Наследие Ирана

При Аббасидах существовало литературное (в широком смысле) движение, именуемое шу’убийя — «националистическое» течение. Существует несколько мнений относительно характера шу’убийи. Одни считают, что это было чисто литературное течение, а не широкое народное движение; по мнению других исследователей, шу’убийя имела большое значение для всего общества, она должна была решить судьбы всей мусульманской культуры 4. Мне кажется, что при решении этой проблемы мы должны отказаться от некоторых ошибочных утверждений. Так, широко распространено мнение, что поэты-«филоперсы» пытались разрушить здание ислама, вводя в мусульманскую культуру идеи, традиции и обычаи иранской цивилизации или насыщая персидскими словами арабский язык. Во времена Аббасидов вопрос стоял иначе: не ислам или Иран, а скорее персизованный, космополитический ислам или узкоарабский ислам. «Филоперсы», боровшиеся за обогащение и расширение ислама, понимали знамение времени, они шли в авангарде и видели будущее, тогда как те, кто отстаивал чистоту арабского ислама, защищали провинциальную ограниченность мусульманской культуры и тем самым не понимали ни духа ислама, ни предначертанной ему судьбы. X. А. Р. Гибб тонко заметил, что на карту была поставлена способность мусульманского общества при Аббасидах «стать новым воплощением древней персо-арамейской культуры, в котором растворятся арабские и исламские начала, или же создать культуру, в которой персо-арамейский вклад окажется подчиненным арабской традиции и духу ислама» 5. Для Персии такой дилеммы не существовало, для нее выбор первого пути был очевиден, но для тех областей халифата, где население говорило на арабском языке, предпочтение отдавалось второму пути.

Признаком разделения мусульманского мира на эти два лагеря, как мне кажется, был подъем новоперсидского языка в X в. и упадок классического арабского примерно в это же время. Арабский разговорный язык отдалился от классического настолько, что даже ученые-грамматики не говорили на классическом языке, а простой народ давно пользовался диалектами 6. Так созревали условия для становления новоперсидской литературы.

Но прежде чем обратиться к новоперсидскому Ренессансу, полезно рассмотреть некоторые этнические и религиозные проблемы омейядского и раннеаббасидского периодов.

Notes:

Q. Rot list ein, Die Dynastie der Lahmiden in a!-Hira, Berlin, 1899, стр. 119. Лахмидский царь Амр впервые упоминается в надписи из Пайкули времени Марсе. См. также: Т. Noldeke, Die ghassanischen Ftirsten aus dem Hausc Qafna’s, Berlin, 1887.

Подробности и сведения источников см.: М. Sprengling, From Persian to Arabic, стр. 214.

J. Tavadia, Zur Pflege des iranischen Schrifttums,— ZDMG, Bd 98. 1944, стр. 337.

О первой точке зрения см.: В. Sрulег, Die Selbstbehauptung des iranischen Volkstums im friihen Islam,— «Die Welt als Geschichte», Bd X, 1950, стр. 189; I. Goldziher, Mohammedanische Studien, I, Halle, 1889, стр. 155. О второй концепции см.: Н. A. R. Gib b, The social significance of the Shu *ubiyya,— «Studia Orientalia Ioanni Pedersen», Copenhagen, 1954, стр. 105—114.

H. A. R. Gibb, The social significance, стр. 108.

См. об этом: J. Fuck, Arabiya, Berlin, 1950, стр. 78.

Обстановка в Средней Азии

Арабы называли Среднюю Азию та wara’1-nahr — «то, что за рекой» (Амударьей). Это отражает сасанидскую традицию — Мерв был военным форпостом на границах Сасанидов и остался таким для арабов. Среднеазиатские области не находились под властью персов, они управлялись многочисленными местными князьями. Некоторые владения, располагавшиеся на территории современного Афганистана, выплачивали, по-видимому, дань сасанидским монархам. Самым значительным народом, жившим «за рекой», были согдийцы, установившие торговые связи с Китаем по крайней мере за пятьсот лет до арабского завоевания. Крупнейшим городом Согда был Самарканд; согдийские купцы и колонисты проникали далеко за пределы своей родины — мы находим их и в Монголии, и в Мерве 1. Из сообщений Менандра Протектора известно, что согдийцы входили в состав посольств, которые тюрки отправляли в Византию, и что согдийцы славились своей предприимчивостью в торговле. О их роли в распространении иранской культуры среди тюрок свидетельствуют согдийские слова в древнетюркском языке, манихейство, которое принесли кочевникам согдийцы, и другие факты.

