Наши уже не придут 4
Шрифт:
— Что думаете об этом, товарищ Немиров? — поинтересовался Калинин.
— Да что тут думать? — усмехнулся Аркадий. — Дела у них идут не очень, экономики переживают стремительный упадок, но возлагать на это какие-то надежды я бы не стал. Запас прочности у них достаточно велик, чтобы пережить подобный кризис. Максимум — сдерут остатки жира с мелких частников. Крупный бизнес останется на плаву, как и всегда.
— Но что мы можем сделать в этой ситуации? — спросил Калинин.
— Скоро они, в том числе и в ответ на нашу агрессивную экономическую политику, откажутся от золотого стандарта, — произнёс Аркадий. — Поэтому я рекомендую начинать прорабатывать
— Это слишком смелый прогноз, — покачал головой нарком финансов.
— Просто начать проработку — это ещё никогда не вредило, — вздохнул Аркадий. — Даже если прогноз не сбудется, мы получим опыт, который может пригодиться в будущем.
— Я поставлю этот вопрос на повестку, — пообещал Калинин.
Вот это концептуально отличает нынешнюю модель управления от той, что была при Ленине, а затем и при Немирове — все ключевые вопросы решают нардепы, а не какие-то отдельные лица.
Пришли Сталин и Дзержинский.
— Мы ничего не пропустили? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.
— Мы обсуждали вероятную отмену золотого стандарта в ряде стран, — произнёс Аркадий.
— Тогда сразу переходим к главной теме, — улыбнулся Дзержинский.
— Испания, — произнёс Михаил Иванович. — Что думаете, товарищи?
В Испании, 13 апреля этого года, случилась революция. Альфонсо XIII был свергнут, а власть передана Временному правительству. В конце июня произошли выборы в Учредительное собрание, на которых победила коалиция республиканцев и социалистов, взявшая 79% мест в Конгрессе депутатов.
Это, естественно, побудило Верховный Совет обратить пристальнейшее внимание на Иберийский полуостров — кто-то увидел там аллюзию на 1917 год в России. Корниловцы тоже поначалу носились со своим Учредительным собранием, которое так и не провели, по причине того, что Корнилов был разбит.
Но в Испании выборы прошли и всё выглядело так, будто революция прошла бескровно и без Корниловых…
Только вот Аркадий не то, чтобы опасался, а просто ждал их аналога Корнилова. И этот Корнилов придёт, в своё время.
— Я думаю, что сейчас в Испании затишье перед бурей, — поделился своим мнением Аркадий. — Вопрос с землёй они перенесли на следующий год и крестьяне находятся в подвешенном состоянии — похоже, что испанским социалистам недостаёт решимости начать конфискацию помещичьих земель.
— Агентура докладывает, что испанские националисты в растерянности, выжидают, — произнёс Феликс Эдмундович. — Зато анархисты почувствовали вольницу и резвятся…
— Анархисты никогда не были серьёзной проблемой, — усмехнулся Сталин и достал свою трубку.
Они с Дзержинским заняли диван слева от рабочего стола Калинина. На журнальном столике стояла пепельница — её поставили специально для Сталина. Сам Михаил Иванович курит редко — во всяком случае, Аркадий видел его с папиросой всего пару раз за всё время.
— Анархия предполагает своей сутью, что самоорганизация будет иметь место только на самом низовом уровне, — продолжил Иосиф Виссарионович. — Крупных объединений анархистов можно не ждать, но если они и будут, то понесут лишь формальный характер.
— Я бы, на месте коалиционного правительства, опасался националистов, — произнёс Аркадий.
Впрочем, он знал, что советы со стороны СССР будут для испанских революционеров бесполезны — они их просто не послушают.
Испанские социалисты публично дистанцируются от СССР и его опыта, что обусловлено их коалицией с либералами. Последние — это своеобразный аналог кадетов, которые уже начали попытки лавировать между социалистами и консерваторами, чтобы провести умеренные реформы: и нашим, и вашим.История революции в России показала, что придётся выбирать.
Полной аналогии между испанскими либералами и российскими кадетами не провести, потому что кадеты опирались на элиты и стремились к конституционной монархии, что было нежизнеспособно в тех реалиях, а испанские либералы опираются на антиклерикалов и население, настроенное прореспубликански.
Зато вот анархисты — это зеркальное отражение русских эсеров, но без единой партии. Вроде как, всё выглядит красиво: землю крестьянам, заводы рабочим, буржуев на фонари, а короля на бутылку, но внутренние противоречия анархистов слишком велики, поэтому они уже начали ругаться между собой, практически сразу после революции.
Немиров внимательно следил за происходящим в Испании, а также знал кое-что об этом по своей прошлой жизни.
Лучшей стратегией для испанских революционеров сейчас является… умеренность реформ в отношении церкви. Именно их радикальные антиклерикальные действия настроят население против революции, и откроют дорогу таким людям, как Франко.
Сейчас ситуация даже хуже, чем в его прошлой жизни: из-за действий Курчевского в Мексике, Ватикан приобрёл политический вес, утраченный когда-то очень давно, (2) поэтому крестьяне в Испании с ожиданием смотрят на Папу, который ещё не выработал своего мнения на тему революции в Испании.
В России всё было просто и понятно: Русская православная церковь, к началу революции, себя окончательно дискредитировала, народной поддержки у неё практически не было, наоборот, ОГПУ нередко приходилось пресекать самосуды — «благодарные» крестьяне не привыкли верить властям, поэтому не стали оставлять свои «внутренние вопросы» с церковью на откуп Советам и ЦИК…
Тем не менее, народ приходил только за самыми кончеными представителями церкви, а нормальные попы, помогавшие общинам по мере своих сил, продолжили функционировать на селе, до определённого момента.
Затем, конечно же, приходы были официально расформированы, из-за чего многим священникам пришлось либо уехать за рубеж, либо встраиваться в новую социалистическую реальность.
Церковный вопрос в СССР надёжно закрыт. Больше никаких официально разрешённых попов и церковных сановников, а исключительно безбожные школы, красные избы, продолжающие повышать образование в отдалённых районах, а также партия, занимающаяся агитацией населения.
В Испании же позиции Римско-католической церкви гораздо сильнее, чем когда-то у Русской православной церкви в России, поэтому местные священники могут серьёзно влиять на морально-идеологическое состояние населения и, соответственно, на исход революции. Чем-то это напоминает Аркадию то, что он видел в Афганистане, где Кабул управлял сам собой, а в отдалённых кишлаках реальную власть, духовную и материальную, проводили муллы, старейшины и вожди. Тут ситуация в чём-то сложнее, но в чём-то проще — приходы благочинно слушают падре, делают то, что он советует, а также вырабатывают своё мировоззрение на основе его слов. Можно сказать, что это тоже своего рода управление, пусть и непрямое, но зато более организованное — у церкви есть мощный административный аппарат, насчитывающий полторы тысячи лет непрерывной работы.