Наследие
Шрифт:
Это именно то, о чем так удачно предостерег Митоса Доусон.
Дело за малым — понять, что, собственно, происходит.
Действительно, пара пустяков!
Было и еще одно обстоятельство. После сообщения о неудачном похищении Энн Линдси информационная служба продолжала фиксировать запросы к базе данных «из ниоткуда», но запросы стали бессистемными. Между тем, даже судя по ловко организованному похищению Алекс Рейвен, информация у похитителей была свежайшей.
Кто снабжает их сведениями, сам оставаясь незамеченным?
Наблюдение за Джеком Шапиро пока не дало ничего. Проверка отставных агентов продолжалась,
Такой, как, например, Камилл Розье. Или как еще семеро его коллег, работающих в Европе.
Да, единственное, что можно предполагать с высокой вероятностью: заговор привязан к Парижу, а значит — к Европе. Конечно, в эпоху доступности связи и мировых информационных сетей передавать в Париж сведения можно откуда угодно, хоть из Шанхая, хоть из Дели, хоть из Новой Зеландии. Но обмен данными между региональными серверами идет не синхронно, и проводить мероприятия, требующие свежей информации и быстрого реагирования, с другой стороны планеты все-таки трудно.
Лафонтен откинулся на спинку кресла и достал сигарету. Закурил, спрятал зажигалку. Снова посмотрел на разложенные на столе бумаги. Нужно было думать о деле — сегодняшнем деле. А память снова упорно возвращала его к прошлому, одну за другой подкидывая картины давних событий. Где же ответ — здесь, в настоящем, или там?..
*
…— Я могу поговорить с вами, месье Лафонтен?
— Разумеется, месье Дюссо. Прошу вас.
Жак Дюссо подчеркнуто неторопливо пересек кабинет. От его худощавой фигуры веяло напряжением натянутой струны; на щеках горел гневный румянец. Видно было, что Первый Трибун контролирует себя с трудом.
Подойдя, он резким движением отодвинул от стола для посетителей стул, сел против Лафонтена, крепко сцепил руки. Заговорил с напряжением и не по-своему отрывисто:
— Итак, вы заявили претензии на титул Гроссмейстера. После устроенного вами скандала и отставки обоих официальных кандидатов собрание Региональных Координаторов может и уступить вашему обаянию.
— Вы преувеличиваете мою популярность.
— Не скромничайте. И не держите меня за дурака. Что вы сделали с Валера?
— Ничего.
— Вы лжете.
— Нет, месье Дюссо. Гроссмейстер действительно был в кабинете один.
— О да, я знаю! Тогда спрошу иначе — как вам удалось толкнуть его на такую крайность?
— И почему вы решили, что я его на что-то толкал?
Дюссо медленно выпрямился, губы его сжались в тонкую линию, взгляд стал очень холодным.
— Месье Лафонтен, ваша самоуверенность переходит всякие границы! Верховный Координатор Ордена гибнет при странных обстоятельствах; два месяца спустя его преемник неожиданно решает покончить с собой; охраной и безопасностью обоих занимались вы… и вы же заявляете себя в качестве претендента на освободившееся кресло. По вашей же, давно всем известной логике, вас следует отстранить от должности и взять под арест до выяснения обстоятельств дела!
Лафонтен помолчал, обдумывая угрозу.
— Вы хотите обвинить меня в убийстве Альфреда Берка?
— А вы, как я посмотрю, в такую возможность не верите. Считаете себя неуязвимым?
— Не более,
чем вы, месье Дюссо. Но в убийстве Берка вы меня обвинить не сможете.— Посмотрим. Если я потребую расследования…
— Вы опоздали, месье Дюссо. То, что Берк стал жертвой убийства, а не несчастного случая, я понял сразу. И расследование начал тоже сразу, а не тогда, когда понадобилось найти козла отпущения.
— И?.. — насторожился Дюссо.
— Убийство раскрыто. Я не хотел предавать огласке подробности дела, они бросают тень на действующее руководство Ордена. Но я могу и пересмотреть свои намерения. Выбор простой, месье Дюссо. Либо вы поддерживаете мои сомнительные претензии, либо объясняете собранию Региональных Координаторов, как стало возможным вот это.
Произнося последние слова, он извлек из ящика и выложил перед Дюссо папку с «Делом Валера», как он называл про себя эту коллекцию компромата.
Первый Трибун резким движением, выдававшим гнев и раздражение, придвинул папку и раскрыл ее. Взгляд его заскользил по страницам, и очень скоро гневный румянец стек с его лица, сменившись нездоровой бледностью. Лафонтен удовлетворенно кивнул про себя.
Дюссо дочитал последний лист и аккуратно свернул папку. Помолчал немного, потом тихо спросил:
— Кто следующий? Я?
Лафонтен покачал головой:
— Вы неверно оцениваете мои намерения, месье Дюссо. Я не занимаюсь сбором компромата на неугодных. Это ваш стиль, а не мой. Валера вынудил меня защищаться, за что и поплатился. А с вами ссориться у меня причин нет.
— Понимаю, — произнес Дюссо. — Ну что ж… Полагаю, мы с вами сработаемся.
— Я тоже на это надеюсь, — отозвался Лафонтен.
До его утверждения в правах Верховного Координатора оставалось шесть дней. До отставки Первого Трибуна Жака Дюссо — два с половиной месяца…
*
…Он вошел в приемную кабинета Гроссмейстера легко и буднично. Кивком ответил на приветствие секретаря, велел ей зайти через десять минут и, пройдя в кабинет, закрыл за собой дверь.
Остановился, оглядел кабинет. Свой кабинет.
Два окна, наполовину закрытые плотными портьерами. По стенам — панели в рост человека, из темного дерева с резным бордюром. Рабочий стол из того же дерева, шкаф с книжными полками и баром… В дальнем углу — пара кресел с журнальным столиком, тумба с телевизором и аппаратурой для прослушивания всего, от грампластинок начала столетия до записей современных шпионских диктофонов. Дверь, почти сливающаяся с панелями.
Лафонтен пересек кабинет, толкнул эту дверь. Личная комната, куда посетителям доступа не было. Решив заняться этой комнатой позже, он оставил на вешалке пальто и вернулся в кабинет.
О, он знал, какие слухи ходили вокруг его неожиданного воцарения здесь. Кто-то даже высказал предположение — если он захочет сменить обстановку в кабинете, значит, дело действительно нечисто. Глупость какая!
Впрочем, менять обстановку он не собирался. Она не менялась последние два месяца и хранила тень присутствия не Валера, а Альфреда Берка. Валера так и не успел сделать этот кабинет по-настоящему своим. Может быть, как раз из страха вызвать какие-нибудь суеверные подозрения.
Лафонтен пустых подозрений не боялся. Если кому-то нечем больше занять мысли — удачи им в благом начинании…