Наследница огненных льдов

– Чёрным дедом вы называете медведя? – озвучил мою догадку Эспин.

И тут по чуму пронёсся поражённый вздох:

– Ты что, – полушёпотом попрекнул Эспина седовласый, – не называй его по имени, а то чёрный дед услышит и придёт сюда.

Теперь всё прояснилось. А ведь я уже что-то слышала про суеверия здешних островитян в отношении медведей. А теперь нам с Эспином удалось услышать несколько удивительных поверий из уст обитателей чума. Оказывается, если повстречаешь в лесу медведя, то нужно упасть перед ним ниц на колени и попросить пощады – тогда он точно не тронет. А ещё он не трогает спящих людей. И, самое невероятное, если медведю повстречается одинокая женщина, ей следует обнажить грудь, чтобы медведь устыдился и убежал обратно в лес.

Такие милые поверья, но улыбка вмиг пропадает с лица, стоит вновь услышать приглашение на охоту. Что-то я сильно сомневаюсь, что Эспин сможет помочь обитателям чума защитить их оленей. В Квадене Аксель Аструп говорил о медвежьей охоте так, будто только опытный охотник может на неё пойти. Кто-то вроде Мортена Вистинга. А за эти недели Эспин не потратил ни патрона – он вообще не стремился испытать свою охотничью удачу, видимо, из-за крайне скудного опыта. Но по глазам вижу, в своей несостоятельности он признаться постесняется. Придётся мне исправлять ситуацию.

– А кто же тогда убил того чёрного деда, чей череп висит на дереве в лесу? – спросила я. – Ведь кто-то из вас, да?

– А где ты видела тот череп? – тут же спросили меня с весьма испытующей интонацией.

Кажется, я сказала что-то лишнее. Теперь все – и взрослые, и дети – с любопытством взирали на меня в ожидании ответа. Пришлось его дать:

 – Так ведь в том лесу кругом кости на ветках. И ящики…

Договаривать не хотелось, да мне и де дали. Женщины тут же заохали и суетливо повскакивали со своих мест. Мужчины и мальчики покинули чум, а мы с Эспином продолжали сидеть за столом в полном одиночестве, но недолго. Нас быстро заставили подняться и вытолкали наружу, но вовсе не для того чтобы прогнать, а помочь.

Как оказалось, сами того не ведая, утром мы забрели на местное кладбище, а те самые ящики на деревьях были простыми гробами. Вот и разрешилась эта жуткая загадка – оказывается, своих покойников аборигены Медвежьего острова никогда не закапывали в землю. Да и попробуй разрой яму в условиях вечной мерзлоты.

– Ни одна кость не должна покоиться в земле, – на ходу объясняла нам хозяйка чума, – это большой грех и перед людьми, и перед зверьми. Всех надобно подвешивать в воздухе, чтобы души их парили, по земле не шагали и к людям не возвращались. А вы через кладбище прошли и к нам забрели. Может, какой дух там к вам прицепился. Надо бы к шаманке идти, чтобы она покамлала и изгнала духа.

И снова духи. Ну что ж, шаманка так шаманка. Тем более что у меня есть к ней давно волнующий меня вопрос.

Глава 48

Мы попали во второй чум, тот самый, где ранее Эспин не смог найти вход. А их там было аж четыре – по числу семей, проживающих внутри. Столпотворение в чуме было нешуточным. Старики, зрелые люди, молодые, дети – все сновали туда-сюда. Выходит, дети сульмарскую школу не посещают, как не посещали её никогда и их родители. Теперь понятно, откуда все эти суеверия о медведях, пехличах и шаманах – это племя живёт настолько обособленно и самобытно, что с кедрачёвцами их не сравнить. Хотя, вон, возле дальней циновки стоит керосиновая лампа – значит, какие-то контакты с цивилизацией у этих людей происходят. Наверное, в сульмарском магазине. А расплачиваются они беличьими шкурками. Вон они, висят на шестах, что воткнуты между прутьями каркаса.

Когда нас усадили неподалёку от очага, я увидела сухонькую старушку в цветастом наряде из множества ленточек и не менее цветастого фартука, поверх которого висела круглая медная пластина. На её лице запечатлелись причудливые татуировки: полоса вдоль переносицы, кресты над бровями, дуга на подбородке. Все эти чёрные рисунки исказились глубокими морщинами. Сама старушка еле двигалась, но молодая девушка с такими же незамысловатыми татуировками на висках и щеках поставила для неё табуретку прямо напротив нас. Усадив старушку, она подала ей кожаный бубен и обшитую мехом колотушку. И началось действо.

Все обитатели чума расселись вдоль стены и внимательно наблюдали за происходящим, а старушка, начала бить в бубен и протяжно, на одной ноте что-то нечленораздельно запевать. Мерный стук, бряцанье колокольчиков, привязанных к ободу бубна, заунывная песня без слов – от этой монотонности меня начало клонить в сон. Чтобы хоть как-то сосредоточиться, я начала разглядывать атрибутику старой шаманки. Необычный у неё бубен, в форме яйца, а на натянутой коже чёрной и красно-коричневой краской начертаны стилизованные рисунки. Солнце, звёзды, олени, лодки, сани, деревья, горы, безголовые люди – что бы это могло значить?

Звук бубна и пение постепенно становилось всё громче и громче. Все присутствующие затаили дыхание, будто чего-то ждали. И тут из горла шаманки полились совсем уж странные звуки. Пение сменилось карканьем, а потом и вовсе звериным рыком. Глаза старушки были прикрыта, а сама она покачивалась в такт бубну, пока не завалилась на бок. Я испугалась, что ей сделалось плохо, и уже хотела вскочить с места, но татуированная девушка опередила меня. Она подхватила старушку на лету и помогла ей лечь на циновку. Кажется, с шаманкой всё было в порядке, просто она крепко спала, даже похрапывала. Неожиданный поворот.

Мне казалось, на этом ритуал камлания можно завершить, и пора бы уже расходиться, но все вокруг продолжали чего-то ждать. Наверное, прошло не менее получаса, прежде чем старушка проснулась, присела, тряхнула головой и поведала скрипучим голосом:

– Дух росомахи пришёл вместе с чужаками.

Все так и ахнули. Только мы с Эспином озадаченно переглянулись.

– Росомаха рассказала мне, – продолжала шаманка, – как много лет назад охотилась на оленей в этих местах. Она выдирала зубами из кочек ягель, а потом залезала на дерево и ждала, когда в леске покажется олень. Только он появлялся, росомаха бросала на землю ягель и подманивала оленя подойти ближе. А как только он подходил, росомаха кидалась на него с ветки и драла зубами и когтями. Очень умная была росомаха, пока Ахтотым не поставил на неё петлю, а Кастикав не застрелил её.

И тут все присутствующие уставились на двух мужчин в летах с подозрительно одинаковыми мясистыми носами, будто они родные братья.

– Росомаха гневается на нас? – обескуражено спросил один.

– Но ведь это случилось, когда мы совсем молодыми были, – поддержал его второй. – Да и сама она виновата, что в тот год трёх олешков загрызла. Мы ведь правила не забыли, голову её и кости на том самом дереве оставили, как и положено.

– Росомаха не станет держать зла, – заверила их шаманка. – Она прилетела вслед за чужаками, чтобы сказать нам, что чёрный дед сегодня явится сюда.

И снова сдавленные вздохи удивления и, кажется, страха.

– А ещё она сказала, что чёрный дед обидел её, поцарапал дерево, где висел её череп, свалил на землю её кости, и теперь росомаха недовольна. Она летела за чужаком с ружьём, чтобы прийти к нему во сне и сказать, чтобы он убил старого деда. Только так чужак будет прощён за то, что потревожил дух росомахи в лесу. И чёрный дед должен быть убит, чтобы олени и люди больше не страдали от его прожорливости.

С каким же воодушевлением все восприняли слова шаманки. Кроме нас с Эспином, конечно же. Я уже начала подозревать, что все эти камлания и рассказы о якобы общении с духом росомахи не более чем уловка, чтобы заставить Эспина пойти на охоту. Надо же, а ведь вначале я всерьёз поверила в могущество шаманки, даже собиралась спросить её о Хозяине моря и о том, стоит ли мне снова испытывать судьбу и переправляться с острова на остров в байдаре. Но после такого хитрого рассказа о духе росомахи и якобы обидевшем её медведе мне вмиг расхотелось откровенничать с ушлой старушкой. Как бы и для меня она ни придумала какое-нибудь испытание, чреватое неприятностями.