Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Наследие Ирана
Шрифт:

Если спросить перса, кто построил старинную мечеть или какое-нибудь другое мусульманское сооружение, он, скорее всего, ответит, что строителем был сефевидский властитель шах Аббас, украсивший зданиями Исфахан. Если же памятник явно доисламский, то последует другой ответ: его построил Хосров Аноширван, «Хосров с бессмертной душой», сасанидский вариант шаха Аббаса. Имя Хосров (в арабской передаче Кисра), как и имя Цезарь, стало для арабов обозначением сасанидских царей и одновременно синонимом великолепия и славы. Но Хосров правил Ираном меньше чем за сто лет до арабского нашествия, и, как это нередко бывает, первые признаки упадка можно заметить уже в его правление, время наибольшего могущества сасанидской державы.

При преемниках Шапура I позиции Ирана заметно пошатнулись. При Варахране II римляне возвратили себе утраченные ранее земли в Северной Месопотамии и контроль над Арменией. При Нарсе дела шли не лучше, и ему пришлось сделать императору Галерию новые уступки. После этого, казалось, римляне снова заняли то господствующее положение, которое было у них во времена Парфянского царства. При Шапуре II, правление которого было необычайно продолжительным (он

сидел на престоле 70 лет), Сасаниды перешли к наступательным действиям не только на западе, но и на востоке, где Кушанское царство и другие области, видимо, отложились от Ирана, пока Шапур был малолетним. В целом внешняя политика Шапура II оказалась успешной; он возвратил персам и потерянные земли, и утраченный престиж. Он следовал примеру Шапура I и селил пленных римлян в различных провинциях державы, как об этом сообщает Аммиан Марцеллин (XX, 6, 7) — важный источник по истории правления Шапура II и его войн с Римом.

После Шапура II его нерешительные преемники вынуждены были пойти на уступки знати, увеличившей свою силу и влияние. Интересно отметить (хотя прямую связь здесь, быть может, трудно усмотреть), что как только происходит усиление феодальных владетелей за счет ослабления царской власти, создаются или получают популярность героические (эпические) сказания о царях — известны, например, сказания о Варахране V, или Бахраме Гуре (421—439), прославленном охотой на онагров 1. Можно подозревать, что именно в правления слабых сасанидских монархов возникают пышные и многочисленные звания и чины. Новому усилению власти аристократии сопутствовали столкновения между враждующими группами феодальных владетелей, в результате которых царский трон переходил от одного представителя династии к другому. Так было, в частности, с коронацией Варахрана V (421 г.) и Перозз (459 г.).

В V в. на северо-востоке Ирана появился новый грозный противник, выступивший в роли преемника кушан. Это были эфталиты, новая волна выходцев из Средней Азии. Их миграция связана с изменением обстановки в центральноазиатских и среднеазиатских степях, которое правильнее всего определить как усиление роли народов, говоривших на алтайских языках, или движение гуннов. Если I тысячелетие до н. э. рассматривалось античными авторами как период скифского преобладания в степях Средней Азии, то первая половина I тысячелетия н. э. была временем гуннов, а вторая половина и более позднее время — периодом господства тюрок и монголов. Конечно, название «скифы» продолжало употребляться античными авторами для обозначения различных степных народов и после начала нашей эры, точно так же, как некоторые византийские авторы называли гуннами турок-османов. Названия «скифы», «гунны» и «тюрки» служили главными обозначениями обитателей степей в западных источниках, включая и ближневосточные; китайцы пользовались другими названиями. Совершенно очевидно, что далеко не все народы, обитавшие в Центральной и Средней Азии или пришедшие из этих областей на Ближний Восток и в Восточную Европу, были гуннами. Когда западные и ближневосточные источники называют какое-то племя гуннским, то на самом деле это означает лишь, что оно пришло откуда-то с обширных просторов центральноазиатских степей. Слово «гунн» доставило ученым немало забот, как, впрочем, и остальные проблемы истории гуннов, но здесь не место разбирать такие вопросы, как, например, проблема отождествления сюнну китайских источников с гуннами и хуннами, упоминаемыми в западных, ближневосточных и индийских источниках 2.

