Наследница Ильи Муромца

— Я издалека. Как бы сказать-то: из другой Руси, другого мира. Библио… Книгознатица. Попала в это тело, теперь не знаю, как выбраться. Ну что, веришь?

— Чего ж не поверить? — Алтынбека ничто не могло поколебать. — Беглецы из Нави и у нас в становище появляются порой, только не успевают ничего сделать, и пропадают навечно. Кто заселиться в тело не смог — вечно призраком бродит. Так и тебя если в этом теле убьют, ты и там умрёшь, и здесь. А дух твой будет вечно скитаться… где тебя убьют, там и будет скитаться, в общем. С годами потеряешь человеческий облик, язык позабудешь, будет призрак только мычать, да как белое облачко носиться над землёю…

— Хватит запугивать девку! Не убьёт её никто, она сама кого хочешь в кисель превратит! — поддержала меня Яга.

— Ты чего не спишь, бабушка? — искренности моего голоса мог поверить только полный олух.

— Старость. Старым мало жизни на земле осталось, вот они и спят помалу, чтобы время остатнее зря не тратить.

Мы молча посидели, пока солнце не начало клониться к закату. Алтынбек пошёл откапывать мясо, а бабка — будить заспавшихся. Я сладко потянулась, и вдруг увидела, как загорелись слева два белых огонька. И ещё два. И сзади. И вообще вокруг.

— Шакалы! — наверное, идея вскочить с коровьей головы была не самой лучшей, потому что лошади наши рванули в разные стороны и, унося на поводьях куски коровьего черепа, разбежались кто куда. Шакалы благоразумно не погнались за ними. А зачем? Осталось столько сочного человечьего мясца. Да без огня, да без стали, да без острых жалящих стрел.

В сумерках видно было уже не так хорошо, но я насчитала штук сорок тощих, ободранных шакалов, которые угрожающе рычали, подвывали и клацали зубами. Алтынбек прикрывал Бабу Ягу, я сжала кулаки, готовая к битве насмерть, да Сэрв что-то колдовал, защищая Орон. А кийну? Где кийну?! А, вот и он, со своим фиговым листочком вместо набедренной повязки…

Мальчишка посмотрел на шакалов, на нас, снова на шакалов — и вдруг закрутился волчком, подпрыгивая в воздухе на глазах обращаясь в белого лиса. Никакого лопания кожи и болезненного вылезания суставов. Никаких мук — просто плавный переход, как на стереофотографии: повернёшь одной стороной — человек, повернёшь другой — лис. Можно делать это быстро, а можно — медленно, вот и вся разница. Лис отряхнулся от песка и, странно сгорбив спину, на прямых ногах пошёл к самому крупному шакалу. Они постояли так минут десять. Не происходило абсолютно ничего: ни единого звука, ни единого переступания с лапы на лапу, визга или стона. Ни-че-го. И тут шакал отвёл глаза вбок и припал на передние лапы, склонив голову. Стая возбуждённо затявкала. Один молодой самец было кинулся на лиса сбоку, клацая зубами, но тот вцепился ему в горло, мотнул головой, и бездыханный шакал упал на песок. Повторить никто не осмелился.

— Ну что, кто тут смелый ещё? — кийну вызывал стаю на бой, но боя не случилось. Жаль, что вместе с медвежьей шкурой я потеряла возможность понимать животных, но и так всё было понятно. Вот ползёт мелкий тощий шакал, пластаясь перед лисом. Наверняка бормочет:

— О великий, сжалься, мы не ели неделю, наши жёны и дети голодают! Позволь отведать человеческого мяса.

— Кто позволил открывать пасть?! — рыкнул кийну. А потом всё стало ещё более понятно: Баба Яга, знаток звериного наречия, что-то шепнула Алтынбеку. Тот насупился, но спорить не стал: принёс две бывшие штанины, доверху набитые мясом, и вывалил всё содержимое перед лисом.

— Можно, — разрешил кийну, и шакалы, согласно табели о рангах, подходили и брали по куску мяса. Самки — по два, им детёнышей кормить. Мелкому шакалу, попросившему о милости, кийну отдал большой кусок шеи — в награду. Шакал чуть не умер от счастья, и устроился рядом с кийну есть.

