Наши уже не придут 5

Аркадий, наконец-то, получил возможность почитать рапорты по «Стеклу», он открыл первую папку и…

— Товарищ генерал-полковник, к вам, без записи, пришёл гвардии старшина в отставке Говоров, — заглянул в кабинет Ванечкин.

— Говоров? — удивился Немиров и захлопнул папку. — Запускай.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — браво козырнул Иван Говоров, вошедший в кабинет.

— Здравствуй! — встал Аркадий из-за стола и подошёл к нему.

Они пожали друг другу руки и крепко обнялись.

— Как тебе на гражданке? — спросил Немиров, после того, как Говоров сел в кресло для посетителей. — Как поживаешь?

— Плохо, товарищ генерал… — пожаловался Иван. — Жена, дети, работа — обыденность обрыдла… Нет, я семью свою люблю, но тяжело…

— А что там тяжёлого? — спросил Аркадий. — У меня у самого жена и дети. Вижу их, конечно же, не так часто, как хотелось бы, но сам понимаешь — служба…

— Вот! — воскликнул Говоров. — Вы на службе — вы народу служите. А я что? Пенсию получаю по выслуге, наградные до сих пор капают, да и сбережений накопил немало. Хотел военную артель открыть, ветеранов собрать, а тут закон этот проклятый вышел… Устроился в народное предприятие, холодильники выпускаем — а я не умею ничего, с юнцами учусь, а зарплату платят, как полноценному рабочему. Обижать не хотят, но тем самым и обижают. Я обратно хочу, товарищ генерал!

— Сколько тебе лет, старшина Говоров? — спросил Аркадий со вздохом.

— Пятьдесят шесть, — ответил Иван.

— Старшин таких лет не бывает, — покачал головой Немиров. — Я же о тебе похлопотал — к твоей выслуге добавили пару лет, чтобы тебя пораньше на пенсию отправить и пенсия была побольше. Куда тебе воевать?

— Не могу не воевать, — ответил Говоров. — Чужой я тут. И для жены, и для детей.

— А ты к психологам ходил? — поинтересовался Немиров.

— Зачем зря время тратить? — спросил Иван. — Что они мне сделают? Я ж не душевнобольной! Руки-ноги целы, голова на месте — какой ещё психолог?

— Слушай мой приказ! — резко скомандовал Аркадий. — Идёшь в Главное управление психологии, находишь там Бориса Герасимовича Ананьева, передаёшь от меня большой привет и вот эту записку.

Он взял чистый лист и быстро написал сообщение Ананьеву.

— Записку не открывать, — передал он письмо Говорову. — После прочтения записки Борис Герасимович сам скажет, что тебе делать дальше. Слушать его, как меня. Повтори приказ.

— Есть! — козырнул Говоров. — Идти в Главное управление психологии, найти там Бориса Герасимовича Ананьева, передать привет от генерал-полковника Немирова и записку. Записку не вскрывать. После прочтения записки Борисом Герасимовичем, поступить в его распоряжение.

— Отлично, — кивнул Аркадий. — Исполнять! По исполнении — зайдёшь ко мне. Есть у меня несколько идей, как быть дальше. Можешь идти.

— Есть! — вновь козырнул Иван, развернулся кругом, сделал три строевых шага и покинул кабинет.

В дверях он столкнулся с Эйтингтоном.

Аркадий, только поднявший папку со стола, бросил её на стол.

— Да что ещё? — спросил он, стараясь не показывать раздражения.

— Срочные новости из Испании! — заявил Наум Исаакович. — Глава Испанского государства Франциско Франко убит!

— Как?! — воскликнул изумлённый Аркадий.

— Два выстрела из винтовки Мосина, — сообщил Эйтингтон. — Стреловидными пулями — первая в грудь, а вторая в… кхм-кхм…

— В жопу ему выстрелили, хочешь сказать?! — догадался Немиров.

— Так точно, — ответил Эйтингтон. — Знакомый почерк, да?

— Ещё как знакомый! — кивнул Аркадий. — А он разве не отошёл от дел?

Его же собственный вопрос заставил его крепко задуматься.

— Это же не ты? — вопросительно посмотрел он на Эйтингтона.

— Никак нет! — мотнул головой председатель КГБ.

*9 июня 1939 года*

— … и теперь я не знаю, что делать дальше! — продолжал Андрей, сидящий на могильной плите. — Ты же знаешь, что я просто хотел жить нормальной жизнью! Я же бросил, как ты и просила!

Он посмотрел на две маленькие могильные плиты, находящиеся по сторонам от большой.

— Почему всё так?! — поднял Андрей взгляд к небу. — За что?!

На глаза его навернулись слёзы. Он думал, что этот разговор принесёт облегчение, но всё, что он испытывал сейчас — это глубокая боль в груди, исходящая из пустоты.

— За что?.. — он утёр слёзы рукавом. — И почему?..

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака фляжку с водкой и сделал из неё глоток.

— Я почти закончил, — произнёс он, обращаясь к могилам. — Больше я сюда не вернусь, прощайте…

Опомнившись, он вытащил из кармана блокнот и раскрыл его.

Листы были заполнены перечёркнутыми именами и фамилиями. Андрей перелистнул страницы в самое начало и увидел там имена четырёх.

— Да, остались четверо, — кивнул Конотопцев и пошёл к выходу из кладбища.

Кладбищенский сторож сразу же опустил взгляд.

— Вот деньги, — Андрей передал ему свёрток. — Ухаживай за теми тремя могилами, как за своей. Я узнаю, если ты не выполняешь нашу договорённость…

Не став слушать ответ, он ушёл в сторону машины.

Следующим пунктом назначения был небольшой загородный домик недалеко от Саламанки. Он арендовал его с помощью связей в местных преступных кругах — есть в Испании люди, которым никак нельзя попадать в поле зрения властей.

Внутри, в винном погребе, его «ждали» четверо.

Три мавра, не так давно служивших в Регуларес, а также один испанец, не так давно служивший офицером там же.

Но их на воинскую службу больше не возьмут: у них нет рук, глаз, языков и половых органов. Для того чтобы отнять у них всё это, ему пришлось нанять нелегального доктора, который позаботился о том, чтобы они не умерли слишком быстро. Один из мавров, Хадим Кейта, чуть не умер от кровотечения после кастрации, но его удалось откачать, о чём он очень сильно пожалел…

— Como aves precursoras de primavera… — начал напевать Андрей любимую песню Ариадны, которой она убаюкивала их детей.

Он взял со стола окровавленный мачете и сделал очередной надрез на бедре испанского офицера. Тот болезненно замычал — кричать он уже не может.

Андрей прислушался к ощущениям — не то.

— En Madrid aparecen las violeteras… — пропев следующую строку песни, он отбросил мачете и взял со стола напильник по дереву и содрал им кожу с ягодицы одного из мавров, Касима.

Под обречённое мычание и скулёж мавра, он снова прислушался к ощущениям и понял, что тоже не то. Всё не то.

Чувство удовлетворения, возникавшее всякий раз, когда он наносил травмы этим четверым, дни до этого, сегодня не вернулось. А это значит, что, действительно, пора.