Упоминание гуннов встречается, по-видимому, уже в «Географии» Птолемея (III, 5, 10), где гуннами названо некое племя в Южной России. Однако не удается найти никаких других сведений о гуннах на Ближнем Востоке и в Южной России вплоть до IV в. н. э. Прибавление этнонима «гунн» к названию кидаритов у Приска Понтийского может служить, видимо, примером употребления термина, ставшего общеизвестным в V в., в рассказе о более ранних событиях. Никаких доказательств того, что кидариты говорили на языке алтайской группы, не существует. Вероятно, слово Кидара было именем царя, так как оно встречается на монетах; но не мажет быть подтверждено никакими свидетельствами утверждение, что Кидара был предводителем новой центральноазиатской кочевой орды, завоевавшей Кушанское царство. Было сделано несколько попыток установить дату правления Кидары, но все они кажутся неубедительными; можно лишь предполагать, что Кидара царствовал в IV в.

Другой восточноиранский или среднеазиатский этноним указывает, очевидно, на переселение или завоевание с севера. В античных источниках эти пришельцы именуются хионитами. Под 359 г. царь хионитов Грумбат упомянут Аммианом Марцеллином (XIX, 1, 10) как союзник Шапура II, войско которого было под стенами Амиды. Принято считать, что хиониты (на монетах это название выступает в написании OIONO = хион = хун) 3 были завоевателями Восточного Ирана, пришедшими из Средней Азии и связанными с хунами индийских источников, а также с более поздними эфталитами. К сожалению, мы не располагаем источниками по истории Восточного Ирана для этого периода; многочисленные и разнообразные монеты еще не были должным образом классифицированы, и задача эта чрезвычайно сложная.

По монетам некоторых кушано-сасанидских наместников можно заключить, что персы по меньшей мере были правителями части кушанских владений на протяжении почти всего царствования Шапура II. Видимо, в конце IV или в начале V в. Кидара выступает в качестве независимого владетеля в южной части кушанских земель 4. Хиониты, вероятно, переместились в северные кушанские владения (к северу от Амударьи) за несколько лет до появления Кидары, могущество которого опиралось на области к югу от Гиндукуша — его монеты снабжены легендами на брахми. Такое разделение областей на северные и южные, с границей по горному хребту, имело важное значение. Хиониты заняли кушанские владения, так что хионитские правители появились в Бамиане, Забулистане и в других районах; монеты этих правителей плохо поддаются классификации 5. Источники не проводят четких различий между кидаритами, хионитами и эфталитами, что, возможно, отражает действительное смешение народов

и правителей. Следует все же иметь в виду, что хиониты выступили на сцену раньше, чем эфталиты.

Трудно определить этнический состав хионитов и эфталитов, но нет никаких сведений о том, что хиониты отличались по этносу от эфталитов. Скорее есть данные, что эфталиты так же соотносились с хионитами, как кушаны с юечжами; иными словами, эфталиты могли быть ведущим племенем или родом среди хионитов. Можно предполагать присутствие алтайского, то есть гуннского, элемента среди хионитов и эфталитов, но больше оснований считать их иранцами. Не исключено, что первые их правители были гуннами, но в Средней Азии в этот период обитало много иранских народов, а население Восточного Ирана, в котором осели эфталиты, также было иранским. Мы вправе поэтому рассматривать эфталитскую державу Восточного Ирана и Северо-Западной Индии как преимущественно иранскую. Зороастрийские и манихейские миссионеры в Средней Азии должны были распространять среди местного населения элементы западноиранской культуры. Ко времени арабского завоевания в среде эфталитов возросло значение тюрок, но это произошло после того, как сами тюрки появились на Ближнем Востоке 6. Можно, конечно, опираясь на гипотетические этимологии одного или двух слов, пытаться реконструировать этническую и политическую историю целых народов, однако отсутствие не только данных письменных источников, но и достоверной традиции о прошлом Средней Азии и Восточного Ирана делает любую реконструкцию такого рода чисто умозрительной.

Во второй половине V в. эфталиты нанесли персам несколько поражений; царь Пероз в 484 г. погиб в битве с эфталитами. После его смерти знать вновь усилилась, что нашло отражение и в быстрой смене царей. Кавад I сумел удержаться на престоле только с помощью эфталитов. Это было время упадка державы, когда восточные соседи оказывали влияние даже на внутренние дела государства.