— Новый вожак у стаи появился, гляди ты, — прошептала мне Баба Яга. — Так и нас забудет…

Кийну как услышал. Подождал, пока шакалы наедятся, а это много времени не заняло: что там, полкоровы на сорок хищников? Пошептался с самыми молодыми и поджарыми, и те разбежались в разные стороны. Остальные просто растворились в ночи. К нам кийну подошёл уже в человеческом виде.

— Куда отправил блохастых? — невежливо поинтересовалась Орон. Кийну пожал плечами. Алтынбек скосил глаза на болтливую девчонку, но ответил:

— Если я хоть что-то понимаю в искусстве управлять войском, наш доблестный кийну, — тут его перекосило, будто лимон съел, — отправил гонцов собирать лошадей. Травка-то сама прибежит, а этих пустоголовых надо искать.

— Мою не надо, — оскорбилась Яга. — Поумней твоей Мокрицы будет.

Кийну тем временем, пренебрегая кровавыми пятнами на штанинах, разодрал их на две части и смастерил что-то вроде юбки, накидки на плечи и тюрбана: мальчишка, мелкий да тощий, ему хватило. Алтынбек не стерпел:

— В поход пойдём, кровь заскорузнет, и разрежет тебе кожу не хуже ножа.

Кийну моментально скинул тряпью и зарыл его в бархане. Так и остался практически голым, бедняга.

Тем временем начали возвращаться лошади: глаза навыкате, пена хлопьями. Шакалы загоняли их как умели — воем, заодно и напугали до полусмерти. В отдалении гордо гарцевали Травка и Бабка, или как там ягишнину лошадь зовут? Не помню. Память такая дырявая стала, как решето. Или сито. Чем там у нас сито от решета отличается? Вроде, первое с мелкими дырочками, а второе — как дно у корзинки… Неважно. Лошади пришли, шакалы ушли, мы — остались. И что теперь? Я, вроде главная, а куда идти?

— Куда идти? — спросила я вслух. Кто-то из спутников постучал меня по плечу и протянул руку в нужном направлении. Алтынбек, наверное. Я обернулась, чтобы поблагодарить, и нос к носу столкнулась с тем самым зомби, который передал для давно почившего князя пергамент. Ну как, «к носу»… Вместо носа у него была дыра в пол-лица. Ладно, обычная сопелка в две дырочки, череп классический, одна штука. Ух, как я уже устала с этими магическими штучками! Домой! Срочно домой!

Мертвец будто услышал, и ткнул пальцем в небо. Не, туда мне покамест рановато. Давайте сначала в Магриб, нам туда идти и идти, три дня. При этом желательно выжить. Воды у нас нет, молока нет, Орон страдает о пропавших дочурках, мясо пришлось отдать пустынным шакалам. Всё, мы — голодранцы. А нищему одеться — только подпоясаться. Поэтому я бодро скомандовала:

— Вперед! — и инвалидная команда имени Ильи Муромца, как я про себя называла весь наш обоз, поплелась в указанном направлении. Мертвец шёл медленно, но бодро, и мы использовали его как стрелку компаса. Песен не пели, опасаясь привлечь разбойников, которых, как сказал, Алтынбек, в пустыне не меньше, чем шакалов. И говорить не говорили, опасаясь привлечь мошенников, которых, как пояснил Сэрв, тоже довольно много. Шли, короче говоря, очень скучно. Я, например, устала не столько от пешей прогулки по песчаным барханам, хотя по ним тоже надо уметь ходить, сколько от мерно качающейся спины мертвеца, с наброшенным на ней алым плащом в крупную дырку.

— Ты бы плащик мальчику-то отдал, — я умею тонко намекать, когда надо. Мертвец не стал спорить: содрал плащ, бросил кийну. Тот в него закурался, очень довольный: и дырки пригодились — он просунул в них руки и ноги, и теперь походил на принца в изгнании, который сохранил мантию, но потерял корону. Теперь передо мной качалась спина мертвец без плаща, но в ту же дырку: кольчуга была порвана, и в ней мелькало серой сгнившее мясо. Или засохшее? Меня замутило, но поскольку воды я не пила давно, то тошнило насухую — даже сплюнуть было нечем.