Наследник для дикаря

А руки уже жадно обхватывают ее грудь. Сдавливаю пальцами сосок, превратившийся в заостренный камушек.

Твою мать.

Как пацан, жадно дышать начинаю.

Нажраться ее, напиться не могу. Член стоит колом. И причем давно. Еще с того самого момента, как переступил порог собственного дома, успев представить себе ее спящей. Ждущей меня. В моей постели!

Хоть, может, и не ждет, – пронеслось в голове.

И с каких-то херов вдруг это так важно для меня стало.

Так важно, что даже замялся на пороге, на нее любуясь.

А если не ждет?

Просто, как и другие, выбрала себе богатого и влиятельного покровителя? И, по сути, только терпит свою отработку со мной в постели?

Хрень какая же в голову полезла!

Какая мне разница? Это сделка. Не хуже остальных. Нормальная, обыкновенная сделка. Так и должно быть.

Но вот как-то все с ней не так. С самого начала.

И я, как одержимый, жду каждого ее отклика. Пьянею, сходя с ума, ловя ее тихие стоны, переходящие в крик. И каждую новую вибрацию ее тела, каждый новый спазм!

Какая она настоящая. Как сладко кончает!

Даже ртом мне наслаждение доставляла тогда совершенно искренне! Не по отработке.

И черт. Твою мать!

Понимаю. Не сделку хочу. Вот именно с ней. Не отработку! А по-настоящему!

Впервые за много лет вдруг прорвало.

Ее хочу. Всю. Полностью. На максимум. И без остатка!

Да только разве так бывает?

– Ты послушной должна быть, Алмаз. Покорной. Я что? Много от тебя требую?

Веду пальцами по ее животу. Чувствую, как напрягаются внизу мышцы.

И самого током бьет. Лупит. Лупашит. Жилка на виске так бешено биться начинает. Аж пелена перед глазами.

– Будь хорошей девочкой. Раздвинь ножки.

Не слушается. Замерла. Не дышит даже, кажется.

Ничего. Эту хрень я быстро исправлю!

– Ну?

Провожу жадными пальцами по ее складочкам. Нажимаю на сжавшийся в дернувшийся комочек клитор. На остальные точки.

Она такая чувствительная, моя девочка. Мой Алмаз. Сразу откликается. А я умею нажать, куда нужно. Знаю, как из этого инструмента самые сладкие ноты вытащить!

Но… Что за черт!

– Сухая.

Выдыхаю, вытаскивая из нее пальцы.

Опускаю ладонь на ягодицу, жадно сжимая. Кажется, оставлю отметины. Но, что за черт!

Где моя податливая малышка, которая так жарко откликалась на каждое прикосновение?

– Лиля?

Обхватываю за плечо. Снова заставляю посмотреть мне в глаза.

Это что еще за хрень?! Там что? Слезы? С каких херов у моей малышки глаза на мокром месте, мммм?

– Кто обидел? Случилось что-то? Какого черта ты молчишь?

Твою мать. У меня слов не хватает. Слов и терпения!

– Я не могу так , Марат. Понимаешь? Не могу!

И опять эта влага чертова в глазах!

Еще и губы снова прикусывает. Руки заламывает.

Сколько я в жизни слез бабских повидал? Не счесть! Если все вместе собрать, не одно ведро получится. С верхом! Они те еще актрисы! Любят пустить волну!

Но с ней. Черт! С ней впервые меня это трогает! По-настоящему задевает.

– Да что с тобой?

Подхватываю пальцами подбородок, заставляя поднять ко мне лицо.

– Ты ранен, – всхлипывает. – И сильно. Это может быть серьезно! Как я могу наслаждаться и отдаваться тебе, если ни о чем другом не могу думать! Как ты не понимаешь!

– Хм. Наслаждаться, значит?

Нависаю над ее лицом.

Пожираю каждое движение. И этот лихорадочный блеск, вспыхнувший в глазах. И то, как малышка тут же впадает в краску.

Наслаждение она получает.

Твою мать! Мне это слово ее, как бальзам на раны! Лучше всякого бинта и швов! Охренеть. Реально. Сам себя не узнаю. Губы сами по себе расползаются в довольную сытую улыбку. Плотоядную улыбку. Потому что после этих слов я еще сильнее хочу тебя сожрать. Малышка!

– Пожалуйста, Марат. Я тебя прошу. Позволь мне осмотреть и промыть хотя бы твою рану.

– Это что?

Гремлю голосом, а сам волосы ее пальцами перебираю.

– Что ты себе придумала, женщина, а? Наслаждаться, во-первых, здесь я один должен. А твое дело какое? Правильно. Слушаться меня и ублажать. Все. А ты что придумала? Спорить со мной? Решения какие-то принимать? Или условия ставить? Что-то ты быстро страх потеряла. Что? Совсем не боишься уже меня? Думаешь, пара ночей, и я уже в воск превратился? Спущу, что мне перечат? Растеряла страх? Забыла, как шарахалась от одного моего взгляда? Так ничего не изменилось.

– Боюсь, – и снова губу прикусывает. Отводит глаза. Нервы мне, чертовка, совсем режет!.

– Боюсь тебя, Марат, – черт, вот же. Серпом по яйцам!

Боится она, значит. Ладно. Я так ее затрахаю, что бояться у нее сил не останется!

– Но за тебя боюсь еще сильнее. Это же не каприз. Это серьезно.

– Что? Думаешь, я скопычусь и больше камушков тебе никто не подарит, мммм? Не волнуйся за это, Алмаз. Я мужик крепкий. И не такое проходил. А тут вообще. Царапина.

– Не нужны мне твои камни!

Нет. Ну надо же!

Что за девчонка?!

Она еще и голос в моем присутствии повышает!

Мало того!

Дергает руками к шее. Мой. Мой подарок с себя сбрасывает!

Это…. Это уже совсем. За гранью!

– Вот. Забирай. Забирай все и ничего мне больше никогда не дари. Только пожалуйста. Я прошу тебя. Позволь не осмотреть и промыть твою рану. И обещай, что вызовешь врача, если она глубокая. Пожалуйста. Марат! Прошу тебя.

– Хрен с тобой, – рычу сквозь сжатые зубы.

Она вообще хотя бы понимает? Сколько косяков в пару секунд наворотила?

– Пошли в ванную.

И не потому, что я размяк. Ни хрена.

Просто ну как мне с ней вот с такой сейчас сексом заниматься?

Она ж такая напряженная, что хуже бревна. А на кой черт мне нужно бревно в постели, а?

– Марат!

Сдергиваю с себя рубашку.

Черт.

Крови и правда слишком много. Брызгает даже на лицо малышке.

Она всплескивает руками. Даже закрывает ладошками лицо.