О маздакитском движении мы уже упоминали. Теперь нам предстоит рассмотреть грандиозные перемены, наступившие в Иране при Хосрове I, который, по представлениям персов, был величайшим из доисламских правителей Ирана.Налоговая реформа Хосрова, коренным образом изменившая существовавшую в Иране практику взимания податей, была предметом многих исследований. Ф. Альтхейм убедительно показал, что образцом для новой налоговой системы, введенной при Хосрове, послужила система, действовавшая в Восточной Римской империи и созданная, в свою очередь, реформами Диоклетиана 7. Хосров не мог не учитывать изменений, которые произошли в результате маздакитского движения. Необходимо было установить новые принципы налогового обложения. Трудно, однако, судить, какова была старая система, действовавшая до реформы Хосрова, — все, что сообщается позднейшими авторами о сасанидской эпохе, относится ко времени после Хосрова. Можно предполагать, что Хосров стремился к устойчивости податной системы, а потому при взимании налога, прежде всего земельного, были установлены твердые ставки в денежном выражении. Такая система имела явные преимущества перед действовавшей ранее, при которой налог взимался в виде доли урожая и общая сумма поступлений в казну каждый год колебалась в зависимости от урожайности и других факторов. Был проведен обмер земель и составлены кадастровые списки, причем учитывались не только земельные фонды, но и количество финиковых пальм и оливковых деревьев. Земельный налог в позднеримской империи основывался на земельной единице iugum (площадь одновременной вспашки парной запряжкой), но размер обложения определялся с помощью indictio — налоговых «ставок», различавшихся в зависимости от категории земли. Эти принципы налогообложения нашли отражение в новой податной системе сасанидского Ирана, хотя существовали и некоторые различия, которые мы не имеем возможности рассматривать в данной книге. Взимание подушной подати, подобной capitatio у римлян, при Хосрове производилось по податной шкале, в зависимости от категории налогоплательщика. Как и в Римской империи, в Иране от подушной подати были освобождены лица, находившиеся на государственной службе; в Иране, кроме того, подушная подать не взималась с жрецов, воинов и высшей знати. Некоторые детали налоговой реформы вызывают споры среди исследователей, но в основных чертах, она ясна: Хосров добивался устойчивости и твердых поступлений в государственную казну.

Из Талмуда известно, что некоторые особенности старой практики взимания налогов еще сохранялись при Хосрове. Если кто-нибудь не мог уплатить земельный налог, обрабатываемый им участок переходил к тому, кто вносил установленную сумму налога. Уплатив земельный налог за того, кто не мог платить сам, можно было приобрести этого должника в качестве зависимого или раба. Согласно одному источнику («Nedarim», 62b), если иудей объявлял себя зороастрийцем, он мог избежать подушной подати. Речь идет, по-видимому, об особом налоге (или более тяжелой подушной подати), которым облагались иудеи, христиане и другие религиозные меньшинства. Христианский епископ и главы иудейских общин собирали налоги со своей паствы; эта практика сохраняется и во времена ислама. Сасанидская система обложения стала основой хорошо известной (в некоторых отношениях иной и более сложной) налоговой системы халифата — хараджа и джизьи.

Наряду с налоговой и финансовой реформами, при Хосрове произошли серьезные перемены в структуре общества и государственного аппарата, но и здесь многие детали ускользают от нас или могут быть истолкованы по-разному. Некоторые из этих нововведений могли быть делом и предшественников Хосрова, но именно после него они становятся характерными особенностями сасанидского Ирана. Пожалуй, самая важная из этих черт — рост мелкой аристократии, или дихканства (дихкан, буквально «владетель селения»), как называли арабы этот костяк персидской областной и местной администрации. Дихканство к концу сасанидской державы действительно владело и правило страной. Таким своим положением мелкая аристократия, по всей видимости, была обязана царю, и она служила хорошим противовесом крупным родам знати, постепенно терявшим свое значение. Стремясь к созданию устойчивой структуры общества, Хосров мог найти опору в освященном религией делении общества на четыре сословия или касты, которое возникло еще на заре иранской истории, но именно ко времени Хосрова полностью оформилось.

Поделиться с друзьями: