Наследник 2

Прицелившись в здоровяка с копьем, я тут же выстрелил, и он, схватившись за живот, замер, а я, не тратя времени, сунул пистоль в кобуру и выхватил новый.

Пришпорил Черныша, чтобы дым от порохового выстрела мне не загораживал обзор. На этот раз я прицелился в мужика в тегиляе, который указывал рукой на меня, при этом отдавал приказы остальным.

Бах — нажал я на спусковой крючок, по ушам хлопнул новый выстрел, и мужик тут же рухнул с окровавленным лицом. Черныш не выдержал такого надругательства и, заржав, поднялся на дыбы, это-то меня и спасло.

В лесу, оказалось, были еще и лучники, и у меня прямо перед лицом пролетела стрела. Мне даже показалось, что я успел оперение рассмотреть, беленькое такое.

К этому моменту я оставался единственным на коне и представлял собой отличную цель. Успокоив Черныша, я тут же спрыгнул на землю, а вокруг уже шла рубка.

Елисей схлестнулся с двумя и неплохо отбивался, не прошли тренировки зря. Да и бронька с наручами и шлемом делали свое дело.

Отбросив разряженный пистоль, я выхватил новый, сделал два быстрых шага вправо, дабы Елисей не загораживал мне обзор, спокойно прицелился и выстрелил.

— А-а, — тут же по ушам стеганул крик, полный боли, и враг схватился за грудь. Второй на мгновение отвлекся, повернув голову в сторону своего соратника. Елисей тут же этим воспользовался. Шаг вперед, и он обрушил рубящий удар в голову, а противник упал к его ногам.

Вокруг раздавались крики и ругань, что били по нервам, заставляя быстрей колотиться сердце и бежать кровь в венах.

У меня в руках уже был новый пистоль, и я шарил взглядом в поисках новой цели. Среди леса мелькнул силуэт лучника, который вышел на опушку, чтобы удобней было стрелять.

Бух — стеганул выстрел, и моя рука дернулась от отдачи, а перед лицом все заволокло пороховым дымом. Шаг в сторону, и я увидел, как лучник, схватившись за дерево, пытается устоять, глядя на свой живот, на котором расползается кровавое пятно.

«Хоть сейчас в олимпийскую сборную по стрельбе», — довольно подумал я.

— Благодарствую, княже, — мигом рядом оказался Елисей. — Тяжко против двух-то, — усмехнулся он.

Я только кивнул и, спрятав пистоль за пояс, вытянул из ножен саблю.

— Андрей, ты чего удумал? — раздался сзади голос Олега.

— Биться, — рыкнул я.

— Охолони, родич, есть кому биться. Ты же поберегись. Да и броньки у тебя нет.

Мне же оставалось только скрипнуть зубами, так как Олег был прав, а вот эмоции во мне бурлили, и требовалось их выплеснуть.

Ведь бьются и умирают мои люди, а мне стоять в стороне.

— Ррры-ы, — вырвался из меня рык. Я даже упоминать не стал, как меня дед с Олегом и Елисеем отговорили надевать кольчужку. Я же ехал к себе в землю, так зачем же надевать броню будто на войну? Опасаюсь без брони появляться в своих землях? Неправильно бы это восприняли, ибо я князь Старицкий. Я Рюрикович.

Мне тогда даже анекдот вспомнился, почему генералы не бегают. В мирное время это вызывает смех, а в военное панику, примерно такая же аналогия.

— А вы чего застыли?! — Не полезу я с саблей. — Постреляю! — то ли рыкнул, то ли взвыл я.

— То добре, — кивнул Олег и тут же понесся к одной из схваток, а следом и Елисей.

Я же оглянулся, схватки происходили везде, и, судя по всему, наши одолевали противника. За счет слаженности и одоспешенности. Да и московские жильцы во главе с Агапкой давали прикурить врагам.

Отроков нигде не было видно, а это самое слабое звено. И не хотелось, чтобы они полезли геройствовать и их поубивали.

Присмотревшись к одной из телег, возле которой бился Карась, я увидел, что из-под телеги торчит десяток сабель. Видать, Карась их туда загнал, чтобы не мешались и не убились.

«Правильно, надо похвалить его и наградить, коли живы будем» — промелькнула у меня мысль.

Дабы не стоять пнем посредине дороги, я тут же, достав пистоль, начал его заряжать и поглядывать по сторонам.

Я успел три раза перезарядиться и выстрелить, как бой уже закончился.

Тут же появился дед, который придирчиво оглядел меня и с облегчением выдохнул.

У Прохора был немного помят шлем, сабля в крови, а на броне появилась пара царапин.

— Ух, вот и все, — довольно прогудел дед.

— Все, да не все, дедушка! Поспрошать их еще надобно, кто такие, — зло буркнул я.

— Так казачки, походу, — хмыкнул дед.

— Вот и узнаем точно, — кивнул я и, заметив, как несколько человек принялись добивать раненых, заорал во все горло:

— А ну прекратить! Живыми брать, знать я хочу, кто на меня напал и почему?

Тут же завертелась суета, я отправил дед проверить, все ли живы и здоровы. Василию и Олегу поручил всех оставшихся врагов связать и оттащить в сторонку. Агапка десяток бойцов отправил в лес, ведь там оставался еще один лучник. Да и место, где они хоронились, найти, не пустые же они пришли и не по воздуху.

На обочине складывали наших убитых. Девять убитых с нашей стороны. Небольшие потери после такого боя. Да и напали на нас внезапно. Вот только, вглядываясь в лица убитых, я чувствовал, как кулаки сами сжимаются, а зубы скрипят. Четверо были из московских жильцов, пятеро моих, среди которых один еще совсем мальчишка, лет одиннадцати. Его мертвые глаза смотрели прямо в небо, а шея изогнулась под неправильным углом. Звали его Вторак, он погиб в самом начале нападения, не справившись с конем.

— Ублюдки! Твари! Уроды! — прошептал я себе под нос и, в три шага оказавшись рядом, прикрыл Втораку глаза, а после и всем остальным.

Раненых было куда больше, почти пятнадцать человек, в основном по мелочи. И трое тяжелых, двое из которых мои люди, ими уже занимались под приглядом деда.

«Надо будет телегу разгружать и их в Москву отправлять, надеюсь, выживут», — промелькнула у меня мысль.

Нападавших осталось в живых восемнадцать человек, с разной степенью целости. Пятеро из которых явно не доживут до рассвета.

Народ же вовсю начал обирать трупы врагов, все ценное в одну сторону. А сами трупы в лесок.

— Агап, дедуль, — окликнул я, и, когда они посмотрели в мою сторону, кивнул на пленных. — Пойдем, поспрошаем.

— Иду, — откликнулся дед. Агап же молча направился в сторону пленных.

Подошли к ним, на мне тут же скрестились их взгляды, полные злобы, ненависти и разочарования.

— Ну что, соколы дивные, долетались, — оскалился я. Меня самого переполняла злоба, но я себя сдерживал.