались, что королева-то хоть и красива, но до сих пор без короля.

За Дейнерис Таргариен шли десница и принц, занявшие свои места подле Железного трона. Громко над головами пролетел голос глашатая.

— Ее величество, Дейенерис из дома Таргариенов, именуемая Первой, Неопалимая, Королева Андалов, Ройнар и Первых Людей, Великая Кхалиси Дотракийского Моря, Разбивающая Оковы, Матерь Драконов и королева Восьми Королевств!

— Уснуть можно, — пробурчал бастард, но Санса его даже не слышала, заклиная себя быть сильной вопреки всему, что сегодня услышит.