Согдийские документы и археологические данные подтверждают сведения арабских авторов о политической раздробленности Средней Азии 2. В среднеазиатских городах-государствах сохранялись дворы и образ жизни, во многом напоминающие век иранского эпоса,— своеобразный расцвет рыцарства. В Армении героическая традиция гусанов (менестрелей) была почти уничтожена христианством, в Иране исчезновению сказителей эпоса способствовала государственная сасанидская церковь. Но в Средней Азии во владениях мелких князьков продолжало существовать, если не процветать, феодальное рыцарское общество. Восточный Иран стал прибежищем древних традиций, давших почву Фирдоуси и его «Шах-наме».

Арабы, завоевывая эти мелкие владения в Средней Азии, руководствовались принципом «разделяй и властвуй». Они искусно использовали соперничество и междоусобную борьбу местных правителей и приложили немало сил, чтобы ослабить союз тюрок с согдийцами. В армии Кутейбы ибн Муслима, знаменитого арабского полководца (умер в 715 г.), было много персов-клиентов, осевших вместе с арабами в Бухаре, Самарканде и других городах. Эти принявшие ислам персы, как и персы-немусульмане, которые после крушения сасанидской державы искали спасения от арабов в Средней Азии, составили значительный слой персоязычного населения в среднеазиатских городах; за два столетия новоперсидский язык в этих городах вытеснил согдийские диалекты 3. В Хорезме, согласно ал-Бируни, Кутейба уничтожил людей, знавших древний хорезмийский язык, литературу и предания. Сообщения ал-Бируни, хорезмийца по происхождению, могут быть уточнены благодаря 140 документам на коже и дереве, которые найдены С. П. Толстовым; хорезмийское письмо этих документов различно по степени курсивности на фрагментах кож представлен развитой курсив, тогда как на деревянных дощечках начертания букв кажутся более архаичными 4. Хорезмийцы и до и после прихода ислама играли такую же роль в торговле с Южной Россией и бассейном Волги, как согдийцы в торговле с Китаем.

Эфталитские князья к югу от Амударьи также ощутили гнет арабского владычества. Древний Балх (или — на какое-то время — соседний с ним город Барукан) стал центром арабской военной власти в этой области. В результате арабского завоевания эфталиты в районах к северу от Гиндукуша оказались тесно связанными с согдийцами, а к югу от Гиндукуша — с Секстаном. Горная область в центре Афганистана в рассматриваемый период была индийской по культуре и, видимо, по преобладающему этносу; она славилась буддийскими святынями Бамиана, а правители Кабула (индийская династия Шахи) возводили свой род к кушанам. Эфталиты на севере также следовали кушанским традициям. Они продолжали употреблять греческий алфавит, приспособленный к иранскому языку Бактрии еще, по-видимому, в правление Канишки. Эфталиты сохранили от своих предшественников кушан многое и в административном устройстве, и в титулатуре, и в придворном ритуале. Титул kanUrang «страж границы», кушанский по происхождению, был воспринят и эфталитами, и Сасанидами. В период арабского завоевания известен канаранг Туса; у арабских географов встречаются и другие местные названия правителей и должностных лиц. Арабы заключали соглашения с местными купцами и торговыми агентами и сами принимали участие в торговых и других деловых операциях; многие события, происшедшие в Хорасане и в Средней Азии при последних Омейядах и в раннеаббасидский период, можно понять, скорее, как результат столкновений экономических интересов, а не как соперничество между представителями разных арабских племен в гарнизонных отрядах. Аббасидское восстание было не только политическим и религиозным движением; оно преследовало и экономические цели. Многие сторонники Абу Муслима — и из числа местных жителей, и из арабов — примкнули к нему не только по политическим мотивам, но и из-за недовольства экономической политикой Омейядов. Торговля между Ближним Востоком и Китаем имела большое значение для многочисленных согдийских и эфталитских купцов, и от халифата ждали содействия и поддержки этой торговле. Мы не можем здесь детально рассмотреть многие стороны истории халифата; надо надеяться, что экономика и хозяйственная жизнь, которым ученые уделяли мало внимания, станут предметом дальнейших исследований.

Из источников известно, что существовало серьезное противодействие арабской власти. Мы знаем о многих восстаниях, но они были разрозненными и сводились обычно к истреблению арабских гарнизонов в отдельных городах или к их изгнанию. Вторжения тюргешей, преемников Западного Тюркского каганата в Средней Азии, и коалиции местных князей создавали большие осложнения для войск халифата, но о религиозных или массовых народных движениях в Средней Азии при первых халифах и при Омейядах почти ничего неизвестно. Местные владетели шли на службу к завоевателям, арабское владычество не казалось им страшным, хотя и известны случаи притеснения местных жителей арабскими наместниками 5. Средняя Азия была окраиной мусульманского мира, так что здесь могли найти убежище все, кто восставал против политики халифов,— и иранцы, и арабы.

Успех аббасидского переворота вызвал ряд народных религиозных движений в Хорасане и в Средней Азии, столь же опасных для ислама и государства, как и для ортодоксальной зороастрийской общины, которая к этому времени успела нормализовать свои отношения с арабской администрацией. Первое из таких движений, возникшее в восточном Хорасане около 746 г., возглавил Бихафрид; он провозгласил себя новым зороастрийским пророком, но проповедовал отказ от многих обычаев и обрядов зороастризма, таких, как кровнородственные браки и чтение молитв 6. Зороастрийская религиозная верхушка убедила Абу Муслима, аббасидского лидера в Хорасане, убить Бихафрида, что он и сделал около 749 г. Хотя последователи Бихафрида приняли, видимо, некоторые мусульманские обычаи, их ненавидели и мусульмане, и правоверные зороастрийцы. Тем не менее приверженцев этого движения можно найти и много лет спустя после гибели Бихафрида.

Другая фигура такого рода — Сунбад, сторонник Абу Муслима, выступивший после его смерти в Хорасане. Сунбад, по-видимому, провозгласил Абу Муслима тайным мессией, но точно определить, в чем состояла его религиозная проповедь, мы не можем. Сунбад был убит вскоре после того, как поднял мятеж. В Средней Азии разразилось новое восстание, во главе которого встал Исхак, по прозвищу «тюрк», также проповедовавший веру в Абу Муслима; Исхак погиб около 758 г. Его дело и дело Бихафрида продолжил в районе Герата и в восточном Хорасане ересиарх Устадсис; он был захвачен воинами халифа и казнен в 768 г. Затем последовало самое значительное из религиозных движений — восстание Муканны, происходившего из окрестностей Мерва. Согласно его учению, божественный дух переселяется от одного пророка к другому, так что после Абу Муслима этот дух воплотился в самом Муканне. Это движение имело большой успех в Средней Азии, оно продолжалось и после гибели Муканны (около 785 г.). Некоторые авторы рассматривают восстание Муканны как новое проявление маздакизма.

Известно и о других религиозных выступлениях; примечательно, что все они происходили в Хорасане или в Мавераннахре; в Фарсе и в других областях Западного Ирана, как можно судить по источникам, таких движений не было. Восточный Иран и Средняя Азия были гораздо больше предрасположены к недовольству и ересям, чем Западный Иран; прежние владения эфталитов и согдийцев не обладали таким религиозным единством, какое дала сасанидскому Ирану государственная церковь. Утверждение о том, что еретические секты внутри ислама также были более распространены на восточной окраине халифата, чем в западной его части, остается недоказанным, но, судя по отрывочным и недостаточно ясным свидетельствам, вполне вероятным. Можно заключить, что религиозная обстановка в Восточном Иране и в Средней Азии вполне соответствовала политической раздробленности этих областей и местному сепаратизму; здесь существовал не только зороастризм (в различных локальных разновидностях), но и манихейство, несторианское христианство, буддизм, местные культы предков, а также культ божества-героя Сиявуша, культ каких-то местных богинь и другие 7. Политическая обстановка определялась здесь в первую очередь стремлением к сохранению независимых мелких владений и наличием больших, чем в Западном Иране, прав у городов. Иным было положение в Фарсе.