Наследник 2

Странное нападение, на разбойников не похожи. Коли пришли по мою душу, отряд должен был быть явно посильней, а это так, импровизация, детский хор «Ромашка».

— Предатель, — тут же проскрипел один из них и сплюнул мне под ноги кровавым сгустком.

— Да я тебя, — тут же прорычал дед и, шагнув вперед, с ноги в голову зарядил плюнувшему.

— Погодь, дедушка, — тут же произнес я.

Плюнувший же, видимо, словил нокаут и тупо пялился в небо, хватая ртом воздух.

«Хоть не убил, и то радует. Все-таки попасть под дедов удар такое себе удовольствие», — покосился я на Прохора.

— В разбойный приказ бы их отвезти, — едва разлепив губы, произнес Агапка.

— Передадим, а пока и сами поспрошаем, — покосился на сотника дед.

В этот момент к нам подошел Елисей, Василий и дядя Олег.

— Почему это я предатель? — спросил я, обращаясь к пленным.

— А как же иначе? — откликнулся один из связанных. Заросший по самые брови, так что одни глаза были видны. — Предатель и есть, что истинную веру предал и продался схизматикам. Царя решил убить, пес. Так не бывать этому!

— Вот те раз, — вырвалось из меня. Я же ошалело смотрел на говорившего, да и у остальных взгляды были не лучше.

— Ты чего болтаешь, дрянь? — тут же вскипел вновь дед.

Ведь далеко не простые слова произнес пленный.

— С дуба рухнул али как? Может, тебя, когда из матушки вытаскивали, пьяная повитуха о камни с десяток раз уронила, а после ты по морозцу без шапки ходил. Али ты просто юродивый и с головой не дружишь? Да чтобы я, православный князь, веру родную продал? Я русский князь! Я Старицкий, по крови Рюрикович! Да чтобы я продался схизматикам проклятущим? Ты что такое несешь, пес? — начал я шипеть словно змея.

Обидно было до глубины души. Я кручусь, думаю как землю спасти от разорения. Смуту предотвратить, а мне тут такое.

— Истину говорю, православные, хватайте его да на правеж к царю-батюшке. Там-то и узнаем всю правду. И наградит нас царь за службу верную.

— Ты совсем полоумный? — тут уже влез Василий. — Это же князь Старицкий Андрей Володимирович. Первый боярин и родич царский.

— Предатель он, сам царствовать возжелал, — тут же оскалился другой пленный. — Но мы-то все знаем. Все нам ведомо.

Я же покосился назад, люди начали оглядываться на нас.

— Так, этих в лес, поговорим с ними с глазу на глаз. Надо выяснить, откель такие наветы, — и глянул на связанных. — Коли бы я к ляхам отправился, то ехал бы в Смоленск, и это другая дорога!

— Щас пяточки им прижгем, все нам расскажут, — кровожадно осклабился дед.

Даже по мне пробежал табун мурашек, а к деду я привык за прошедшее время.

Рядом стоящие Агапка и Елисей вздрогнули, а на пленных было страшно смотреть, мне показалось, что они все враз стали белыми, даже те, кто на последнем издыхании.

За пару минут перетащили всех в лес и чуть подальше запалили костер.

Как выяснилось, дед оказался прав, это были казачки с Черкесс, не реестровые, а голытьба, что сбилась в ватагу и, прознав о Дмитрии Иоановиче, тут же поспешила к нему. С тех пор они и обретались в Москве.

Меня же поистине считали предателем православной веры. Откуда-то их атаман Юшка Кривой прознал, что я решил сбежать к ляхам, и вознамерился сместить царя. По крайней мере, он им так рассказал, вот и решили они меня сгубить или поймать и к царю. Который их бы щедро наградил, по их мнению.

Я же думал о другом, Юшка наверняка прознал о серебре, вот и решил попробовать меня ограбить, а этим олухам царя небесного наплел с три короба. Хотя они, как мне показались, были людьми, битыми жизнью, а тут в такое поверили.

«Так, стоп, народ же поверил в Дмитрия Иоанновича, и многие перешли на его сторону. Кто из корысти, а кто-то действительно верил. Вот и здесь могло быть так», — мелькнула у меня мысль.

— Сколько там осталось? — спросил Агапка.

— Троих поспрошать осталось, — ответил Елисей.

— Этого уносите, — пнул дед страдальца, и тут же Олег с Елисеем подхватили казачка и уволокли в сторону к уже допрошенным.

Самого Юшку допросить увы было не возможно, погиб во время боя. Как выяснилось, я его самолично пристрелил, это был тот самый крикливый в тигиляе. Да и в их лагерь отправили народ, который был недалеко, а там с десяток коней.

Казачки успели за то время, что были в Москве, пропить и проесть не только заработанное, но и почти все свои самопалы.

Спустя две минуты Олег с Елисеем притащили и бросили возле костра нового казачка. Их даже сильно не пытали, так, пара тумаков — и они сами все рассказывали. Обвиняя меня в предательстве и твердя, что меня надо к царю тащить.

В этот раз это был крепкий мужик лет сорока. С рыжей бородой и курчавыми волосами.

Когда его швырнули на землю, он тут же сел и, глянув на меня, произнес:

— Прав ты, князь. Коли к ляхам бы ты подался — то на Смоленск пошел бы, или на Псков. А там и проскользнул к ним. Соврал, видать, Юшка. Пес плешивый, — оскалился казачок. Я видел, как он с двумя разговаривал перед тем как о тебе нам рассказал. Один вроде лях был, а другой явно татарских кровей. Оба в богатых одеждах. Хотя я Юшку пару раз уже видел, со вторым.

— Ляхом, что ли? — хмыкнул дед.

— Э не-е, с копченым. Я его и в лагере царя Дмитрия видывал, да близко к царю. Не в самых первых, но близенько.

— От оно как, — улыбнулся я. — Сказывай давай дальше.

— О чем они с Юшкой уж говорили, я не ведаю. Видел только, ему несколько кошелей передали, да не пустых. Может, плата то была, чтобы тебя, князь, со свету сжить. Может, чтобы еще людей нанять. Уж больно много вас вышло. Юшка, видать, денег-то пожалел, вот и…

Я переглянулся с дедом, который был хмур.

— Как выглядели этот копченый и лях? — присев на корточки возле казачка, спросил Олег.

— Как и весь народ, что из тех ворот, — хохотнул казачок.

— Ты говори давай, а не шутки шути. Ведь и я могу шуткануть, — и дед тут же ему под нос сунул кулак.

— Богатые одежды, все в шитье серебряном. Не простые и не бедные люди. Копченный смуглый не много, волос темен. Сам невысокого росту, но крепкий. У него, кажись, на указательном пальце еще золотое колечко было, и он все время его крутил. Лях, который высокого роста, уже не молод, но и далеко на стар. Усики такие тонкие и бородка, словно у козла. На правую ногу припадал, а когда долго стоял, кривиться начинал, — тут же как на духу выдал казак.